Эстетическое богатство творчества М. А. Шолохова (Л. Якименко)

Уже после опубликования первых двух томов "Тихого Дона" к Шолохову пришла мировая известность. С того времени книги его выдержали многочисленные издания, о творчестве его пишут критические статьи, монографии. М. А. Шолохову присуждена Нобелевская премия в 1965 году.

Но известность писателя еще не определяет его значения в духовной жизни человечества, в развитии культуры и искусства, сколь бы она широкой ни была.

Когда мы говорим о мировом значении писателя, то, очевидно, понимаем при этом тот вклад, который он внес в развитие литературы и искусства.

За последние годы предприняты определенные усилия для того, чтобы осмыслить вклад М. А. Шолохова в развитие мировой литературы. Наметились разные подходы. Одни пытались определить мировое значение творчества Шолохова, приводя многочисленные отклики о его произведениях, данные о тиражах его книг и т. д. Другой путь, был связан с попытками установления тех особого рода отношений, которые складываются между творческой практикой широко известных писателей, сопоставленных по принципу значимости их в литературном движении XX века. Ставились темы: "Шолохов и Фолкнер", "Шолохов и Хемингуэй"...

Такого рода исследования полезны, в них было стремление сопоставить и сравнить, чтобы отчетливее выступило значение и своеобразие каждого писателя в отдельности.

Интересный материал дают исследования, проведенные во многих странах социалистического содружества, те работы, в которых было показано "бытование" произведений Шолохова в социалистических странах, влияние его творчества на развитие отдельных литератур, на формирование эстетических представлений самых широких читательских кругов.

В работах З. Бараньского (Польша), М. Бабовича, В. Вулетича, В. Филиповича, Б. Касановича (Югославия), М. Заградки (Чехословакия), Хр. Дудевского, Й. Цонева, С. Русакиева (Болгария), Хельги Конрад, Г. Дудека, В. Байца (ГДР) и ряда других были затронуты многие важные проблемы современного прочтения произведений М. А. Шолохова.

Вряд ли можно согласиться с попытками определить "модерность" Шолохова, сопоставляя и находя якобы сходные мотивы в его творчестве и в произведениях таких писателей, как Кафка, Марсель Пруст и Джойс. Общее видят в концепции человека, в понимании человеческого бытия как извечной трагедии, присущей всем временам и всем общественным формациям.

Так, чехословацкий исследователь И. Франек в своей работе "О поэтике М. А. Шолохова", анализируя финалы произведений Шолохова, приходит к выводу о пессимизме, которым якобы проникнуто творчество Шолохова. По мнению И. Франека, Шолохов пришел к пониманию невозможности утвердить добро и справедливость в окружающем мире.

И. Франек сравнивает первую и вторую книги "Поднятой целины" и утверждает, что финалу романа свойственна та же "меланхолическая скорбь, которая окутывает словно бы серым покрывалом всю вторую часть, пессимистический вариант прежде оптимистически-трагедийного содержания творчества Шолохова"^*.

^* (См. "Michail Scholochow. Work und Wirkung", Leipzig, Karl-Marx-Universitet, 1966, S. 50.)

Идея всеобщности трагизма проявляется и в работах некоторых исследователей творчества Шолохова из других социалистических стран.

М. Бабович - автор ряда работ о творчестве Шолохова - считает, что оптимизм в "Тихом Доне" присутствует лишь как сознание далекой исторической цели. "Оптимизм в романе бесспорно присутствует, но он исходит единственно из победы великой революции. И то лишь в конечном счете, в будущем"^*.

^* (М. Бабович. "Тихи Дон" - роман-трагедjа. - "Ставранье", Часопис. Титоград. "За книжевност и културу", 1966, с. 205.)

Подобного рода концепции проявляются в той или иной форме и в некоторых работах советских исследователей творчества М. А. Шолохова. Не учитывается при этом историческое своеобразие тех событий, которые определили неповторимый облик социалистического строительства в нашей стране.

Конфликты, рожденные революционной борьбой советского народа, не могут быть прямо сопоставлены с теми конфликтами, которые определяют во многом бытие человека в капиталистическом обществе. Шолохов открывал новый мир, в котором были и трагедии, и страдания, и преодоления, но этот мир возникал и жил по новым законам, он рождал принципиально иные отношения между людьми. Сила Шолохова как раз и заключалась в том, что он смог увидеть новизну этого мира в его озарениях, в его надеждах, в его осуществлениях.

Попытки определить новаторство Шолохова на основе понимания им извечных проблем человеческого бытия - жизни, смерти, человечности, справедливости, совести - могут привести к плодотворному результату только в том случае, если будет верно найдено то новое, что вносил Шолохов в сокровищницу мирового искусства.

Шолохов открыл нам мир революции, мир социалистического строительства, и только благодаря этому глубокому прочтению "книги жизни" он по-новому открыл нам человека в его дерзаниях, осуществлениях, в его победах и поражениях.

Эпос Шолохова грандиозен потому, что открывает нам человека и время в поразительном богатстве жизненных связей и уподоблений.

Любовь к труду, нетленная красота материнского чувства, женская страсть и верность в любви, отцовская гордость, извечное человеческое стремление к счастью, радость и страдание - вся полнота и разнообразие человеческих чувств, которыми живут герои Шолохова; вместе с тем жгучие вопросы огромной общественной значимости: о характере связей отдельной человеческой личности с историческими судьбами народа, об исторической необходимости и свободе выбора, об исторических обстоятельствах, определяющих трагические конфликты, драматические исходы, - все это - в своей органической слитности и единстве - и придает эпосу Шолохова тот всеобъемлющий характер, который выделяет его в искусстве XX века.

Шолохов - один из тех писателей XX века, который осознанно стремится к осуществлению определенных творческих целей. Если Марсель Пруст попытался сначала изучить законы творчества, чтобы не творить бессознательно, то Шолохов с самых первых своих шагов в искусстве отчетливо сформулировал для себя цель творчества. Его концепция искусства противостоит декадентским теориям, которые пытаются утвердить главное значение индивидуальности как таковой.

Клим Самгин, герой эпопеи Горького "Жизнь Клима Самгина", стремясь уйти от непримиримых классовых противоречий, утверждал в канун русской революции: "Социальные вопросы ничтожны рядом с трагедией индивидуального бытия".

Эти слова довольно точно выражают подход многих писателей-декадентов к изображению жизни. Человек изымается из конкретной исторической среды, он - в себе, в своих чувствах и переживаниях, в катастрофической неустойчивости своего "я" пытается найти объяснение судеб мира.

Для Шолохова искусство - могучий инструмент познания действительности и человека. Для него искусство сознательно по своим целям. Он видит силу искусства в неразрывной связи с народными судьбами и стремлениями. Многократно в своих выступлениях он говорил о служении интересам народа. На пресс-конференции для зарубежных журналистов, состоявшейся в Ростове-на-Дону в 1966 году, Шолохов так ответил на вопрос об ответственности писателя перед обществом: "Писатель должен способствовать торжеству благородных принципов в общественной жизни". Его тут же спросили: "Перед кем больше ответствен писатель - перед искусством или обществом?" Шолохов сказал: "Перед обществом. Искусство тоже служит обществу"^*.

^* ("Литературная газета", 1966, 7 июня.)

Понимание высокой роли и назначения искусства было душой русского реализма. Недаром Лев Толстой так упорно и так настойчиво говорил о "нравственном отношении" к предмету повествования как о важнейшем условии художественности. Для русской литературы не существовало эстетики вне этики.

Речь Шолохова во время вручения Нобелевской премии проникнута единой всеобъемлющей идеей об искусстве, ответственном перед человеком и его будущим.

"Говорить с читателем честно, говорить людям правду - подчас суровую, но всегда мужественную, укреплять в человеческих сердцах веру в будущее, свою силу, способную построить это будущее, быть борном за мир во всем мире и воспитывать своим словом таких борцов повсюду, куда это слово доходит. Объединять людей в их естественном и благородном стремлении к прогрессу. Искусство обладает могучей силой воздействия на ум и сердце человека. Думаю, что художником имеет право называться тот, кто направляет эту силу на созидание прекрасного в душах людей, на благо человечества".

Такое представление о роли и назначении искусства определяет во многом и взгляд Шолохова на человека и окружающий его мир. Новаторство Шолохова не в том, что он, как утверждают некоторые исследователи, якобы невозможен после таких явлений русской литературы, как Толстой, Чехов, Горький, а в том, что он продолжал их принципы - принципы реалистического исследования жизни. "Суровый" реализм Шолохова есть продолжение и развитие высоких достижений русского и мирового искусства.

В то же время творчество Шолохова не может быть понято вне связи с творчеством народа. Я не хотел бы здесь применять слово "фольклор" или "устное народнопоэтическое творчество", потому что связь Шолохова с народным поэтическим сознанием носит более глубокий и последовательный характер. Возникает проблема художественного мышления писателя, причем эта проблема носит глобальный характер. Поставленная в широком контексте развития мирового искусства проблема художественного мышления может помочь нам уловить некоторые существенные закономерности развития искусства.

Своеобразие Шолохова-художника в том, что он не только продолжал, развивал, обогащал традиции реалистического искусства, но и в том, что он дал новую силу этому искусству, зачерпнув так щедро, так богато, так плодотворно из истоков народного, первозданно-поэтического. В его творчестве народ - не объект познания; он сам внутри этого народа, он с ним, он живет его нуждами, его горем, его радостями и его борьбой.

Толстому надо было "войти" в мир русского крестьянина. Художественный опыт Шолохова исходит из опыта, представлений человека-труженика. Эта новая исходная точка наблюдения и познания определила многое в содержании и характере эпоса Шолохова.

Шолохов черпает свою силу в реальности, понятой в ее историческом существовании, в ее движении, в ее повседневности. Вещный, предметный мир окружает его героев - мир повседневности, мир жизни и мир поэзии. Огромная жизненная сила произведений Шолохова как раз и проистекает из этого чувства нерасторжимой связи с человеком, с землей, с жизнью. И поэтому такими бездоказательными выглядят попытки истолковать концепцию "жизни" и "смерти" в творчестве Шолохова в "ключе", близком к декадентским концепциям человека.

Жизнь в эпосе Шолохова могуча и неостановима. Она не вне человека, она в самом человеке. Люди гибнут, утверждая бесконечность, величие и трагедийную красоту бытия. Эпос Шолохова восстанавливает исконные, начальные связи между искусством и жизнью, между искусством и бытием. Эпос древних возникал как непосредственное выражение осознанного бытия. Шолохов эпичен в силу того, что историческое бытие и человек в его произведениях - проявление единого вечнотворящего потока жизни.

Человек в его произведениях не страдалец, не жертва. Григорий Мелехов - героическая личность, правдоискатель, человек, наделенный поразительной жизненной силой. Он мечется, ошибается, теряет все, теряет самого себя. Он вступает в битву с самими обстоятельствами. Трагическое непонимание путей, историческое распутье, на котором он оказался, безнадежное отрицание всего: "Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне надоело, и революция и контрреволюция", - приводит его к непоправимому разрыву с миром революции, с миром жизни.

Шолоховские герои как бы приходят в мир для того, чтобы еще раз испытать все возможности человека. Искусство всегда пыталось найти ответ на вопрос о том, что такое - человек. Что он может. В чем он бессилен. Шолоховские герои поставлены в такие обстоятельства, которые выявляют в них все возможности человека. Аксинья, Наталья, Ильинична - каждая из них своей судьбой открывает нам такие грани человеческого характера, которые позволяют увидеть многие проявления вечной и нетленной красоты женской страсти, нежности, материнства.

Герои Шолохова выступают в различных обстоятельствах, но всякий раз они - дети своего времени, его надежд, его возможностей. Семен Давыдов, Нагульнов, Разметнов, Андрей Соколов - каждый из них несет в себе героические черты. И в этом своем качестве герои Шолохова продолжают эпические традиции мирового искусства, в котором само героическое всегда понималось и всегда было связано с общественным бытием, с бытием мира.

Героическое может родиться только на основе коллективного бытия, осознания общности личности и социального коллектива. Эпос Шолохова есть эпос социальной действительности, которая возродила в жизни сознание общности и неразрывности судеб.

Эпос Шолохова социален не только по содержанию, но и по своей внутренней структуре. В его романах берутся узловые переломные эпохи в жизни русского народа. Революция и гражданская война ("Донские рассказы", "Тихий Дон"), время коллективизации ("Поднятая целина"), годы Великой Отечественной войны ("Они сражались за Родину", "Судьба человека"). Трагические ситуации. Драматические повороты. Сдвинутая жизнь. Оборванные связи.

Именно в такие моменты происходит всестороннее испытание исторического бытия народа, его нравственных сил, его возможностей.

Судьба человека в эпосе Шолохова всегда соотнесена, обусловлена историческим бытием народа. Эта масштабность эпического мышления - коренное свойство таланта М. А. Шолохова.

"Роевая жизнь", если воспользоваться словами Л. Толстого, и отдельная судьба, личность - равноценные предметы изображения в его произведениях. Они не противопоставлены друг другу, они соотнесены, они объясняют и помогают увидеть закономерное в жизни.

В эпосе Шолохова всегда присутствует цепь причин и следствий. Он мыслит не только социально, но и исторически. Исторические экскурсы, отступления в прошлое в его романах продиктованы стремлением понять и объяснить историческую ситуацию, поведение людей.

В его произведениях человек не песчинка, брошенная в мир для того, чтобы страдать. Созидая и разрушая, радуясь и страдая, терпя горе и лишения, он ищет пути для понимания. В нем присутствует или рождается, пробуждается чувство исторической ответственности, причастности ко всему, что происходит с ним или с другими.

"Там люди свою и чужую судьбу решают, а я кобылок пасу", - мучается Михаил Кошевой в заброшенной глухой целинной степи, где пасутся косяки лошадей и в небо проплывают вольные облака. "Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый..." Эти слова Григория Мелехова, командира повстанческой дивизии, выражают определенную степень понимания зависимости общего хода жизни от дел и поступков героя.

Такие герои Шолохова, как Семен Давыдов, Макар Нагульнов, Разметнов, Андрей Соколов, немыслимы без утверждения своей причастности к общему ходу жизни. Они уверенно и целеустремленно действуют, осознавая характер своего вмешательства в общее течение событий.

Если сузить предмет разговора и попытаться определить специфический вклад Шолохова в мировое искусство по объекту изображения, то и здесь его новизна выступает отчетливо и ярко. В романах Шолохова впервые в истории мировой литературы трудовой народ предстал г. поразительном богатстве типов и характеров, в такой полноте социальной, нравственной, эмоциональной жизни, которые поставили героев Шолохова в ряды неумирающих образов, созданных гениями мировой культуры.

Можем ли мы, определяя новаторский характер концепции человека в творчестве Шолохова, его представлений о жизни и смерти, забыть о всепроникающей поэзии труда, трудовых усилий. Труд в концепции Шолохова - не только условие жизни общества и человека, он - условие нравственной и духовной красоты его героев. Труд для героев Шолохова - величайшая ценность жизни.

Лев Толстой в романе "Воскресение" говорил о "настоящей трудовой и человеческой жизни". Это - всеобъемлющий эпический принцип понимания и оценки. Связь и этическая обусловленность этих элементов - настоящая трудовая - есть, безусловно, важнейший момент познания человека, выработанный русским искусством на основе познания своего народа.

Шолохов не только продолжает традиции Толстого. Он продолжает и развивает нравственные традиции русской культуры, искания русской художественной мысли, которая выстрадала понимание народа как силы, определяющей судьбы и внутреннюю духовную сущность.

Труд в эпосе Шолохова осмысливается как одно из проявлений прекрасного. С какой тоской вспомнит на фронте Григорий Мелехов о земле, о плуге, о буднях обыденной жизни. Картины трудовой жизни в шолоховских произведениях приобретают особую поэтическую тональность.

Но для Шолохова труд не есть нечто само по себе очищающее, всегда морально оправданное и возвышенное. Писатель социалистического реализма, отчетливо сознающий классовую структуру мира, разъединяющую людей, он далек от бездумной поэтизации. Труд в эпосе Шолохова не только нравственная, этическая, но и социальная категория. "Трудолюбие" лишь условие, но еще но вся полнота характеристики, не только мерило ценностей, но и возможность различения.

В "Тихом Доне" последовательно проводится отчетливое различение трудолюбия Мелеховых и хозяйственной рачительности Коршуновых. Коршунов тоже труженик, да, он тоже работает не покладая рук; Островное из "Поднятой целины" испытывает тоже, казалось бы, чувство радости, когда видит плоды и результаты своих усилий. Шолохов различает и оценивает трудовые усилия по принципу цели. Для Григория Мелехова труд - глубокая потребность; он мучительно, как личную утрату, переживает длительный отрыв от работы. Произошли коренные перемены в жизни, определившие новый характер общественных связей, и герои "Поднятой целины", такие, как Кондрат Майданников, дают нам пример новых чувств и нового понимания труда на благо всех, на благо возникшего социального коллектива. Для Коршунова, для Островнова труд есть средство накопления, создания ценностей для себя. Подлинная радость для них не в том, что и как они делают, а в том, чего они могут достигнуть.

Труд ради обогащения, как и потребительское отношение к жизни (Дарья, Лушка), могли возникать и на почве трудовой народной жизни. Сама эта народная жизнь изображается Шолоховым в борьбе прекрасного и безобразного. Писатель проникает в самые тайные глубины человеческого бытия, чтобы осветить и понять всю полноту человеческого.

Идея непрерывности жизни, обусловленность всех ее элементов - бытия, созидания, смерти и разрушения - определяют многие открытия Шолохова. Он увидел и показал и своем эпосе неведомые ранее связи между человеком и окружающим миром жизни, между духовным и материальным.

Если в первых книгах "Тихого Дона" временами звучало противопоставление естественного, оправданного и целесообразного мира природы "неразумию", запутанности, жестокости человеческого бытия, то в последующем писатель приходит к пониманию более глубоких и обусловленных связей мира природы и мира человека. В третьей и четвертой книгах "Тихого Дона" набирает все большую силу поэтический мотив непобедимости жизни, человечности, утверждающей себя в подвиге и самопожертвовании.

Наиболее отчетливо звучит он в эпических параллелях, лирических отступлениях. "Но под снегом все же живет степь. Там, где, как замерзшие волны, бугрится серебряная от снега пахота, где мертвой зыбью лежит заборонованная с осени земля, - там, вцепившись в почву Жадными, живучими корнями, лежит поваленная морозом озимь. Шелковисто-зеленая, вся в слезинках застывшей росы, она зябко жмется к хрупкому чернозему, кормится его живительной черной кровью и ждет весны, солнца, чтобы встать, ломая стаявший паутинно-тонкий алмазный наст, чтобы буйно зазеленеть в мае. И она встанет, выждав время! Будут биться в ней перепела, будет звенеть над ней апрельский жаворонок. И так нее будет светить ой солнце, и тот же будет баюкать ее ветер".

В сложных ассоциативных связях, поэтических уподоблениях открывается связь между извечным движением природы и миром революции. Через кровь и страдания утверждаются новые принципы морали и человечности. Сцены с пленными музыкантами-красноармейцами, описание гибели красного командира Лихачева, зверски зарубленного конвойными в песчаных бурунах, умершего с березовыми почками на устах, "вписываются" в общую картину, в которой все связано, все сплетается с первичным, исконным.

Для эпоса Шолохова характерно представление об универсальности жизни. Триединство его поэтики: человек - общество - природа, выражает одну из существенных особенностей социалистической цивилизации, гуманистическую направленность всего творчества писателя.

Человек в произведениях Шолохова не просто включен в окружающий его мир. Он его производное, он связан с ним бесчисленными нитями. Отсюда одна из важнейших особенностей поэтического мышления Шолохова. Материально-предметное и интимно-духовное связаны между собою, определяют друг друга.

Эпосу Шолохова чуждо мистическое преклонение перед тайнами и загадками человеческой души. Он ищет объяснения, он ищет разгадки. Это объяснение и разгадка не только в самом человеке, не только в том, что воздействует на него и на что он воздействует, но и в тех отношениях, которые создались на протяжении всего исторического существования человека между ним и окружающим миром природы.

Поразительное богатство связей, ассоциаций и уподоблений открывается нам в эпосе Шолохова. Самое сокровенное, тайное, может быть выражено в предметной, видимой картине.

Григорий Мелехов, брошенный в пекло империалистической бойни, испытывает мучительное чувство, страдает. Шолохов чутко воссоздает диалектику чувств и переживаний своего героя, показывает, как война круто меняла его характер. Проходит некоторое время, и писатель фиксирует новое состояние Григория: "Огрубело сердце, зачерствело, будто солончак в засуху, и как солончак не впитывает воду, так и сердце Григория не впитывало жалости".

По первому впечатлению может показаться, что здесь создаются как бы два ряда, сопоставляемые по принципу внешнего сходства ("огрубело, зачерствело сердце, как будто бы солончак в засуху"), чем создается сильный зрительный образ. Но принцип ассоциативных связей возникает на более глубокой основе. Внешний образ своим внутренним движением создает картину, которая связывается с духовным содержанием. Важно было показать, в чем выразилось зачерствение сердца Григория (ушла боль по человеку, утрачена жалость), "...и как солончак не впитывает воду, так и сердце Григория не впитывало жалости". Внешнее, предметное, и внутреннее, духовное, сближаются по самому характеру проявления, по сходному воздействию на воображение и чувство. Ассоциации закрепляет внутреннюю связь.

Идя по этому пути, Шолохов неизмеримо раздвинул и углубил возможности психологического анализа.

Принцип эпического параллелизма последовательно применяется им не только в сопоставлениях глобального характера - жизнь людей - жизнь природы, - но и становится одним из способов проникновения в сокровенную жизнь человеческого чувства.

Эта материализация мысли, чувства - одно из замечательных завоеваний Шолохова-художника.

Вот, к примеру, в каком образном сопоставлении выражалось писателем душевное состояние Аксиньи, брошенной, отвергнутой по молодой беспечности Григорием:

"Пусто и одичало, как на забытом затравевшем лебедою и бурьяном гумне, стало на душе у Аксиньи после того, как пришла с мелеховского огорода из подсолнухов. Вошла в сенцы, упала на пол, задохнулась в слезах, в муке, в черной пустоте, хлынувшей в голову... А потом прошло. Где-то на донышке сердца сосало и томилось остренькое. Встает же хлеб, потравленный скотом. От росы, от солнца поднимается втолоченный в землю стебель; сначала гнется, как человек, надорвавшийся непосильной тяжестью, потом прямится, поднимает голову, и так же светит ему день, и так же качает ветер..."

В этой своеобразной "материализации" чувства проявлялась одна из самых примечательных черт поэтического мышления Шолохова.

Идя по этому пути, Шолохов не только преодолевает описательность, свойственную в какой-то мере психологизму XIX века, он обретает новые возможности для искусства. И какая великолепная уверенность, что все тайное, скрытое может быть обнаружено с предметной вещной наглядностью!

В последней книге "Тихого Дона" жизнь Григория сравнивается с выжженной палами степью. Горе Натальи, узнавшей о том, что Григорий вновь потянулся к Аксинье, проклятия ее даются на фоне подступающей летней грозы, ударов грома, вспышек молний...

В начале четвертой книги "Тихого Дона" Аксинья остается одна в придонском лесу. Ради Григория Аксинья оставила родной хутор, пошла вместе с повстанцами в "отступ", любила она его по-прежнему с изнуряющей страстью: "Вошел ты в меня, проклятый, на всю жизнь", - по жизнь связала се снова со Степаном, и, подчиняясь нелюбимому мужу, пришла она "проведать" его на позициях. И вот теперь она гадливо морщится "и от воспоминания о только что испытанной близости к мужу, и от похабных замечаний ею товарищей". Она возвращается в станицу. И вот она одна в лесу.

Что же такое Аксинья? Какая она теперь, столько вынесшая, вытерпевшая, Аксинья, которой не давалось счастье, неуловимое, как сказочная жар-птица? Что открывается нам в ней наедине с этим потаенным миром жизни?

Ничего не говорится прямо о чувствах Аксиньи, о ее переживаниях. И вместе с тем создается поразительный но одухотворенности, предметности психологический портрет Аксиньи со всей тончайшей гаммой чувств, оттенков.

Она присела отдохнуть возле, цветущего куста шиповника; Поначалу мы вместе с Аксиньей как бы замечаем только видимый контраст войны. ("За Доном нечасто, по почти безостановочно стучали пулеметы, редко бухали орудийные выстрелы. Разрывы снарядов на этой стороне звучали раскатисто". "Где-то недалеко на пересохшем озерце щелоктали в камыше дикие утки, хриповато кликал подружку селезень".)

Но вот Аксинья словно бы обострившимся взглядом смотрит на открывшуюся ей жизнь, на мир в его сокровенном звучании. Она замечает то, что в повседневной суете обычно проходило мимо.

"Трепетно шелестели под ветром зеленые с белым подбоем листья ясеней и литые, в узорной резьбе, дубовые листья; из зарослей молодого осинника плыл слитный гул; далеко-далеко, невнятно и грустно считала кому-то непрожитые года кукушка; настойчиво спрашивал летавший над озерцом хохлатый чибис: "чьи вы, чьи вы?"; какая-то крохотная серенькая птаха в двух шагах от Аксиньи пила воду из дорожной колеи, запрокидывая головку и сладко прижмурив глазок; жужжали бархатисто-пыльные шмели; на венчиках луговых цветов покачивались смуглые дикие пчелы. Они срывались и несли в тенистые прохладные дупла душистую "обножку". С тополевых веток канал сок. А из-под куста боярышника сочился бражный и терпкий душок гниющей прошлогодней листвы.

Ненасытно вдыхала многообразные запахи леса сидевшая неподвижно Аксинья. Исполненный чудесного и многоголосого звучания лес жил могущественной первородною жизнью. Поемная почва луга, в избытке насыщенная весенней влагой, выметывала и растила такое богатое разнотравье, что глаза Аксиньи терялись в этом чудеснейшем сплетении цветов и трав".

Так рождается чувство Аксиньи: "Улыбаясь и беззвучно шевеля губами..." Она уже "включена", она уже живет в этом мире, найдены тончайшие связи, которые объединяют чувство человека и жизнь природы в интимном внутреннем переживании, в той родственности, которая доступна только одаренным натурам. Одухотворенность Аксиньи, певучая страсть и нежность открываются нам в этой способности откликнуться на впечатления внешнего мира, пережить его своим чувством. Внутренняя жизнь ее как бы скрыта, она пока в обостренной зоркости, во внешних деталях поведения.

Но вот Аксинья увидела под кустом ландыш. "Широкие, некогда зеленые листья все еще ревниво берегли от солнца низкорослый горбатенький стебелек, увенчанный снежно-белыми пониклыми чашечками цветов. Но умирали, покрытые росой и желтой ржавчиной листья, да и самого цветка уже коснулся смертный тлен: две нижние чашечки сморщились и почернели, лишь верхушка - вся в искрящихся слезинках росы - вдруг вспыхнула под солнцем слепящей пленительной белизной.

И почему-то за этот короткий миг, когда сквозь слезы рассматривала цветок и вдыхала грустный его запах, вспомнилась Аксинье молодость и вся ее долгая и бедная радостями жизнь. Что ж, стара, видно, стала Аксинья... Станет ли женщина смолоду плакать оттого, что за сердце схватит случайное воспоминание?"

Это потрясение, это внезапное озарение больше всего говорит об Аксинье. Она будто увидела в этом ландыше судьбу свою, будто прочитала книгу своей жизни! Аксинья и ландыш чем-то существенным соприкоснулись в нашем чувстве. Нам приоткрылась вся полнота чувств этой гордой, постаревшей и все еще прекрасной женщины, ее нерастраченная нежность, ее чистота, ее тепло, ее надежды.

Внешне-предметное и внутренне-человеческое сопрягаются с поистине музыкальной пронзительной печалью. Пережитое Аксиньей не в словах, патетика чувства скрыта за внешним, предметным и в то же время проявлена этим внешним, видимым, усилена им.

Но в картине, созданной Шолоховым, есть внятный намек и на будущее Аксиньи. Не случайно промелькнуло в том первом описании: "Невнятно и грустно считала кому-то непрожитые года кукушка". Над уснувшей в слезах под кустом отцветающего шиповника Аксиньей "с тревожным шелестом взлетели листья, роняя розовые перья-лепестки. Осыпанная призавявшими лепестками шиповника спала Аксинья..."

Готовило скорое будущее смерть этой спящей Аксинье, осыпанной розовыми лепестками шиповника, еще живой и страдающей, еще ждущей от жизни негаданного. Образ трагической мощи, романтически смелый и неожиданный!

Шолохов дает нам здесь один из впечатляющих примеров обогащения реализма, утверждения поистине безграничных возможностей его.

Эпос Шолохова социален. Но это не значит, что семейная, или интимная сфера жизни представляет меньший интерес для писателя. Шолохов стремится к синтезу, к всестороннему воссозданию тех условий, в которых живет человеческая личность.

Это стремление к познанию человека во всех связях и опосредствованиях составляет один из важных принципов реализма Шолохова.

Познание человека в эпосе Шолохова - непрерывный процесс, в результате которого вскрываются все связи, симпатии, антипатии, взаимоотношения людей, исследуются проявления самых разнородных человеческих чувств и т. д.

Поражает в искусстве Шолохова сочетание сильной мысли, бесстрашно вторгающейся в самые сложные социальные проблемы века, умение писателя сами эти проблемы представить как бы осязаемыми, видимыми в социально и индивидуально обусловленной расстановке фигур, в драматических столкновениях, в сюжете, русло которого как бы проложил бурно промчавшийся исторический ноток, и тончайшего поэтического чувства, трепетной нежности, бережности, с которой воссоздаются самые сокровенные движения человеческого чувства.

Таким образом, "возрождение эпоса" в творчестве М. А. Шолохова происходит на основе новой социальной действительности, которая проявляет скрытые, веками накопленные связи. Шолохов - певец революции и потому, что он утверждает в своем творчестве новую социальную общность людей, новые принципы коллективной морали.

В наш век - век научно-технической революции, единство человека и природы осознается как одно из условий исторического бытия, как закон социализма.

М. А. Шолохов - один из тех великих художников, которые убеждены в будущем человечества и верят в это будущее. Эта вера исходит из коренных особенностей поэтического мировосприятия, подкрепленного социальным оптимизмом философского мировоззрения.