5. Динамика композиции

Четко определив местоположение хутора, а на краю его - мелеховского двора, писатель начинает рассказ о драматической судьбе Прокофия Мелехова, вернувшегося с предпоследней турецкой кампании с иноземкой женой. Не только старик отец, отделив сына, до смерти не мог забыть этой обиды. Вскоре Прокофию пришлось, отстаивая право на свою жизнь, столкнуться со всем хутором, с его темными и жестокими обычаями и нравами. Сквозь толпу высыпавших на улицу от мала до велика хуторян, под улюлюканье орды казачат, шел Прокофий со сгорбленной иноземкой женой на свое хозяйство, шел медленно и гордо, "непокорно нес белесо-чубатую голову". Не мог поверить хутор в его чувства, дивился его "диковинным" поступкам и в конце концов жестоко разрушил жизнь Прокофия. Его же полчанин бросил на растерзание толпы ждавшую ребенка турчанку... "С тех пор и пошла турецкая кровь смешиваться с казачьей. Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по уличному - Турки" (2, 12).

По словам этнографа и фольклориста, "подобного рода предания и поверья можно услышать в каждом районе Дона"^*. Но писатель не просто воспроизвел его, положив в основу предыстории мелеховской семьи. Сюжетно завершенной новеллистической ситуацией народного предания он начал эпическое повествование о судьбах народа в революции.

^* (И. Кравченко. Шолохов и фольклор. "Лит. критик", 1940, № 5-6, стр. 214.)

Предыстория мелеховской семьи дается не только для объяснения, откуда повелись горбоносые казаки Мелеховы, не только для возможной индивидуализации "строптивого" характера центрального героя романа. Рассказ этот вступает в сложную идейно-композиционную связь с дальнейшим повествованием, в нем истоки социально-нравственных конфликтов изображаемой среды.

Григорий вначале лишь робко сопротивляется отцу и, в сущности, покоряется его воле, хорошо осознавая это обстоятельство ("...не я женился, а вы меня женили"). Ради благополучия семьи он поначалу готов и с Аксиньей "прикончить эту историю". Аксинья же, уже испытавшая на себе жестокие нравы, открыто идет против них. Она по-своему близка Прокофию в этом открытом протесте: "...гордо и высоко несла она свою счастливую, но срамную голову". В отличие от Григория Аксинья решительно отстаивает свое достоинство, свое большое чувство, свое право на любовь. Сам писатель рассматривал этот протест Аксиньи как протест "против исторических пережитков в отношении к женщине, против жестоких казачьих нравов"^*.

^* (В. Васильев. Вопросы М. А. Шолохову и ответы на них. 9 июня 1947 г., Вёшенская. Рукопись.)

Вместе со своими героями Шолохов неторопливо выходит за ворота мелеховского куреня, погружает читателя в будничную жизнь пока еще безымянного казачьего хутора, тщательно, опять-таки опираясь на народно-поэтические традиции, выписывает в деталях взаимоотношения людей в повседневном быту, обрядовые сцены, процессы труда - луговой покос, уборка хлеба, молотьба, пахота...

Изображению труда в начале романа склонны были придавать структурное значение. В свое время утверждалось, что логика развития сюжета якобы обусловлена "последовательностью различных ступеней трудового процесса", что "сюжет первой части "Тихого Дона" построен на чередовании сельскохозяйственных работ, зависящих от чередования времен года", что писатель "уподобляет жизнь казаков жизни органической природы"^*. Все это говорилось ради вывода о "примитивно-натуралистическом" характере изображаемого мира.

^* (В. Кирпотин. "Тихий Дон" М. Шолохова. "Красная новь", 1941, № 1, стр. 180, 181, 183.)

На самом деле жизнь казачьего хутора связана не только с миром окружающей природы. Постепенно в повествование входит большой мир жизни всей страны, входит, как воздух, которым дышат герои. Вне этого мира немыслима жизнь хутора.

Герои Шолохова - дети своего времени. Судьба первого же персонажа романа - деда Прокофия - определяет действие во времени, и это знаменательно как стремление писателя сразу же обозначить историческую основу повествования^*. Реальное время поначалу трудно уловить, оно воспринимается по "крестьянскому календарю", состоянию природы, характеру работ хлебороба, христианским праздникам. Первая деталь реального времени действия - "мертвенно розовели лепестки отцветающей в палисаднике вишни" - вскоре уточняется сообщением об уходе казаков "в майские лагеря", а затем: "За два дня до Троицы хуторские делили луг" (2,43); "За житом... подошла пшеница" (2, 82); "Свадьбу назначили на первый мясоед. На Успенье приезжал Григорий проведать невесту" (2, 97); в день свадьбы "приметно порыжел лес" (2, 105); "после Покрова стаял выпавший снег. Ростепель держалась до Михайлова дня" (2, 148); "Подходила весна. Хуторцы готовились к весенней работе" (2, 193); "Сухостойное было лето" (2, 217); "Наступая на подол лету, листопадом шуршала осень" (2, 219); "подходило Рождество" (2, 221).

^* (Правда, время это определяется так: "В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий". По всей вероятности, имеется в виду Восточная война 1853-1856 годов. Другие герои романа, хорошо знающие Прокофия как "молодецкого казака", вводятся в повествование с большей долей исторической конкретизации. "Дед Гришака топтал землю шестьдесят девять лет. Участвовал в турецкой кампании 1877 года, состоял ординарцем при генерале Гурко... За боевые отличия под Плевной и Рошичем имел два Георгия..." (2, 93). Кстати, служил он в 12-м Донском казачьем полку, в котором Григорий Мелехов служил во время первой мировой войны. На свадьбе Григория появляется его дед по матери, совсем дряхлый и глухой казак 1839 года присяги Максим Богатырев, участник покорения Кавказа, бывший вахмистр Баклановского полка (2, 109). Вспоминает Григорий и "рассказы отца об отставном генерале Листницком - герое русско-турецкой войны" (2, 176).)

Редко, но мелькают в первых частях романа и такие "зачины", как "в конце августа" (2, 121), "под сентябрьским прохладным сугревом" (2, 134), "в декабрьское воскресенье" (2, 165), "в конце июня" (2, 216). И только третья часть открывается совершенно четкой датировкой: "В марте 1914 года в ростепельный веселый день пришла Наталья к свекру" (2, 236). А в завершающей первую книгу главе аналогичная фраза: "В ночь на 4 ноября Григорий пришел в Нижне-Яблоновский..." (2, 396). Между этими датами немало значительных событий, и среди них - начало мобилизации, объявление Германией войны России, развертывание войск на границе, участие героев романа в первых боевых действиях. И все эти события предстают в повествовании в исторической конкретности, живой повседневности, народном восприятии, отношении к ним и их понимании.

Исторически осязаемое время опаляет каждого изображаемого в романе человека, с ним связано осознание себя как личности, поведение героев и их отношение к жизни. История одной семьи в ее взаимоотношениях с другими семьями, с различными социальными слоями хутора впитывает свое время и разворачивается в широкую, состоящую из многих звеньев картину народной жизни накануне излома истории и в процессе развертывания больших исторических событий.

Повествование развивается в настойчиво выдержанной хронологической последовательности, впитывая в свои поры изображаемое время, широко охватывая людские судьбы, большие исторические события в их сложных социально-психологических конфликтах и противоречиях. Точное определение места действия во времени и пространстве, тщательное, с тяготением к документальной точности, изображение бытовых и конкретно-исторических фактов, получающих образное воплощение, - все это определяет историзм повествования, а движение истории - динамику развития сюжета. Расширение места действия (в первой части оно не выходит за пределы казачьего хутора) в связи с участием героев романа в событиях мировой войны сопровождалось сужением времени действия (в первых двух частях - почти два года, в третьей - восемь месяцев). Если время действия первой книги - два с половиной года (с мая 1912 года по ноябрь 1914 года), то время действия второй книги - только полтора года (с октября 1916 года до июня 1918 года). Причем здесь изображаются большие исторические события исхода империалистической войны и перерастания ее в войну гражданскую, события двух революций, разгром корниловщины и калединщины, установление советской власти на Дону и борьба с контрреволюцией на юге страны. Писатель переносит повествование с одного участка фронта на другой, из Могилева, где находилась царская ставка, - в столицу, из донских хуторов и станиц - в Новочеркасск и Ростов.

В повествование вводятся не только десятки эпизодических персонажей, но и новые тщательно разработанные характеры. Справедливо замечено, что еще в первой книге "Тихого Дона" проявилась такая особенность шолоховского повествования, как "подвижность" сюжетной конструкции^*, перенесение структурной нагрузки с одного персонажа на другой, вызываемое логикой исторического процесса и ролью этого героя на данном этапе истории.

^* (Е. Г. Коляда. Особенности сюжетной конструкции романа-эпопеи "Тихий Дон" М. Шолохова. Ученые записки Москов. горпед. ин-та, т. LXX, вып. 1. М., 1958, стр. 233. )

В первых же главах романа завязывается романически сложный узел - любовь Григория к Аксинье и женитьба его на Наталье. Раскрывая взаимоотношения этих героев, Шолохов сталкивает их с различными социальными слоями казачьего хутора. Так в повествование входят прочно связанные с традиционной романической ситуацией конфликты и ситуации, включающие в себя изображение различных групп казачества, происходящие в нем бытовые и социальные столкновения.

Изображение жизни и быта народа - предпосылка к раскрытию его путей в переломную эпоху. Эти две сюжетные основы связаны между собой судьбою главного героя романа Григория Мелехова. С самого начала повествования судьба личности, вписанной в определенную социальную среду, ставится в сложные жизненные обстоятельства. Вместе с тем повествование не ограничивается интересом только к личной судьбе Григория и нелегко для него складывающимся взаимоотношениям с Аксиньей и Натальей, со своей семьей и всем хутором. Григорий прочно связан с окружающей его средой, погружен в атмосферу повседневного труда, который становится важным эстетическим фактором характеристики образа народного героя.

Григорий Мелехов - это безусловно центральный герой в системе образов романа, и предстает он в его неповторимой индивидуальности и всеобщности. В нем концентрируется, но им не исчерпывается идея путей народа на историческом переломе. По словам самого писателя, "у Мелехова очень индивидуальная судьба, и в нем я никак не пытаюсь олицетворять середняцкое казачество"^*. Изображение народа, его жизни и борьбы на фоне больших общественно-исторических событий и в связи с ними - этим определяется и сущность замысла, и особенности его исполнения в процессе движения истории, и конструкция повествования.

^* ("Известия", 10 марта 1935 г., № 60, стр. 3.)

С самого начала работы над "Тихим Доном" Шолохов беспокоился о том, чтобы изображение быта донского казачества, "незнакомой земли" не заслонило мир жизни его героев во всей его духовной и социальной сущности. Этого и не случилось. Шолохов показал не только глубоко укоренившийся жизненный уклад, взаимоотношения многих людей изображаемой среды, переплетение жизненных судеб, становление характеров. Показал он и то, что сами же люди вступают в конфликт с устоявшимися традициями. "Нерушимый порядок" жизни дает основательные трещины уже под напором больших человеческих чувств, стремления человека к свободе и счастью. А когда в эту жизнь вторгаются революционные силы, они и вовсе разламывают ее устои.

Единство искусственно обособленной среды - мнимое единство. Внутри этой обособленной среды, "в каждом дворе, обнесенном плетнями, под крышей каждого куреня коловертью кружилась своя, обособленная от остальных, полнокровная, горько-сладкая жизнь..." (2, 134). Человек - дитя огромного мира, и как бы ни было ему тепло под крышей своего куреня и какими бы мощными плетнями ни отгораживался он от соседа, тысячи нитей соединяют его с этим большим миром, со своим временем, с жизнью всего народа. Нащупывая и обнажая эти связи, писатель постигает духовное богатство человека как сына своего времени, особенности народного характера, психологический и нравственный склад русской народной жизни. Истинно человеческое протестует против всего косного. Григорий и Аксинья первыми бросают вызов хутору, его нравам и обычаям, борясь за свое право на любовь, в которой как раз и видится настоящая жизнь. Хутор решил, что "это преступно, безнравственно", затаился в злорадстве и зависти. Так светлое, истинно человеческое противостоит темному, подлинно нравственное - безнравственному.

Поиски "своей доли", своего счастья сливаются в романе с мучительными для шолоховских героев поисками верных путей социального переустройства жизни. И писатель показывает, как медленно и тяжело происходило это переустройство. С первых же страниц романа жизнь народа широко открыта взору читателя во всех ее светлых и темных сторонах. Жизнь же "верхушки" хутора - иной мир, потаенный и всегда чуждый народу: "Жили, закрывшись от всего синего мира наружными и внутренними, на болтах, ставнями. С вечера, если не шли в гости, зачечекивали болты, спускали с привязи цепных собак..." (2, 121). При первом же знакомстве с этим миром Григорий удивлен ("Во, Митрий, живут люди..."), а служба у помещика Листницкого еще шире открывает глаза на мир чужой ему жизни.

Уходя в армию, Григорий при осмотре казацкой амуниции черными шероховатыми пальцами "слегка прикоснулся к белым сахарным пальцам пристава", и тот отдернул руку, "брезгливо морщась, одел перчатку" (2, 234). Да и в армии, "глядя на вылощенных, подтянутых офицеров в нарядных бледно-серых шинелях и красиво подогнанных мундирах, Григорий чувствовал между собой и ими неперелазную невидимую стену..." (2, 252). И чем чаще сталкивается главный герой романа с миром чуждой ему и "чужой жизни", тем острее осознает свое социальное неравенство и определяет свое отношение к этому миру как враждебное.

Война вторглась в, казалось бы, "нерушимый порядок" жизни хутора, вошла в каждую семью, обнажила язвы существующего строя, ускорила столкновение антагонистических сил. С этими бурными социальными процессами связывается не только судьба Григория Мелехова как сына своего времени и своей среды. Большие социальные события проходят через самое сердце шолоховских героев, вызывают у них раздумья о несправедливом устройстве жизни, несут глубокие перемены в народное сознание.

Расширив в сравнении с "Донщиной" временные рамки повествования, отступив к годам, предшествующим первой мировой войне, Шолохов начал с эпически замедленного развертывания картин быта и нравов, семейных и трудовых отношений изображаемой среды.

Если расширение границ повествования в романе-хронике этих лет можно объяснить поисками "исторического плацдарма", с которого писатели переходили к изображению революционной бури Октября в рамках той же хроники, то социально-бытовой роман ("Мед и кровь" Н. Колоколова, "Заповедные воды" Л. Пасынкова), обращаясь к дооктябрьской эпохе, стремился раскрыть человеческие судьбы в их взаимоотношении со своим временем, чтобы затем показать закономерности социально-психологического поведения в революционную эпоху.

Как "бытописательский" роман о казачестве склонны были воспринимать и "Тихий Дон" после появления его первой книги, Шолохова даже упрекали в том, что он "любуется этой казацкой сытостью, зажиточностью"^*. Истинный же смысл детального воссоздания жизни и быта донского казачества в романе Шолохова впервые отметил Серафимович. Он увидел способности большого художника "выпукло дать человека", "сосредоточенно и скупо обрисовать целую людскую группу, человеческий слой", его стремление проследить рост классового расслоения народа по мере развертывания больших социальных конфликтов.

^* ("Звезда", 1928, № 8, стр. 163.)

"Нигде, ни в одном месте, - отмечал Серафимович, - Шолохов не сказал: класс, классовая борьба. Но, как у очень крупных писателей, незримо в самой ткани рассказа, в обрисовке людей, в сцеплении событий это классовое расслоение все больше вырастает, все больше ощущается по мере того, как развертывается грандиозная эпоха"^*.

^* ("Правда", 19 апреля 1928 г., № 91, стр. 6.)

Роман Шолохова далек от того самодовлеющего бытописания, какое характерно для современного ему бытового романа. Писателя интересует не сам по себе народный быт в его специфике, а проникновение через нравы и обычаи, сложившийся уклад повседневной жизни народа в атмосферу его труда, постижение духа народного, психического и нравственного склада народной жизни, особенностей народного характера в его сложном взаимодействии со своей средой и другими классами. Вместе с тем писателю важно понять, как выработанные здесь, впитанные с детства привычки и навыки вступают в трагическое взаимодействие с борьбой за новые идеалы, как прошлое человека преломляется в его социальном поведении, в трудных исканиях путей переустройства жизни.

Картины народного быта приобретают существенное композиционное значение в эпическом повествовании как прием эпической ретардации, как "олицетворение состояния "покоя", предшествующего социальному взрыву"^*. В поле зрения Шолохова все шире включаются общественные противоречия изображаемой среды. Они-то и вступают в композиционное взаимодействие с внешним состоянием "покоя" устоявшейся жизни. Это ведет не только к расширению повествования, но и к разорванности его различных планов.

^* (Л. Ф. Ершов. Русский советский роман. Л., "Наука", 1967, стр. 267.)

В свое время склонны были считать, что образ Григория Мелехова - "композиционный центр "Тихого Дона", придающий роману законченное, стройное целое"^*. Но такое утверждение никак не охватывает всей особенности композиции романа, продиктованной не только раскрытием целой системы характеров, но и еще изображением судьбы народа.

^* (Ф. Гинзбург. "Тихий Дон" М. Шолохова. "Знамя", 1933, № 6, стр. 131.)

"Когда я начал писать "Тихий Дон", - вспоминает Шолохов, - то я убедился, что мне при всем желании не удастся достигнуть такой композиционной цельности и соответственности, какой бы хотелось. Приходилось перемежать огромное количество событий, фактов, людей. В силу этого происходил прорыв, когда о человеке я забывал, и он оставался вне сферы моего внимания длительное время"^*.

^* (Н. Незнамов. Беседа с писателем. "Большевистская смена", Ростов н/Д., 24 мая 1940 г., № 72, стр. 3.)

Неудержимый натиск событий, фактов, людей начал ощущаться к концу первой книги и особенно сказался во время работы над вторым томом романа. Одним из главных композиционных принципов становился принцип чередования событий в их причинной и следственной связи, движении и развитии. Темп действия неизбежно обретал стремительность. Необходимость охвата разных сторон бурной исторической действительности вела к переключению повествовательных планов в разные плоскости.

Принцип двуплановости композиции становится с конца первой книги характерной структурной особенностью "Тихого Дона". Писатель чередует описание быта народа, его трудовой жизни с показом фронтов мировой войны, общественно-политических событий в стране, в которых участвуют его герои. Как и в "Войне и мире" Л. Толстого, картины мира в романе Шолохова перемежаются картинами военных действий.

Структура второго тома "Тихого Дона" опять-таки определяется логикой исторического развития, движения масс в революции. Максимальная историческая конкретность художественного воссоздания первой мировой войны, Февральской, Великой Октябрьской революций, гражданской войны, особенно ожесточенной на юге России, широкое изображение различных социальных лагерей, народных масс и выдвинутых из их среды революционеров обусловили принципиальное своеобразие второй книги романа, насыщенной историческими фактами и документами, отражающими самые значительные этапы народной борьбы за советскую власть.

Временной разрыв между первой и второй книгами устраняется воспоминаниями Григория о "пройденной путине". Писатель добивается того, чтобы перенесенные из "Донщины" "куски" текста органически вошли в художественную ткань повествования как целого организма.

Глубинное постижение народной жизни на ее великом переломе позволяло Шолохову преодолеть трудности совмещения большого фактического, документального материала, хроникально-исторических картин и развертывающихся судеб героев. Движение огромных людских масс, решающих судьбу свою в небывало ожесточенных сражениях полярных миров, все нарастает не только в батальных и других массовых сценах, несущих большую идейно-композиционную нагрузку, но и в целой галерее характеров, персонифицирующих различные социально-исторические тенденции. Это дает Шолохову возможность проследить соотношение борющихся сил, внутренние процессы в лагере революционного народа и в лагере контрреволюции. Логика развития событий ведет к перераспределению сюжетно-композиционной нагрузки на те персонажи, которые позволяют с наибольшей полнотой и исторической конкретностью выразить их пафос.

Эпические контрасты и параллели, сравнения и другие средства эпического повествования подчиняются раскрытию эпохального социально-исторического конфликта. Важнейшим композиционным принципом становится чередование в изображении борющихся лагерей. Перекрестное изображение событий и людей, оказавшихся на противоположных полюсах борьбы, начинает как бы оттенять промежуточное положение мятущегося, неуверенного в правильности избранного пути Григория Мелехова. Образ народа как решающей исторической силы и образ личности, несущей в себе сложные противоречия своего времени, создают в единстве ту емкую художественную концепцию революционной эпохи, которая разворачивается в шолоховской эпопее. Роман насыщается атмосферой трагического заблуждения человека из народа. Именно отсюда протягиваются внутренние связи к тем событиям и людским судьбам, которые развертываются в третьей книге "Тихого Дона" как цельного эпического полотна.