Часть вторая. Встречи с Михаилом Шолоховым

Глава первая. Дарьинские записи

"Дарьинцам с благодарностью за приют и гостеприимство, оказанные мне и моей семье в годы Отечественной войны. М. Шолохов".

Эти простые слова написаны на книге "Тихого Дона", которую автор осенью 1978 года передал через меня для мемориальной комнаты поселка Дарьинского. Они вдруг всколыхнули в моей памяти события тридцатипятилетней давности. Тогда, в 1942 году, спасаясь от дикого нашествия гитлеровских орд, в Западный Казахстан прибыло много людей из Европейской части страны, в их числе была и семья писателя Михаила Шолохова, приехавшая с родного Дона в Приуральный район, где я тогда работал агрономом.

Сам полковник М. А. Шолохов-военный корреспондент "Правды" и "Красной звезды" навещал семью в Дарьинске. Здесь им написаны некоторые главы книги о войне. Мне приходилось там встречаться с писателем, и по свежей памяти я записывал свои впечатления от этих незабываемых встреч.

Они начинаются с первых дней августа 1942 года, когда семья Шолохова и его родственники после непродолжительного пребывания в Камышине и в Николаевке-на-Волге переехала в Уральск, а оттуда - в Дарьинск. Более года прожила она там. И покинув Приуралье поздней осенью 1943 года, по пути на Дон снова остановилась на некоторое время в Камышине.

...На улицах небольшого поселка Дарьинска в годы Великой Отечественной войны обычно бывало тихо и малолюдно. Но в один из августовских дней грозного 1942 года там наблюдалось необычное оживление. Особого повода для этого как будто и не было - просто пришли машины с эвакуированными из-за Волги, с людьми, спасающимися от фашистского нашествия. Это были не первые гости, которые нашли себе приют в Приуральном районе. Дарьинцы уже привыкли к ним и приезду их не удивлялись.

Однако на сей раз жители поселка - преимущественно женщины, пожилые мужчины и вездесущие подростки - собирались группами на главной улице Дарьинска, у здания райкома партии, где остановились машины.

- Писатель Михаил Шолохов с семьей приехал,- быстро разнеслась по поселку весть.

Я о ней узнал от жены уже поздно вечером, вернувшись С полей, где шла трудная уборка урожая.

Несколькими днями раньше на пороге кабинета первого секретаря райкома партии я встретился с невысоким, стройным светлорусым мужчиной в форме командира Красной Армии, с четырьмя "шпалами" в петлицах. Лицо его - высокий выпуклый лоб, большие серовато-голубые глаза - показалось мне знакомым. Я где-то видел этого человека, но где?

- Кто это?- спросил у сотрудников райкома. - Михаил Шолохов.

- Эх, и не везет же мне! Надо было прийти на пять минут раньше...

- Не огорчайтесь, еще встретитесь с Михаилом Александровичем, семья Шолоховых будет жить у нас, в Дарьинске.

Действительно, вскоре я снова встретился с автором "Тихого Дона" и "Поднятой целины". Об этом важном для меня событии говорит короткая запись в дневнике:

"Середина августа 1942 года. Сидим в райкоме партии, говорим об уборке урожая - секретарь Западно-Казахстанского обкома партии Лосев, секретарь райкома Козырев и я. В это время в кабинет легкой, пружинистой походкой входит Шолохов.

- Вы снова в этом районе?- спрашивает он Лосева.

- Да. У них с уборкой урожая туговато.

Писатель подает руку Лосеву, Козыреву, а потом и мне. Он расспрашивает о последних новостях с фронта - что передавало радио?

Мне и уходить не хочется и сидеть дольше неловко - быть может, мешаю? Выхожу в приемную. Дверь кабинета остается полуоткрытой, так что разговор можно разобрать.

- Вместе с Черчиллем приезжали какие-то военные,- рассказывает Лосев,- фамилий не могу назвать, чинов тоже...

- Начальник императорского генерального штаба,-- подсказываю я, снова появляясь в кабинете.

Шолохов быстро оборачивается, внимательно рассматривает меня.

О Шолохове я услыхал впервые полвека назад. Редакция "Крестьянской газеты", селькором которой я был, вернула мне для доработки присланный ей рассказ.

"Старайтесь .писать коротко, ясно, без длинных рассуждений и скучных поучений. Прочтите недавно опубликованные рассказы Михаила Шолохова,- наставлял меня рецензент редакции, если память не изменяет, Василий Кудашев".

Следуя доброму совету, я с глубоким вниманием прочитал два рассказа Шолохова - "Родинку" и "Жеребенка", которые мне удалось найти в сельской хате-читальне. Сильное впечатление произвел на меня язык незнакомого писателя: ясный, выразительный, смелый.

- Вероятно, опытный, бывалый... А словом как владеет!- восхищался я, мысленно представляя себе Шолохова высоким мужчиной с длинными усами и густой шевелюрой - вроде Максима Горького.- Вот бы увидеться, поговорить!- В душу закралось страстное желание поехать в далекую, неведомую Вешенскую. Но осуществить его не удалось, а тут вышла в свет первая книжка "Тихого Дона", принесшая писателю широкую известность и славу.

- Ну,- думаю,- теперь к Шолохову ехать нечего, у него и без меня гостей хватает.

Прошли годы, появились еще три книги "Тихого Дона", родилась изумительная "Поднятая целина". Шолохов стал мировой знаменитостью. Я был искренним почитателем его таланта, но о встрече с ним уже не мечтал -куда мне...

Кто-то сказал, что жизнь человеческая состоит из встреч и расставаний. Не берусь разбирать это несколько туманное изречение, но, мне кажется, доля правды в нем есть: бывают совершенно неожиданные встречи с ранее незнакомыми людьми, и некоторые из них могут оказать огромное влияние на всю последующую жизнь.

И вот нечто подобное происходит и в моей жизни, полузабытая мечта вновь воскресает, как будто становится явью: мог ли я думать, что где-то в степях далекого Казахстана, за тысячи километров от Дона в какое-то время по изумительному изгибу судьбы пересекутся жизненные пути знаменитого писателя и скромного агронома с Полтавщины?

Встретиться с Шолоховым, как читатель уже знает, мне удалось. Едва ли надо говорить, как я был рад этому. Но мне хотелось большего: ближе познакомиться с писателем, по душам поговорить с ним. Однако удобного, по моему мнению, случая для этого не представлялось. Правда, однажды как будто появилась такая возможность: сотрудник райкома партии Ильичев приходил в райисполком, спрашивал, не может ли кто из сотрудников занять два литра керосина семье писателя.

- У кого есть - принесите. Познакомитесь с Шолоховым, поговорите с ним, он очень простой человек.

Я мог это сделать, но постеснялся, в чем после долго раскаивался, упрекая себя в нерешительности и ломая голову, как же все-таки познакомиться с Михаилом Александровичем по-настоящему?

Прошло несколько месяцев. В один из приездов Шолохова с фронта к нам зашла дочь писателя Светлана, которая вместе с моей дочерью Ольгой училась в десятом классе Дарьинской школы. Она рассказала, что Михаил Александрович на несколько дней задержится здесь, будет работать над материалами для "Правды". Если удастся, то он поездит по окрестным степям, в которых, по слухам, развелось много волков, перекочевавших из беспокойной прифронтовой полосы поближе к пойме Урала.

- Да, волков много,- подтвердил я.- Не так давно они зарезали 84 барана в колхозе "День Урожая" и загрызли трех телок у жителей Дарьинска.

Добавил, что кроме волков в степях можно встретить дроф и стрепетов. Попросил Светлану передать отцу, что я с удовольствием согласился бы сопровождать его в этой поездке.

Через два дня пришел ответ: "Отец согласен вместе с вами поехать в степь". Едва ли надо говорить, как он обрадовал меня.

Накануне назначенного дня я поехал в степь осмотреть озимые посевы колхозов и заодно заглянуть в те места, где недавно приходилось встречать волков и дроф. Боялся, как бы не оскандалиться: поедем - и ни волков, ни дроф не найдем. Надо проверить.

Разведка вышла не больно утешительной. В отдалении заметил двух волков, которые сразу же скрылись в зарослях полыни, да видел только одного крупного дрофача. Уже почти вечером на озимых появились еще три птицы.

Возвратившись в поселок, позвонил писателю. Хочу уточнить время выезда. Ответил женский голос: "Шолохов не здоров".

- А завтра он собирается ехать в степь?

- Это будет видно завтра, в зависимости от состояния здоровья.

Мелькнула тревожная мысль: "А может, Шолохов просто не хочет ехать со мной?" Близкое знакомство, возможно, не состоится и завтра... Досадно.

С такими грустными размышлениями ложился спать и с ними же проснулся поутру. А тут сынишка писателя принес записку. "Через час собираюсь ехать в степь. Жду".

В назначенное время иду к Шолохову. У крыльца встречаюсь с Михаилом Александровичем.

- А, товарищ Гавриленко! Заходите. Ко мне гости пришли - музыканты из Уральска. Придется немного задержаться. Послушаем их. А тем временем и машина из Дьяково вернется, послал в сельпо, надо гостей-музыкантов угостить.

В небольшой комнате многолюдно: Михаил Александрович, его супруга - Мария Петровна, дочери писателя Светлана и Маша, сыновья Саша и Миша, сестры Марии Петровны Полина и Анна, муж Полины Петровны П. И. Зайцев - секретарь Шолохова, дети. За столом - два музыканта: плотный пожилой мужчина со скрипкой, в котором я узнаю уральского часовщика Солодовникова и, рядом с ним, высокий русый парень с баяном, инвалид войны. Тут же и сотрудник райкома Ильичев, который и привел к писателю гостей. Уж больно они хотели увидеть Шолохова,- говорит.

Гости, видимо, уже подвыпившие, оживлены. Особенно взбудоражен старик-скрипач.

- Господи, привелось увидеть Шолохова!

Восхищается, заводит речь о "Тихом Доне", о "Поднятой целине", о деде "Штукаре", как он выговаривает.

- Эх! Кабы моя Машенька увидела Шолохова,- непрерывно вздыхает Солодовников- Вот, свет Машенька, скажу ей, перед тобой нос к носу сам Михаил Александрович, гляди на донского казака!

А Машенька, жена скрипача, находится всего в сотне шагов от квартиры писателя, в доме Ильичева. Старик посылает за ней. Шолохов улыбается: видимо, развязность подвыпившего казака не тяготит его.

Появляется Машенька, моложавая, краснощекая, осанистая казачка.

- Познакомься, Машенька! Это знаешь кто? Это - сам Шолохов. Деда "Штукаря" знаешь?

Так повторяется несколько раз. Машенька конфузится: "Да ну тебя!"

В разговор вступает баянист, доселе молчавший.

- Шолохов - это мой самый любимый писатель. Шолохов, Толстой, Пушкин, Зощенко - самые настоящие...

- Ну, уж действительно, ставить Толстого, Пушкина и Шолохова в один ряд с Зощенко,- возразил я.

- Зощенко - им не ровня,- живо откликнулся скрипач.

- Вот правильно сказал старик,- поддержал кто-то.

- Да какой же он старик? Вам сколько лет?- спросил Шолохов.

- Пятьдесят шесть.

- Ну, это совсем немного.

Музыканты исполняют несколько довольно нескладных номеров. Особенно фальшивит скрипач, но баянист, повышая громкость, старается прикрыть ошибки товарища. Выпив рюмку, Солодовников за каждой приговаривает: "Христос воскрес!" Еще раза три он заводит:

- Машенька! Да знаешь ли ты, у кого находишься? Ведь это сам Михаил Александрович!

Наконец, музыканты неохотно поднимаются из-за стола, долго прощаются с хозяином и уходят. Добрый час времени потерян, но писателя это, по-видимому, не огорчает: он гостеприимный человек. Да к тому же ему было интересно поближе присмотреться к уральским казакам.

В степь едет и Мария Петровна. Она постоянный спутник мужа в поездках "на природу". По словам Светланы, ее мать - заправская рыбачка, пожалуй, поискуснее отца. По крайней мере, на Дону она на удочку сазанов ловила больше. Михаил Александрович взял с собой дробовое ружье и винтовку, прихватил и я свою старенькую, с облупленным прикладом двухстволку.

По дороге оживленно говорим о жизни на Дону и здесь. Меня тайно гложет мысль: а вдруг не найдем ни волков, ни дроф? Повезло: не успели приехать в самые привольные места, как зоркие глаза Марии Петровны заметили в бурьянах желанных птиц. Насчитали восемь дроф.

Шолохов стреляет из винтовки. Мимо. Пуля с пронзительным визгом ушла куда-то вдаль. Неловкое молчание нарушает шофер Василий Попов.

- И как это, Михаил Александрович, так промазать... Досадно?- с чуть приметной усмешкой спрашивает он.

- Немного досадно,- спокойно отвечает охотник.

По пути попался еще один дудак. Шолохов снова стреляет из винтовки, опять неудачно. "В чем дело?"- сочувственно недоумеваем мы с Марией Петровной. То ли ветер качает машину, на борт которой, прицеливаясь, охотник кладет ствол, то ли мушка сбита?

- Вернее всего - виноват я сам, больно горячусь, давно уже не охотился на дудаков,- без видимого огорчения признается писатель.

Потом Михаил Александрович из дробовика убил двух птиц. Мне по дрофам стрелять не пришлось, что меня особенно и не огорчало, ведь главное - не охота, а сама поездка с Шолоховым.

Волков видели, но стрелять по ним не пришлось - далеко. Умные звери сразу же скрылись в обширных зарослях полыни.

Дома Михаил Александрович предложил мне одного дудака.

- Возьмите. Вы, вероятно, тоже в него попали.

Я, конечно, в этого дудака попасть не мог, потому что и не стрелял в него. Отказываюсь брать.

- Ну, тогда хоть половину возьмите. Неудобно же возвращаться домой с пустыми руками.

- Это другое дело. Спасибо.

Хочется воспользоваться приглашением писателя зайти к нему в дом, но, стесняясь, отказываюсь. Шолохов, видимо, догадывается в чем дело и заводит речь по-другому:

- Рюмку водки выпьете? Там после музыкантов, вероятно, осталось.

- Благодарю! С удовольствием.

- Тогда прошу. Заходите.

За столом я много говорю, вероятно, больше, чем следовало, но хозяин понимает меня и относится ко мне очень радушно. Спрашиваю его о писателе-охотнике Валериане Правду- хине, по книге которого я впервые познакомился с Западным Казахстаном.

- У вас есть его книга "Годы, тропы, ружье"? Очень интересная.

- Кажется, нет. Да, нет,- неуверенно отвечает секретарь писателя Зайцев.

- А сам он, Правдухин, какой? Вы его знали?-обращаюсь к Михаилу Александровичу.

- Был знаком. Мне он показался несколько угрюмым, но как будто неплохой человек. А жена его, Лидия Сейфуллина после трагической гибели мужа пала духом.

Как-то перескакиваю на Панфёрова. Безапелляционно заявляю, что мне не нравится его язык - грубый, часто встречаются натуралистические выражения, неудачны описания природы, в частности описание охоты сделано плохо. Михаил Александрович не возражает и только изредка кивает Зайцеву.

- А что вас еще до войны привело сюда, в Казахстан?- интересуется писатель.

- Его беспредельные степные просторы. Сюда переселились многие мои земляки-полтавчане. Хотелось посмотреть, как они здесь живут. А еще одна привлекательная сторона - хорошая охота и рыбалка.

- Так почему же тогда вы не поехали на Дальний Восток, в Приморье, например?

- А я уже побывал там, два года работал агрономом колхоз-союза в начале организации колхозов. Побывал и на озере Ханка, воспетом Николаем Михайловичем Пржевальским. Только тяжелая болезнь матери и неподходящий для ее здоровья климат помешали мне навсегда остаться в Уссурийском крае. Теперь и не жалею об этом. Если бы там остался,- я улыбаюсь,- то сегодня не сидел бы за одним столом с вами.

Покачивая головой, писатель, ничего не говоря, переглядывается со своими.

Разговор перешел на дела семейные, на моего сына Петра, который погиб на Волховском фронте, защищая подступы к городу Ленина. Шолохов спросил, почему я называю его незаменимым сыном.

- Это был сын-друг...

- А... сын-друг,- понимающе смотрел на меня Шолохов.- Не падайте духом, может, сын еще жив, находится где-нибудь в Норвегии.

- Нет, Петя не такой, в плен он не сдастся. Его товарищ Прохоров писал мне, что в тот день сын, уходя на командный пункт артдивизиона под деревней Пчева, попросил у него два патрона к нагану, чтобы в крайнем случае, если немцы, окружившие их артдивизион, захватят командный пункт, было чем застрелиться. Гитлеровцы, переодетые в советскую военную форму, наскоком захватили пункт. Больше о судьбе сына мне ничего не известно. На все запросы получаю один ответ: "Пропал без вести в бою под деревней Пчева..."

Увлекшись разговором, я не сразу заметил, что за столом остались только мы вдвоем с писателем. Спохватившись, конфузливо извинился, собираясь уходить.

- Ничего, ничего, посидите еще, поговорим, очень интересно.

Но мне было совестно, и разговор уже не клеился...

Через несколько дней писатель пригласил меня с семьей на просмотр короткометражного фильма "Шолохов дома, на охоте и на рыбалке". Сижу рядом с Михаилом Александровичем, любуюсь мирной Вешенской, Доном, которые вижу впервые. Оживленно разговариваем, благо тема приятная - жизнь писателя и его родной край. Михаил Александрович сообщает, что вчера под вечер, возвращаясь из Уральска, он видел четырех волков, по стрелять в них не удалось. Убил несколько стрепетов.

- На одном из них,- шутит Шолохов,- ясно видна пометка "ППГ"- видимо, вы с ним встречались, поэтому и хочу предложить его вам.

- Охотно возьму, но только взаймы,- неожиданно для самого себя ломаюсь я.

- На любых условиях - взаймы так взаймы,- соглашается писатель.

Уже много лет спустя, беседуя с Михаилом Александровичем, я вспомнил, что с этим долгом мне так и не удалось рассчитаться - охотничьи трофеи его почти всегда были богаче моих.

Павел Иванович Зайцев, рассказывая о Вешенской, сообщает, что теперь значительная часть станицы сожжена или разрушена гитлеровцами, полчищам которых удалось прорваться до самого Дона. Разрушен и дом Шолохова.

Ряд кадров показывает Михаила Александровича на балконе дома. По соседству с ним мужчина, показавшийся мне пожилым. Запомнились вихры и заметная лысина.

- Писатель Василий Кудашев, друг Михаила Александровича. В 1941 году погиб под Москвой,- поясняет Зайцев.- Он как и ваш любимый Правдухин, был страстным охотником,- я хотел возразить, что Правдухин вовсе не мой самый любимый писатель, а просто интересный, наблюдательный охотник для меня, но воздержался. О Кудашеве спросил, не тот ли это Кудашев, который лет пятнадцать тому назад работал в журналах, издаваемых "Крестьянской газетой". Оказывается, он самый.

После просмотра фильма Мария Петровна пригласила зайти к ним и вручила мне стрепета.

- Вот вам презент Михаила Александровича.

Благодарю, прощаюсь и ухожу - на сей раз без всякой задержки.

С приглашением Шолоховых к себе дело затягивается: то писатель уедет на фронт, в Москву или в Куйбышев, где находились многие правительственные учреждения, то был очень занят работой над книгой о войне, отрывки из которой уже печатались в "Правде", один из первых, кажется, 5 мая 1943 года. Дарьинцы с захватывающим интересом читали их. Многие восхищались главами романа "Они сражались за Родину".

...Мой тринадцатилетний сын Витя, как и все его товарищи-подростки, много, с восхищением говорит о Шолохове и старается где-нибудь его увидеть, хоть издали. Однако в тот вечер, когда писатель должен был прийти к нам, Витя в десять часов уже "спал". Во время ужина мы несколько раз звали его, но он не откликался. Когда же после полуночи гости ушли, "сонный" сразу поднялся. И поняли мы: хитрил.

О гостях: Михаил Александрович и Павел Иванович Зайцев пришли с женами - Мария Петровна и Полина Петровна - родные сестры. Все держались очень просто. Наше скромное угощение: украинский борщ и вареники с творогом и сметаной, они, как и принято в подобных случаях, хвалили. Хорошей была признана и бутылка настойки на шиповнике.

Заходит разговор о войне. О союзниках, особенно об Англии. Шолохов отзывается о них критически, именуя их "союзничками". По убеждению писателя, больших надежд на них возлагать нельзя.

Я касаюсь недавно появившейся пьесы А. Корнейчука "Фронт". Спрашиваю, как к ней относятся в армии, и как, в частности, на нее смотрит высшее офицерство?

Михаилу Александровичу, похоже, на эту тему не хочется говорить. Он отвечает коротко, лаконично.

- Не приходилось обсуждать. В общем, правильно, но сильно перегнуто. Едва ли в армии было так много бездарных командиров. Наши неудачи в начале войны зависели не только от слабых командиров. Причины этого гораздо сложнее, и глубже...

- А кто, по вашему мнению, самый талантливый из наших полководцев в этой войне?

Писатель, пытливо посмотрев на меня, не спеша, как бы обдумывая, начинает:

- Трудный вопрос, на него мудрено ответить.

Война выдвинула немало талантливых военачальников, а кто среди них самый выдающийся?.. Я полагаю, к наиболее достойным следует отнести Жукова и Василевского. Можно также назвать Конева и ряд других имен. Это, подчеркиваю, мое личное мнение.

- А Верховный как?

- Верховный?- удивленно переспрашивает писатель.- Всем известно, что он пользуется огромной популярностью и в армии и среди народа. Это очень много значит. Вполне обоснованно считают, что многие из наших военных успехов достигнуты под его руководством.

- А наши неудачи, за чей счет следует отнести их?

- Отчасти, возможно, и за счет Верховного. Однако, стоит ли касаться таких вопросов?- недовольно морщится Шолохов.- В свое время историки все выяснят... Давайте лучше поговорим о жизни в вашем районе.

- А вам, корреспонденту "Правды" и "Красной звезды", приходилось попадать в опасные положения?- задаю бестактный вопрос.- Может, расскажете?

- На фронте неопасных положений не бывает,- и больше он ничего не сказал.

Затем разговор перешел на разные житейские темы. Михаил Александрович, любящий шутку, слегка, деликатно подтрунивал над некоторыми собеседниками, не исключая и себя.

...Вскорости Шолоховы пригласили к себе всю мою семью. Не без труда уговорили и Витю пойти вместе с нами. Шолохов приласкал мальчика.

- Ну, теперь уже не будешь стесняться? Будешь к нам ходить?- спрашивает Михаил Александрович.

- Буду,- не очень твердо обещал Витя, хотя слова своего он так и не сдержал.

-В каждый приезд с фронта Шолохов заходил в райком партии, и вдобавок к довольно скупым сообщениям Совинформбюро, рассказывал о положении на фронтах. Кроме членов бюро на этих беседах обычно присутствовали партийные активисты, живущие в райцентре или невдалеке от него.

- ...Шолохов прилетел с фронта! Слыхали?!-сообщали друг другу жители Дарьинска.

...На этот раз разговор шел в основном о положении на Волге.

- Что там под Сталинградом?- беспокоились дарьинцы,- говорят, немцы совсем уже его захватили, на левый берег Волги перебрались.

Конечно, это была пустая болтовня! Правда, Сталинград здорово разрушен. Но наши там много гитлеровцев перемололи и овладеть Волгой немцам ни за что не дадут. На этом фронте,- сказал Шолохов,- скоро надо ждать больших, отрадных перемен, возможно - в ближайшее время...

И вправду, вскоре наши войска начали широкое наступление под Сталинградом.

...Осенью 1943 года Шолохов встречался в Уральске с председателем Совета Министров Казахской ССР Ундасы новым.

Говорили о многом: о войне, о помощи, которую трудящиеся республики оказывают фронту, о положении в Западно- Казахстанской области. Ундасынов сообщил, что на фронте погиб сын Джамбула тридцати шести лет.

Вскоре после этого Шолохов поехал в Москву. Вместе с ним были подруги - дочь писателя Светлана и моя дочь Ольга, поступавшие в столичный университет... Отъезжающие разместились в маленьком служебном вагончике, который только что разгрузили от овощей, привезенных откуда-то железнодорожниками. По приглашению хозяина провожающие уселись за столик, выпили по рюмке за счастливую поездку. Чуть позже зашел начальник отделения дороги и - к столику. Михаил Александрович чокается и с ним, немного отпивает из рюмки. Железнодорожник настаивает - чтобы всю.

- Не могу! Я ведь не лошадь, чтобы пить со всеми без меры.

Такой резкий ответ мне впервые пришлось услышать от деликатного Михаила Александровича.

Начальник отделения, не смущаясь, пытается завести разговор на литературную тему:

- "Они сражались за Родину" - статьи в "Правде" - ваши?

- Мои.

- А "Братья" чьи?

- Горбатова.

На этом, к удовольствию Михаила Александровича, расспросы закончились.

В день возвращения из поездки Михаил Александрович позвонил мне, приглашая зайти. По его рассказам, в столице и повсюду, где ему приходилось бывать, наблюдается большой подъем и бурные проявления патриотических чувств, вызванных победоносным наступлением Советской Армии. Днепр якобы уже форсирован в нескольких местах. В районе Киева три наших дивизии захватили плацдарм на правом берегу реки. На следующий день Совинформбюро подтвердило: "Днепр форсирован нашими войсками севернее Киева, южнее Переяславля и юго-восточнее Кременчуга. Советские армии возобновили наступление по всему фронту от Витебска до Тамани".

Я просидел у Шолоховых часа полтора и спохватился - ведь люди с дороги, устали. Поблагодарил и, уходя, напомнил, что мое приглашение Шолоховым побывать у меня осталось невыполненным.

- В недалеком будущем с удовольствием наверстаем,- заверил Михаил Александрович.

Спустя несколько дней Михаил Александрович за обедом сам сообщил о намерении в ближайшие дни переехать к Волге. Писатель недавно побывал там. В тех местах живется туговато, труднее, чем в Западном Казахстане. Но люди незамедлительно возвращаются с Востока в освобожденные от гитлеровцев районы Европейской части страны.

- Стремление скорее вернуться в родные края так велико, что люди идут, невзирая на трудности,- делится своими впечатлениями писатель и, минутку помолчав, добавляет:- И нам надо двигаться.

- А не лучше ли семье побыть здесь месяц-другой?

Нет, Шолохову необходимо перебраться ближе к фронту, который отодвинулся уже далеко на запад. Чтобы добраться туда, военному корреспонденту приходится грузить автомашину в вагон. А из Камышина можно ехать на своем "виллисе" прямо, куда надо. К тому же от Волги до Вешенской значительно ближе.

После обеда Шолохов вслух прочел напечатанную в "Правде" статью Гросмана, кажется под заголовком "На Украине".

- Хорошо написана! С удовольствием поставил бы свою подпись.

Михаилу Александровичу особенно понравились слова автора о том, что после окончания войны к радостным чувствам советских людей о достигнутой победе присоединится глубокая скорбь о погибших защитниках Родины, кровью которых завоевана Победа. Эту мысль и Шолохов неоднократно высказывал в беседах с дарьинцами.

Накануне отъезда Шолоховых моя семья пошла с ними попрощаться. Посидели, поговорили, по-старинному русскому обычаю выпили по рюмке "на коня". Михаил Александрович со всеми расцеловался.

Вечером того же дня Шолохов зашел в райком партии. Я знал о его намерении и к приходу писателя уже был там. Шолохов пригласил руководителей района завтра утром зайти к нему попрощаться.

...После короткой остановки в Уральске, Шолоховы, попрощавшись с провожающими, двинулись дальше, на запад. Мы провожали их до Чаганского моста.

- Счастливого пути!- машем мы руками.

Уехали...

Почти через месяц П. И. Зайцев письмом сообщил мне: "В Камышин доехали благополучно. Квартира вполне хороша. Теперь Михаил Александрович имеет небольшой отдельный кабинет и, приезжая с фронта, много работает над военным романом".

Накануне нового 1944 года, не имея точного адреса, я послал телеграмму: "Камышин Сталинградской писателю Шолохову. Поздравляем вас семьей новым годом, желаем здоровья, благополучия". А еще через день получаю письмо от Михаила Александровича.

Затем моя связь с писателем прервалась. "Надолго ли?- раздумывал я.- Может, навсегда?"

Покидая Западный Казахстан, Шолохов говорил провожающим:

- Не прощайте, а до свидания. Как только кончится война, я снова приеду к вам. Обязательно. Тогда уж мы с вами, Петр Петрович,- обратился он ко мне,- и на гусей вместе поохотимся.

Сдержит ли Михаил Александрович слово, приедет ли к нам в Приуралье?- часто думал я.

Осенью 1945, в два часа темной октябрьской ночи к домику в поселке Дарьинском, в котором я жил, подъехала машина. В окно постучали:

- Пустите ночевать?

- Кто там?

- Это - Шолохов!

...После этого писатель много раз бывал в Приуралье, проводил там недели, а, бывало, и месяцы. Мне посчастливилось сопровождать его в поездках в колхозы и совхозы, разделять с ним часы досуга на охоте и рыбалке.

Большой радостью для меня были приглашения Михаила Александровича посетить его в станице Вешенской. Там, под гостеприимным кровом шолоховского дома, в кругу семьи и друзей писателя я провел несколько счастливых месяцев.

На подаренной мне книге "Поднятая целина" Михаил Александрович написал:

"Петру Петровичу Гавриленко. Пусть наша с тобой большая дружба длится столько, сколько я писал эту книгу. Хай живе она на радость нашим стареющим сердцам. Твой М. Шолохов. Ст. Вешенская. 25.04.60".