Часть I. Историческая основа романа "Тихий Дон"
Действие романа "Тихий Дон" имеет точную временную протяженность: с мая 1912 года по март 1922-го. Это десятилетие русской истории наполнено событиями исключительного значения: подъем рабочего движения в 1912-1914 годах, отмеченный грандиозными стачками, провозвестниками будущей революции; первая мировая война, до основания потрясшая весь старый мир, а царскую Россию - в особенности; свержение самодержавия в марте 1917 года; борьба партии большевиков за массы; Великий Октябрь; беспримерная в истории гражданская война, полыхавшая на всем пространстве огромной страны от Риги до Камчатки; иностранная интервенция, попытки расчленить Советскую Россию, позорный крах интервентов; победа государства Советов и начало строительства новой жизни; деятельность В. И. Ленина во главе Советской державы.
По насыщенности и драматизму событий второго такого десятилетия еще не было в течение всех минувших эпох истории человечества.
Все эти безмерные по сложности явления получили в романе М. Шолохова не только высокохудожественное, но и исторически точное отражение. Порой эта полнота жизненной реальности достигается удивительно скупыми средствами, предельным лаконизмом текста. Вот, к примеру, свержение Николая II - в четвертой части есть лишь краткая сцена в Могилеве, данная через восприятие Листницкого: здесь не только точное описание внешних примет (крытый автомобиль, министр двора В. Б. Фредерикс, конвойная казачья сотня и т. д.), но и выразительный портрет самого царя - человека вялого, заторможенного, обреченного судьбой. Конечно, эта сцена - лишь изображение "верхушечной", так сказать, части исторического процесса. Гораздо важнее, что в "Тихом Доне" широко и полно показано отношение различных классов и социальных слоев России к событиям Февраля: на фронте и в глухом хуторе, в помещичьей усадьбе и в тыловой воинской части. Все это написано крайне лаконично, разбросано по разным главам романа, но если собрать все отрывки вместе - получится широкая литературная картина истории Февральской революции в России.
Гигантские социальные катаклизмы, изображенные в романе, даются, как правило, отраженными через глухой хутор Татарский, лежащий в степи на Верхнем Дону, вдали от городов, промышленных центров и железнодорожных путей. Именно здесь происходят главные события в судьбе героев "Тихого Дона", большинство их здесь родилось и здесь закончило свой жизненный путь. Хутор Татарский, как точно сказано в "Тихом Доне", находится на правом (южном) берегу реки, напротив станицы Вешенской, - по современному территориальному делению Советского Союза это самый северный район Ростовской области, на границе с Воронежской и Волгоградской областями. Этот хутор - центральная территориальная точка романа и вместе с тем единственный, так сказать, "вымышленный" географический пункт; подчеркнем, что все без исключения города, станицы, реки и другие собственные наименования местности, упомянутые в тексте "Тихого Дона", - подлинные, в точном соответствии с реальной топонимикой и топографией.
Действие романа в основном происходит в хуторе Татарском или в соседних районах Верхнего Дона и - далее - по всему пределу тогдашней области Войска Донского (по современному территориальному делению - вся Ростовская область и восточные районы Волгоградской). Однако нередко судьба заносит героев романа далеко от географического центра. В 1914 году в фокусе повествования находится Галиция (ныне в основном Львовская область), есть сцены и в Москве. В 1915-1916 годах отдельные эпизоды разворачиваются в Восточной Пруссии, в Белоруссии, в приграничных районах с Румынией. 1917 год дает наиболее широкую пространственную картину: действие происходит в Нарве, Могилеве (местонахождение Ставки), Москве, Быхове (место заключения участников корниловского заговора), несколько раз показан революционный Петроград.
Описание событий 1918 и 1919 годов занимает наибольшую часть текста "Тихого Дона" - действие происходит здесь целиком на территории Донской области; есть в виде исключения два эпизода с Листницким, во время сражений корниловцев на Кубани, однако следует тут подчеркнуть, что соседняя Кубань имела в социально-бытовом образе жизни, да и в природных чертах очень много общего с Донской областью. В 1920 году в романе есть несколько беглых сцен - на той же Кубани (связанных с судьбой Григория Мелехова и его товарищей) и развернутый эпизод в Новороссийске: показана эвакуация деникинских войск. Последующие события с весны 1920 по весну 1922 года, описанные в романе, происходят исключительно в Верхне-Донском краю (служба Григория Мелехова в составе Первой Конной армии известна только по рассказам других героев да с кратких слов его самого).
"Тихий Дон" начинается и кончается в хуторе Татарском. Первая фраза романа: "Мелеховский двор - на самом краю хутора". Последняя сцена: Григорий стоит "у ворот родного дома", держит на руках сына. Здесь, в отчем доме, в семье, среди близких, на родной земле, на родине, все начала и все концы жизни. Земля эта для большинства героев романа - Верхне-Донской край тогдашней казачьей Донщины.
Слово "казак" (козак) возникло в России еще в веке, в узком смысле оно означало свободного наемного работника, а в более широком - вольного, независимого человека вообще, порвавшего со своей средой. С конца XV века слово "казак" приобрело уже привычный для современного языка смысл: так стали называть вольных людей, селившихся на окраинах тогдашнего Русского государства.
Необходимость постоянно обороняться от нападений кочевников способствовала объединению казаков в общины, имевшие выборного руководителя (атамана) и полувоенную организацию быта. Во второй половине
столетия подобные казачьи общины возникли по берегам Нижнего и Среднего Дона. Так появились предки донских казаков - старейшего и самого знаменитого казачьего войска. Здесь не место излагать историю донского казачества - она насчитывает пять веков, полна драматических событий, славных и трагических, и получила яркое отражение в народном фольклоре, описана в художественной литературе, исследована в научных трудах*. Следует лишь отметить некоторые исторически сложившиеся социально-психологические черты казачества - это важно для углубленного понимания характеров героев "Тихого Дона".
* (На эту тему подробнее см.: Хорошин М. Казачьи войска. Спб, 1881; Столетие военного министерства, т. II, ч. 1-4, Спб, 1902-1911; Корчин М. И. Донское казачество (из прошлого). Ростов-на-Дону, 1949; Лукин Б. В. Очерки истории Подонья - Приазовья. Кн. 1-2, Ростов-на-Дону, 1949- 1951; Пронштейн А. П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов-на-Дону, 1961; и др.)
Казачество конца XV - начала XVII века, поселившееся на берегах Нижнего Днепра, Дона и Волги, было независимо от центральной государственной власти России и от соседних феодальных государств и княжеств. Формировалось казачье население преимущественно из беглых крестьян и вообще податных людей, искавших на окраинах вольной жизни, спасавшихся от барских тягот и повинностей. Вольнолюбивый дух, неприязнь ко всякому принуждению породили своеобразное устройство казачьих станиц: выборность гражданских и военных руководителей, отсутствие строгой централизации и государственности. Однако социальное неравенство очень быстро развилось среди казачьего населения. Возникли богатые, "домовитые" казаки, постепенно прибравшие к рукам власть над массой бедных, "голутвенных" своих собратьев. Это первоначально не мешало казачеству становиться участником, а иногда и застрельщиком массовых народных восстаний против феодального угнетения.
Донские казаки сыграли выдающуюся роль в грандиозных крестьянских войнах XVII века, связанных с именами Ивана Болотникова и Степана Разина, а также казачье-крестьянским восстанием под предводительством Кондратия Булавина в начале XVIII века; отметим, что Разин и Булавин были к тому же потомственными донскими казаками*. Лихая удаль казацких восстаний навсегда осталась в памяти донцов, запечатлевшись в песнях и преданиях, передававшихся от поколения к поколению и дошедших до XX века.
* (См. об этом: Смирнов И. И. Восстание Болотникова. 1606- 1607. М., 1951; Сахаров А. Н. Степан Разин (Хроника XVII века). М., 1973; Лебедев В. П. Булавинское восстание. М. - Л., 1934.)
Уже в XVII веке казачество постепенно делалось социальным сословием-служилым земледельческим населением, обязанным нести регулярную воинскую службу, получая взамен определенное жалованье, снабжение продовольствием и вооружением и т. д. Постепенно казачья сословная обособленность возрастала, закрепляясь различными законодательными актами. Во всех войнах, которые вела Россия с середины XVII века и вплоть до первой мировой войны, казачьи части (преимущественно конные) принимали непременное участие. Особо заметную роль казаки сыграли в Семилетней войне (1756-1763), Отечественной войне 1812 года, Крымской (1853-1856) и русско-турецкой (1877-1878) войнах*. Как правило, казаки образовывали легкую (по терминологии XVIII-XIX веков - "иррегулярную") кавалерию, которая вела разведку, выдвигала передовые посты, несла охранную и конвойную службу, партизанскую и контрпартизанскую войну. Казаки отличались, как правило, весьма высокой личной воинской подготовкой (умелое владение оружием, джигитовка и т. п.), но хуже действовали массами в сомкнутом строю; вследствие этого в крупных сражениях казачьи части применялись обыкновенно для обхода, охвата или преследования противника.
* (Подробнее см.: Коробков Н. М. Семилетняя война. М., 1940; Бескровный Л. Г. Отечественная война 1812 года. М., 1962; Горев Л. Война 1855-1856 годов и оборона Севастополя. М., 1955; Беляев Н. И. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. М., 1956. )
Ходом истории казачество превратилось из вольнолюбивой, несколько анархической массы в привилегированную военную касту. Звание казака и все вытекающие отсюда права в старейшем донском воинстве переходили по наследству, посредством брака - иные случаи были сравнительно редки. Казаки никогда не знали крепостного права, как никогда не испытывали и того классового гнета, который выпал на долю их собратьев - крестьян и работных людей. Воинская доблесть казаков, снискавшая им славу и уважение по всей России, да и не только в России, психологически укрепляла и сплачивала их в чувстве сословного превосходства*.
* (Интересный материал на эту тему содержится в старой работе К. Абаза. Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казачьего быта. Спб, 1891. )
С конца XIX века - и в особенности с начала XX- казачество получило еще одну социальную функцию - полицейскую. Подъем революционного движения сопровождался массовыми стачками, демонстрациями, а потом и вооруженными выступлениями пролетариата и крестьянства. Для подавления этих движений царизм должен был использовать уже крупные воинские подразделения - полиция с ними справиться, естественно, не могла. Армейские части оказались недостаточно надежными для подобных целей - их рядовой состав состоял, как известно, из крестьян, одетых в солдатские шинели, им, следовательно, близки были (в той или иной степени) чувства и чаяния трудящихся масс, поднимавшихся на борьбу. Иное дело - казаки. Их проще было направить против революционного народа, спекулируя на их сословных предрассудках и социальной обособленности.
Консервативному дворянству в какой-то мере удалось обмануть и повести за собой казачество, направив его на подавление народного революционного движения. Это особенно проявилось в период первой русской революции 1905-1907 годов. Разумеется, и казачество было не однородно, известно, что во многих казачьих частях также шло брожение и даже происходили отдельные революционные вспышки*; однако классовая борьба среди казачьего населения развивалась относительно слабо, и оно в целом, по определению В. И. Ленина, и после 1905 года осталось "...таким же монархическим, как и прежде..."**. При анализе "Тихого Дона" важно иметь в виду, что для трудящихся России начала XX века слово "казак" приобрело уже значение не только лихого и храброго воина, но и свирепого усмирителя с нагайкой или шашкой.
* (См. об этом: Семерин П. В. 1905 год на Дону. Ростовское книжное издательство, 1945; Петров В. А. Очерки по истории революционного движения в русской армии в 1905 г. М. - Л., 1964. )
** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 377. )
Так эксплуататорские классы в своекорыстных интересах противопоставили казаков-хлеборобов всей остальной трудящейся России, посеяли среди них семена взаимной неприязни и вражды. Было очевидно, что в случае обострения политической обстановки в России эти противоречия между казачьим и неказачьим населением могли принять весьма серьезный характер. Об этом предупреждал В. И. Ленин еще задолго до начала гражданской войны: население казачьих областей, писал он в июне 1917 года, сохранило "особенно много средневековых черт жизни, хозяйства, быта. Здесь можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи"*.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 377.)
Столицей Области Войска Донского до 1805 года был Черкасск - одна из старейших казачьих станиц на Нижнем Дону (ныне - сравнительно небольшой поселок, известный своими историческими достопримечательностями). С 1805 и вплоть до 1920 года казачьей столицей донцов стал город Новочеркасск, расположенный в степи на берегу реки Аксай в 20 километрах от Дона. Во главе административной власти стоял наказной атаман (то есть назначенный, в отличие от станичных, которые избирались), он объединял в одном лице функции военного и гражданского начальника края. Территория области делилась на четыре военных округа, во главе с окружным атаманом (тоже назначаемым). Одним из таких округов был Верхне-Донской - основное место действия романа.
Округа делились на станицы, их было по нескольку десятков в каждом. Станица - это не только крупное село, но и административный участок, нечто вроде волости в неказачьих районах России. В станице находилась резиденция атамана и станичного правления, здесь было низшее военное и гражданское подразделение области. В систему станичного правления входили многочисленные хутора, то есть казачьи села, объединенные вокруг своего административного центра. (Совсем иное понятие вкладывалось в слово "хутор" в коренных районах России: односемейная усадьба, отделенная от деревенской общины социально и территориально.) К примеру, станица Вешенская - один из центров Верхне-Донского округа, а изображенный М. Шолоховым хутор Татарский - один из хуторов этой станицы. В хуторе тоже избирался атаман, а все важнейшие местные дела обсуждались (нередко формально) на хуторском сходе - общем собрании взрослых мужчин. Хутор большой - осенью 1912 года в нем около трехсот дворов (об этом говорит Федот Бодовсков приехавшему Штокману), по общероссийским понятиям это крупное село, здесь церковь, магазин, мельница, школа*.
* (И. Лежнев сообщает, что хутор Татарский - это реально существовавший на Верхнем Дону хутор Калиновский, где М. Шолохов жил в период работы над начальными главами романа; И. Лежнев добавляет: "Это подтвердил мне автор" (Путь Шолохова. Творческая биография. М., 1958, с. 94). )
В начальный период действия романа казачье население Донской области насчитывало около полутора миллионов человек. Речь идет именно о казаках в точном сословном смысле, - все население края достигало около пяти миллионов: сюда входили так называемые иногородние, то есть неказачье население станиц (ремесленники, наемные рабочие и т. д.), а также жители городов, в том числе такого крупного индустриального центра, как Ростов (население перед революцией - около двухсот тысяч). На 1 января 1912 года в Донском казачьем войске числилось 161 348 человек рядовых, унтер-офицеров и офицеров*. Два года спустя в число их вошел и главный герой "Тихого Дона", рядовой казак станицы Вешенской Григорий Мелехов.
* (Советская историческая энциклопедия, т. 5, стр. 306. )
К началу первой мировой войны в России насчитывалось одиннадцать казачьих войск (факт этот был довольно популярен, герои "Тихого Дона" нередко вспоминают об этом, как о хорошо им известном обстоятельстве). Старейшим и самым многочисленным считалось Донское, оно вело свою официальную историю с 1570 года*. Следующими по численности и значению были: Кубанское, Оренбургское, Забайкальское, Терское, Сибирское, Уральское, Амурское, Семиреченское, Астраханское и Уссурийское. Кроме того, имелись еще относительно малочисленные енисейские казаки и Якутский казачий полк (они не образовывали войскового подразделения).
* (См. Савельев А. Трехсотлетие Войска Донского. 1570- 1870. Спб, 1870. )
Так как действие романа довольно часто переносится на Кубань, то следует несколько слов сказать о кубанских казаках. Они делились на так называемых "линейцев" - потомков донских казаков, переселенных в 1777-1781 годах на оборонительную "линию" по реке Кубань (отсюда и наименование их), и "черноморцев" - это потомки запорожцев, переведенных сюда в самом конце XVIII века, после ликвидации Запорожского казачьего войска; последние вплоть до революции сохранили некоторые украинские обычаи и бытовой уклад*. На Кубани социальные противоречия между казаками и иногородними достигали большей остроты, чем на Дону, население там отличалось также и большей национальной пестротой. Столицей Кубанского казачьего войска был Екатеринодар (ныне Краснодар), основанный в 1794 году черноморцами.
* (Щербина Р. А. История Кубанского казачьего войска, т. 1-2. Екатеринодар, 1910-1913.)
Права и обязанности казачьего сословия на протяжении веков четко регламентировались правительством. Естественно, что эта регламентация менялась с течением времени и с изменениями социально-классовой природы Российского государства. Принципиально неизменным оставалось одно: каждый казак обязан был исполнять воинскую службу в армии, причем амуниция и снаряжение (включая строевого коня) приобретались им за свой счет; взамен казачество получало полное освобождение от налогов и право на земельный надел. По положению, которое существовало с 1869 года и не менялось вплоть до Октябрьской революции, этот надел ("пай", как говорили в казачьих областях) определялся в 30 десятин. На практике величина надела в немалой степени колебалась в зависимости от многих исторических и местных условий, в основном в пределах от 10 до 50 десятин. Обеспечение землей у казачества в среднем было значительно выше, чем у крестьянства по России в целом; более того: земли Донской, Кубанской, Терской, Семиреченской, да и всех иных областей отличались большим плодородием и вообще хорошими природными условиями для земледельческого хозяйства.
Воинская служба казаков (в новое время) регламентировалась следующим образом. В 1875 году был составлен устав для Донского войска, распространенный позже на все другие войска. Все мужское казачье население, достигшее восемнадцатилетнего возраста, должно было нести военную службу в течение двадцати лет, из них четыре - на срочной службе. В 1909 году этот срок был сокращен на два года, распределяясь следующим образом: один год в так называемом "приготовительном разряде", то есть в учебных командах, затем - по достижении двадцати одного года - казак поступал на действительную службу, которая длилась в течение четырех лет, затем проводил восемь лет "на льготе", то есть с регулярным вызовом на лагерные сборы; "льгота" делилась на первую и вторую очередь, по четыре года в каждой; наконец, еще пять лет казак числился в запасе и лишь потом, в возрасте, следовательно, около сорока лет, окончательно освобождался от службы.
Таков - в самом сжатом изложении - географический и социальный фон, на котором разворачивается действие романа "Тихий Дон".
Теперь следует рассмотреть хронологическое построение романа. В тексте изрядное количество всякого рода датировок - как в отношении реальных, так и вымышленных событий и персонажей. Судьба всех героев "Тихого Дона" необычайно точно определена во времени.
Внимание к внутренней хронологии вообще есть непременное свойство высокохудожественной литературы. Вспомним знаменитое пушкинское примечание к "Евгению Онегину": "Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю". То же можно сказать и о "Тихом Доне". Следовало бы, однако, указать попутно лишь на одно обстоятельство: роману в стихах Пушкина посвящено множество скрупулезных исследований текстологического и фактологического характера, а о шолоховской исторической эпопее этого сказать, к сожалению, нельзя. Тем более необходимо выяснить здесь некоторые общие принципы.
Подобно всем классическим литературным произведениям, в "Тихом Доне" имеется очень четкий хронологический "календарь". Все движение событий, а также развитие судеб героев - главных и в равной степени второстепенных - подчинено общему распорядку времени. Однако этот внутренний "календарь", как правило, скрыт в ткани самого произведения, обыкновенно его можно обнаружить лишь по отдельным "выходам на поверхность", как определяют географы конфигурацию подводных горных хребтов по островным цепочкам.
Возьмем для начала, как выражаются архивисты, "крайние даты" романа: май 1912-го - март 1922-го.
"Тихий Дон" начинается с родовой истории мелеховской семьи, это как бы краткая историческая экспозиция к действию, занимающая всего три книжных страницы. Само действие начинается в хуторе Татарском в 1912 году. В романе никаких прямых указаний на эту дату нет; первое обстоятельство действия, которое может быть соотнесено с реальными событиями, а поэтому точно датировано - начало первой мировой войны (Германия объявила России войну 19 июля - 1 августа нового стиля - 1914 года). Сравнительно нетрудно по обратному ходу фабулы романа установить, что с начала действия прошло около двух лет. Однако - и это очень характерно для шолоховского отражения хронологии - прямые наименования годовых дат даются редко; первый раз полная датировка появляется лишь на трехсотой странице романа (18 сентября 1914 года) - это письмо о мнимой гибели Григория Мелехова, которое получает его отец Пантелей Прокофьевич.
С первых же страниц "Тихого Дона" и до последних в тексте разбросаны хронологические приметы - как прямые, так и косвенные. Уже в самом начале романа появляется первая такая примета, довольно неопределенная: на пятнадцатой странице книжного текста мимоходом сказано, что "из хутора в майские лагеря уходило человек тридцать казаков" (речь идет здесь о лагерных сборах военнообязанных первой и второй очереди "льготы"). А первый эпизод фабулы романа происходит за сутки на рассвете: Пантелей Прокофьевич будит Григория для утренней рыбалки. Это совсем еще не означает, что действие романа началось в мае - выражение "майские лагеря" может быть условным, а кроме того, казаки могут отправиться в лагеря раньше или позднее календарного мая. Далее, однако, в тексте имеется бесспорное хронологическое уточнение. Проходит несколько дней (по фабуле ясно, что никак не более недели), приближается сенокос: "За два дня до троицы хуторские делили луг". По православному календарю за 1912 год праздник святой троицы приходился на 13 мая; следовательно, луг делили 11-го, а действие романа началось приблизительно 5 мая.
Последнее событие реально-исторического характера, упоминаемое в заключительных главах "Тихого Дона", - это антисоветский кронштадтский мятеж, вспыхнувший в начале марта 1921 года (о нем говорил Фомин, склоняя Григория вступить в его банду). Далее вплоть до финальной сцены романа нет уже прямого наименования текущего года, не поминаются и какие бы то ни было известные обстоятельства. Далее в тексте романа есть лишь хронологические уточнения такого рода: "к первым числам апреля", "в конце апреля", "в середине мая", "весною, когда разливается Дон", "на провесне" и т. п. Однако не сложно проследить и здесь временную протяженность повествования - финал его приходится на конец марта 1922 года.
Таковы, как говорилось, "крайние даты" романа: они лишены буквалистской протокольности, хотя абсолютно точны исторически и полностью соответствуют движению времени в романе.
Отчетливо бросается в глаза, что в "Тихом Доне" сосуществуют как бы два хронологических отсчета, условно их можно было бы назвать хронологией "внешней" и "внутренней". Первая свойственна событиям, происходящим, как правило, за пределами хутора Татарского, в большом мире, потрясенном войнами и революциями. Например (речь идет о 1914 годе): "11-я кавалерийская дивизия после занятия Лешнева с боем прошла через Станиславчик, Радзивиллов и Броды и 15 августа развернулась у Каменка-Струмилово". Или: "Атака должна была произойти 28 августа, но по случаю дождя ее отложили на 29-е".
"Внешняя" хронология постоянно присутствует при описании реальных исторических событий революции или гражданской войны, в особенности тогда, когда на авансцену романа выходят не рядовые представители народа, а наоборот - генералы, вожаки. Вот типичные примеры (1917 год): "19 июля всех поразило правительственное сообщение о назначении генерала Корнилова верховным главнокомандующим". Далее этот сюжет прослеживается в романе с той же скрупулезной точностью: "6 августа начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Лукомский..." Потом: "9 августа Корнилов, под охраной эскадрона текинцев, специальным поездом выехал в Петроград. На другой день в Ставке..." и т. д. С той же буквалистской точностью описываются "верхушечные" события гражданской войны на Дону. 1918 год: "В Новочеркасск 26 декабря прибыла союзническая миссия: командующий британской военной миссией генерал Пул..." 1919 год: "К вечеру 6 января (под Чиром уже завесом нависли сумерки) Краснов, в сопровождении офицеров английской королевской службы..." Или: "Общий переход в наступление намечался между 1 и 10 августа. Удар 8-й и 9-й армий, по плану главного красного командования..." и т. д.
Точную дату имеют почти все приводимые в тексте романа подлинные исторические документы (их немало, особенно в четвертой и пятой частях): письма Корнилова к Духонину от 29 августа и Каледину от 1 ноября 1917 года, постановление белоказачьего суда от 28 апреля (10 мая) 1918 года и др. Иногда дата содержится в тексте цитируемого отрывка - таков, например, ультиматум Военно-революционного комитета атаману Каледину, где есть фраза: "Члены Войскового круга объявляются неправомочными с 15 сего января". Иногда датировка документа подсказывается прямым авторским изложением: "10 июля в Новочеркасск прибыли майоры германской армии... В тот же день они были приняты во дворце атаманом Красновым... а на другой день Краснов написал следующее письмо германскому императору..." Очередное послание это, следовательно, отправлено 11 июля 1918 года (текст его полностью воспроизведен в романе).
Характерна точная наблюдательность М. Шолохова, когда он приводит документы штаба вешенских повстанцев (весна 1919 года). Их несколько, но все они не имеют никакой датировки - прямой или косвенной. Меж тем на соседних же страницах романа, где идет речь о частях Красной Армии, приводятся точные хронологические приметы: "12 апреля 1-й Московский полк был жестоко потрепан..."; "27-го, уже в сумерки, на квартиру пришли двое сердобцев второй роты" и т. д. Разумеется, это не случайно. Анархизм, слабая дисциплина повстанцев отражаются, помимо прочего, в такой, казалось бы, мелочи, как то, что глава восставших Кудинов не датирует даже такие приказы, которые помечает: "В. Срочно. Совершенно секретно" (письмо Богатыреву в конце апреля 1919 года в связи с восстанием в Сердобском полку).
Точную датировку имеют почти все документы, составленные самим автором. Таково письмо командира сотни о мнимой смерти Григория Мелехова, донесение Листницкого в штаб дивизии о революционных речах Бунчука (20 октября 1916 года), исполнительный лист о взыскании с Пантелея Прокофьевича 100 рублей долга в пользу купца Мохова (27 октября 1916 года) и т. д. Исключением служит, например, выписка из приказа о награждении Григория Георгиевским крестом, но в тексте приведена именно выписка, то есть часть обширного документа; к тому же из содержания романа ранее точно известно, когда именно Григорий совершил свой подвиг (15 сентября 1914 года).
Как известно, ныне действующий григорианский календарь был введен в СССР Декретом Совнаркома от 26 января 1918 года: следующий после 31 января день считался 14 февраля. Так возник "новый стиль". Всякий раз, приводя в романе конкретные даты, М. Шолохов очень внимательно следил за этими календарными разночтениями. Так, все, что связано с описаниями семьи Мелеховых, дано по старому стилю вплоть до конца 1919 года, то есть до окончательного утверждения новой власти на Верхнем Дону. Однако при описании действий Красной Армии всегда дается новый стиль. За редкими исключениями, в тексте романа не указано, какой именно календарь имеется в виду, однако автор всегда помнил об этом и называл дату в соответствии с историческими обстоятельствами. Каких-либо ошибок в разграничении стилей не обнаружено.
"Внутренняя" хронология романа "Тихий Дон" сложнее, она не столь очевидна и определенна, как "внешняя", календарная, но столь же точна. "Внутренняя" хронология - это народное представление о времени, которое не оперирует отвлеченными категориями (век, квартал, декада, эпоха, период и т. п.), а вполне конкретными, ясными понятиями: зима, позапрошлая осень, понедельник, рождество, сенокос, жатва, до войны - после войны и пр.
Эта хронология, естественно, не ведала писаного календаря со строгим чередованием месяцев, кварталов и полугодий, как не делился и день на часы и минуты, столь привычные для современного человека. Последовательность событий строго хранилась в памяти, но лишь в отношении одного с другим.
В русской классической литературе народная "некалендарная" хронология встречается еще в "Капитанской дочке", когда старый Гринев спрашивает у жены: "Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?" - "Да вот пошел семнадцатый годок, - отвечала матушка. - Петруша родился в тот самый год, когда окривела тетушка Настасья Герасимовна, и когда еще..." Здесь пример именно народной хронологии, хотя он исходит из уст мелкопоместной провинциалки: она хорошо знает, сколько лет ребенку, и помнит, какие события происходили при его рождении, но не спешит вспомнить, в какой год какого века это произошло, - да ей в практической жизни и не нужны эти календарные справки.
Существенной частью неписаной народной хронологии был церковный календарь. Крупнейшие православные праздники - как общие, так и местные, "престольные",- непременно отмечались в русских селах. Отсюда иной ряд бытовых хронологических примет: перед рождеством, на Николу-зимнего, в троицын день, на масленицу, на второй день пасхи и т. д. В течение долгих веков церковный календарь приспосабливался народными массами, подавляющая часть которых составляла, естественно, крестьянство, к годичному циклу земледельческих работ. Приметы православного календаря со временем утратили свое церковное происхождение, сделавшись частью неписаного народного календаря.
Именно такое времяисчисление пронизывает весь текст романа. Примеры бесчисленны: "в декабрьское воскресенье" принимает присягу Григорий, "в начале осени" родила детей Наталья, "около рождества предложил Штокман почитать", "сводить жениха с невестой порешили на первый спас", или совсем уж лаконично: "косить выехали в пятницу". Для народного восприятия времени (той эпохи!) здесь не требовалось никаких пояснений; и в самом деле, донской крестьянин отлично знал, когда начинается косьба, уточнения насчет пятницы вполне тут довольно. В необходимых случаях сообщаются дополнительные подробности, но опять-таки не в рационально-календарном смысле: "В конце августа Митька Коршунов случайно встретился возле Дона с дочерью Сергея Платоновича Елизаветой". Тут все имеет значение: и что возле реки (предстоит рыбалка!), и что случайно, ибо в дом Мохова Митьке путь заказан, и наконец - дата: жаркое лето и темные уже ночи.
Не следует думать, что народная хронология подобного рода (то есть "внутренняя" хронология "Тихого Дона") приблизительна и неопределенна. Вовсе нет. В необходимых случаях приметы времени даются с абсолютной точностью, если "перевести" их на привычный нам календарь. Например: "Подходила весна... В страстной четверг перед вечером собрались в мастерской" (у Штокмана). Из текста явствует, что речь идет о весне 1913 года; легко установить, что в тот год пасха приходилась на 14 апреля, следовательно, страстной четверг был тремя днями раньше. Или: "В конце октября, в воскресенье, приехал Федот Бодовсков в станицу". Здесь речь идет о 1912 годе, по тогдашнему календарю последнее воскресенье октября приходилось на 28-е число.
Количество подобных примеров можно увеличить многократно, но важно подчеркнуть другое: датировки очень точны. Но это точность народного восприятия времени, а не абстрактная календарная хроника. Для верующего человека (а на селе даже не очень верующие все же соблюдали православные обряды) страстная неделя была приметным, запоминающимся событием - но большое ли значение имело то, на какой именно календарный срок она приходилась? То же и с датой приезда крестьянина в станицу: для него важно, что октябрь, то есть полевые работы закончены полностью, что воскресенье - нерабочий и базарный день. Всякая иная хронология не имела никакого значения для казака, приехавшего продать на базаре уток да купить жене ситцу...
Возраст героев "Тихого Дона" также по большей части определяется по этому же "внутреннему" календарю. Сравнительно редко прямо говорится о возрасте того или иного персонажа. Обычно это дети, подростки или юноши, когда каждый год имеет гораздо большее значение, чем тот же срок в жизни взрослого человека. Так, о Дуняшке как-то сказано, что ей "пятнадцатая весна минула", о Наталье во время сватовства то же: "осьмнадцатая весна тольки перешла", говорит ее мать. Часто сообщается возраст детей, даже у второстепенных героев: например, у Фомина сын - "четырнадцатилетний подросток" и т. д.
О взрослых героях таких уточнений, как правило, не бывает. Исключения удалось обнаружить лишь два: Бунчук и дед Гришака, о каждом из них в тексте имеется единожды прямое указание возраста (соответственно двадцать девять и шестьдесять девять лет). Пренебрежение к анкетному определению возраста закономерно с точки зрения крестьянского восприятия времени. Возраст определялся по таким лишь крупным меркам: парень - девушка (до замужества), молодой казак - молодая баба, казак - баба (средний возраст), старик - старуха. Внутри этой возрастной группы уточнение до нескольких лет не имело никакого значения в обыденной жизни той среды. Зато важен был срок призыва на действительную службу - основной момент в жизни каждого казака и его семьи. Дед Гришака, типичнейший казак, спрашивает о возрасте другого старика в характерной форме: " - Какого года присяги?" Время присяги, то есть поступления на службу, важнее, нежели год рождения, - последнее, впрочем, также устанавливается ответом. Относительный возраст отмечается обычно лишь в самой общей форме: младший и старший брат, младшая или старшая сноха и т. п. Уточнения бывают здесь тоже редко, важнейшее из них: Петр Мелехов на шесть лет старше своего брата Григория.
Итак, "внутренняя" хронология - важнейшая в романе, ибо она наиболее точно соответствует условиям народной жизни эпохи, изображаемой М. Шолоховым. Однако "внутренняя" хронология нередко смыкается с "внешней" - это как бы соотношение частного и общего течения времени. Соотношение это происходит не только посредством участия героев в реальных исторических событиях. Сравнительно нередки случаи такого рода хронологических уточнений: Пантелей Прокофьевич встречает раненого сына - "он выехал из дому по телеграмме Григория, к вечеру 28 января приехал в Миллерово". Или: "Шестнадцатого января Бунчук и Анна приехали в Воронеж". (В обоих случаях действие происходит в году.) Таким образом, оба хронологических отсчета - народный и календарный - тесно переплетаются между собой.
Хронологическая достоверность и строгая соразмерность течения времени в "Тихом Доне" столь же точны, сколь и незаметны, совсем не бросаются в глаза. Вот характерный пример, тем более показательный, что речь тут идет в равной степени и о главных героях, и о самих что ни есть второстепенных.
Сотник Евгений Листницкий знакомится с офицерами полка, куда он только что прибыл из гвардии, - идет август 1914 года. Его сослуживцы: подъесаул Калмыков, хорунжий Чубов, вольноопределяющийся Бунчук. Обратим здесь внимание на перечень воинских званий: сотник, подъесаул, хорунжий, вольноопределяющийся.
...Проходит более двух лет войны. В октябре 1916 года в землянке на позициях в Белоруссии происходит резкое столкновение на политической почве между есаулом Листницким и хорунжим Бунчуком. При этом присутствуют офицеры: есаул Калмыков и сотник Чубов. Итак, те же персонажи, но звания их иные: два есаула, сотник, хорунжий. Следовательно, за прошедшее время все офицеры получили повышение в чине - это зафиксировано вроде бы мимоходом, автор никоим образом не старается подчеркнуть это, но бытовая закономерность отмечена очень четко. И еще: все стали лишь на один чин выше, а Листницкий - на два: из сотника он превратился в есаула (то есть по-современному: из старших лейтенантов в майоры). Так незаметно дается дополнительный штрих к характеристике очень важного в романе героя.
Или вот еще пример такого же рода. 2 сентября 1914 года один из второстепенных героев пометил в записной книжке: "Далеко пойдет сотник Чернецов. Способный!" Проходит более трех лет, Чернецов не упоминается более ни разу. Затем при описании событий в Донбассе в декабре 1917 года говорится: "В Макеевском районе подвизался есаул Чернецов..." Итак, сотник за три года стал есаулом. В марте 1918 года на совещании белогвардейцев в станице Ольгинской упомянут полковник Сидорин, а в июне 1919-го в Вешенской описывается генерал Сидорин - это одно и то же реальное лицо. И так далее.
В огромном (более восьмидесяти авторских листов) тексте романа, при сложной композиции с обилием персонажей, включая реально существовавших деятелей, нашлось лишь две хронологических сбивки. Братья Мелеховы подрались со Степаном Астаховым, вступившись за избиваемую им Аксинью - это случилось в разгар лета 1912 года, очевидно, в середине июля (до сватовства за Наталью Коршунову, а сватовство произошло за месяц до свадьбы, свадьба же 26 августа). После сцены драки есть авторская ремарка: "Суждено было Григорию Мелехову развязать этот узелок два года спустя в Восточной Пруссии"... Здесь описка. Во-первых, Григорий встретился со Степаном в бою в Восточной Пруссии, как прямо сказано в тексте романа, в мае 1915 года, то есть почти через три года, во-вторых, "узелок" между ними развязан не был ("А за Аксинью не могу простить", - говорит Степан, расставаясь). Очевидно, эта часть текста была написана, когда фабула романа еще не сложилась, а при последующей авторской редакции не исправлена.
Второй случай. После смерти жены Григорий страдает: "он любил Наталью и свыкся с ней за шесть лет, прожитых вместе". Но поженились они в августе 1912-го, а умерла Наталья в июле 1919-го, следовательно, состояли они в браке (в этом смысле и употреблено слово "прожили") не шесть, а семь лет. Здесь скорее всего обыкновенная описка.
Как показал анализ текста, хронология событий в романе М. Шолохова необычайно стройна, - необычайно даже для классических произведений мировой литературы. Специальное исследование позволило установить некую общую временную сетку, которая покрывает всю ткань романа. По этим временным осям можно точно определить такие сюжетные детали, как год рождения Аксиньи, время призыва Григория на военную службу, дату смерти Пантелея Прокофьевича и т. д. и т. д. Обо всех главных героях можно написать безукоризненную по полноте "биографию". И понятно: "Тихий Дон" необычайно насыщен тем, что литературоведы называют "конкретным материалом".
"Тихому Дону" посвящена огромная литература. Сложилась уже целая литературоведческая отрасль, ибо первые монографии о творчестве М. Шолохова появились еще до Отечественной войны, а критические статьи - с конца двадцатых годов*. Здесь мы не будем давать оценку тех или иных толкований знаменитого романа - эта интересная тема требует особого, притом чрезвычайно кропотливого изучения. Но для нашей работы важно подчеркнуть, что исследователи сосредоточивали свое внимание более всего на чисто литературоведческих проблемах. В результате оказалось, что за четыре без малого десятилетия со дня завершения шолоховской эпопеи специальных, то есть прикладных, справочных, текстологических и фактологических разработок "Тихого Дона" оказалось очень немного. Скажем, до сих пор не проведено текстологами изучения переделок романа**.
* (Наиболее обстоятельные исследования "Тихого Дона": Лежнев И. Путь Шолохова. Творческая биография. М., 1958; Абрамов Ф., Гура В. М. А. Шолохов. Семинарий. Л., 1958 (второе издание - 1962); Петелин В. Гуманизм Шолохова. М., 1965; Хватов А. Реализм М. Шолохова. М., 1969; Якименко Л. Творчество М. А. Шолохова, изд. 2-е. М., 1970; Прийма К. "Тихий Дон" сражается, 2-е изд. М., 1975. "Тихий Дон": уроки романа (сб. статей). Ростов-на-Дону, 1979; Гура В. Как создавался "Тихий Дон". Творческая история романа М. Шолохова. М., 1980; Михаил Александрович Шолохов. Библиографический указатель. Ростов-на- Дону, 1980; Прийма К. С веком наравне. Статьи о творчестве М. Шолохова. Ростов-на-Дону, 1981. )
** (В настоящей работе текст романа изучается по изданию: Шолохов М. Тихий Дон. Библиотека Всемирной литературы. М., "Художественная литература", 1968.)
Не изучалась и история критических толкований "Тихого Дона".
В нашем литературоведении есть ряд исследований, посвященных фактологической основе "Тихого Дона". Безусловный интерес представляет работа К. И. Пахомовой об использовании в эпопее М. Шолохова казачьих народных песен. Ряд полезных сведений и наблюдений фактологического и текстологического характера содержится в статье В. А. Апухтиной, посвященной истории создания "Тихого Дона"*, а также в некоторых иных работах. Однако в целом ряде капитальных исследований заметна очевидная недооценка важности изучения исторической реальности шолоховского романа. В монографии В. В. Гура и Ф. А. Абрамова** этот вопрос даже не ставится. Более того: названная малоизученная проблема не значится даже в перечне "основных задач изучения жизни и творчества М. Шолохова", а также среди рекомендуемых авторами тем спецсеминаров - там предлагаются работы о языке и пейзаже, о коммунистах и лагере контрреволюции и т. п., но нет предложений о разработке исторической подосновы "Тихого Дона".
* (Пахомова К. И. Народная песня о романе М. Шолохова "Тихий Дон". - Ученые записки Горьковского университета, вып. 49, 1958; Апухтина В. А. Из творческой истории романа М. Шолохова "Тихий Дон". - Вестник МГУ. Серия общественных наук. 1954, № 1. )
** (Гура В. А., Абрамов Ф. А. М. Шолохов. Семинарий, 2-е изд. Л., 1962. )
Самой обстоятельной и серьезной работой в интересующем нас аспекте является большая статья В. Г. Васильева "Историческая правда в "Тихом Доне"*, впоследствии вошедшая в книгу (1963 г.). Эта работа и сегодня представляет собой наиболее основательное исследование о фактографии шолоховской эпопеи. Автор правильно определил, целый ряд источников, откуда романист черпал фактический материал при изложении многих конкретных исторических событий.
* (Васильев В. Г. Историческая правда в "Тихом Доне" М. Шолохова. - Ученые записки Магнитогорского государственного педагогического института, вып. IV. Магнитогорск, 1957. )
Путем текстологического анализа установлено, что при описании боев в декабре 1917 года под Ростовом (в них принимают участие Бунчук и Анна Погудко) М. Шолохов пользовался фактическими данными из брошюры Г. Захарьянца* и корреспонденцией ростовской газеты "Наше знамя"**. Экспедиция Подтелкова на Верхний Дон описана по публицистическим работам Д. Деллерта и А. Френкеля***. События корниловского мятежа изложены с привлечением данных, сообщаемых в эмигрантских мемуарах генерала Лукомского. Описание "избрания" донского атамана генерала Краснова в мае 1918 года сделано с использованием позднейших красновских же мемуаров****. Наконец, правильно установлено, что сцены белогвардейского "ледяного похода" (так в белой литературе принято было называть действия Добровольческой армии под командованием генерала Корнилова при оставлении Ростова и движении на Кубань в январе - феврале 1918 года) написаны с использованием фактического материала из воспоминаний генерала А. Деникина.
* (Захарьянц Г. Организация Красной Гвардии в Ростове.- В сб.: Пролетарская революция на Дону, сб. II. Ростов-на-Дону, 1922. )
** ("Наше знамя", 1917, 29 дек. (у автора ошибочно указано - 29 сент.).)
*** (См. Делерт Дан. Дон в огне. Ростов-на-Дону, 1927; Френкель А. А. Орлы революции. Русская Вандея. Ростов-на-Дону, 1920.)
**** (Краснов П. Н. На внутреннем фронте. Л., 1927.)
Все эти фактологические наблюдения В. Г. Васильева убедительны и точны. Исследователь правильно подчеркивает, что в "Тихом Доне" автор использовал лишь некоторую более или менее достоверную фактическую канву названных публицистов и мемуаристов, художественно обобщая и типизируя этот материал. Ничего общего с прямым цитированием или даже изложением тут нет. Добавим, что все названные выше публикации появились до написания соответствующих глав "Тихого Дона", немаловажно и то, что белогвардейские материалы были опубликованы (частью в отрывках) в советской печати 20-х годов*. В. Г. Васильев делает правильный и обоснованный вывод о широком привлечении М. Шолоховым печатных исторических материалов.
* (См. публикацию документов и материалов: Деникин. Юденич. Врангель. Мемуары. М. - "П., 1927.)
"Тихий Дон" не перегружен цитированием документальных источников, но они есть, причем именно в тех главах, где речь идет об исторических событиях крупного масштаба. Характерен способ цитации документов у М. Шолохова: он приводит их не в отрывках или в извлечениях, а полностью, даже с делопроизводственными пометками.
Подобный способ цитирования дает читателю возможность самому ощутить стилистику, терминологию, язык и прочие специфические особенности документа, причем на относительно большой площади документального текста, - напротив, приведение отрывков или извлечений из подлинника так или иначе является авторской обработкой, то есть своеобразной подсказкой читателю.
Почти все документы, приведенные в "Тихом Доне", были опубликованы до написания соответствующих частей романа. Например, шолоховский Бунчук цитирует статью В. И. Ленина "Положение и задачи социалистического интернационала" - эта статья была опубликована в первом издании ленинских Сочинений в 1924 году*. Так называемое "обращение" генерала Корнилова от 25 августа (7 сентября) 1917 года публиковалось в советской литературе неоднократно еще в первое десятилетие Советской власти, как и другие документы корниловского мятежа. В пятой части романа, опубликованной в журнале "Октябрь" во второй половине 1928 года, приводится полный текст приговора белоказачьего суда Федору Подтелкову и его товарищам; текст приговора был опубликован еще летом 1918 года в белогвардейских газетах, а позже воспроизведен в том же году в советской брошюре, изданной в Царицыне**. В 1924 году опубликована статья Троцкого "Восстание в тылу" (она полностью воспроизведена в шестой части романа без указания авторства, но с наименованием источника и т. д.)
* (Ленин В. И. Собр. соч., 1-е изд., т. XIII. М., 1924, с. 12-17.)
** (См. Френкель А. А. Орлы революции. Царицын, 1918; в 1920 г. эта брошюра была переиздана в Ростове-на-Дону.)
Некоторые документы М. Шолохов, видимо, брал непосредственно из прессы, в частности белогвардейской. Таково, например, письмо генерала Краснова Вильгельму II от 11 июня 1918 года. Оно было секретным - и понятно почему: заискивание Краснова перед оккупантами было слишком явным и унизительным. Однако секрет удержался недолго. Летом 1918 года на Кубани уже окрепла белогвардейская Добровольческая армия (командующим ее вместо убитого Корнилова стал с апреля 1918 года генерал Деникин). "Добровольцы", в противоположность красновскому "Донскому правительству", ориентировались на Антанту, а главное - хотели подчинить себе белоказачье войско. Письмо Краснова стало известно в Екатеринодаре ("столица" деникинцев) и со злорадством опубликовано в тамошней белогвардейской печати. В советское время этот выразительный документ также был опубликован, но позже, нежели вышли в свет соответствующие главы третьей книги "Тихого Дона"*. Среди всех документов, приведенных в романе, есть только один, печатное издание которого пока не удалось разыскать, это "Приказ по Экспедиционным войскам" от 25 мая 1919 года, воспроизведенный полностью также в шестой части. По некоторым атрибуциям опубликованного документа можно безусловно установить, что он скопирован непосредственно с подлинника.
* ("Красный архив", 1934, т. 67.)
М. Шолохов очень редко и скупо рассказывает о работе над собственными произведениями. Однако в процессе публикации "Тихого Дона" он сделал одно существенно важное для нашей темы заявление: "Работа по сбору материала для "Тихого Дона" шла по двум линиям: во-первых, собирание воспоминаний, рассказов, фактов деталей от живых участников империалистической и гражданской войн, беседы, расспросы, проверки своих замыслов и представлений; во-вторых, кропотливое изучение специально военной литературы, разборки военных операций, многочисленных мемуаров, ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими источниками"*. Анализ содержания романа показывает, что М. Шолохов хорошо изучил специальную литературу, имевшуюся ко времени написания тех или иных разделов. Особенно это заметно на примере двух очень приметных событий эпохи "Тихого Дона": описание хода Галицийской битвы на русско-австрийском фронте (август - сентябрь 1914 года) и корниловского мятежа (август - сентябрь 1917 года).
* ("Комсомольская правда", 1934, 17 авг.)
Относительно обоих этих исторических сюжетов уже ко второй половине 20-х годов появилась обширная и разнообразная литература - как советская, так и зарубежная (и не только эмигрантская). Можно утверждать, что общая канва событий, линия поведения главнейших действующих лиц, основные документы (обращения, воззвания, директивы и т. д.) были в определенной степени уже описаны и опубликованы, хотя, разумеется, без должной еще глубины и степени подробности, - для подобной академической разработки требуется более тщательное изучение исторических источников. Например, о ходе корниловской авантюры М. Шолохов мог найти обильный фактический материал не только в названных выше мемуарах генералов Деникина и Лукомского, но и в целом ряде добротных советских исследований и публикаций*, а также во множестве газетных и журнальных материалов самого различного характера. Так что безупречная историческая точность в изображении М. Шолоховым корниловского мятежа в общем-то легко объяснима: автору было на что опереться в смысле достоверного фактического материала.
* (См.: Владимирова В. Контрреволюция в 1917 г. М., 1924; Мартынов Е. И. Корнилов. Л., 1927; и др.)
Нельзя не отметить еще одного обстоятельства: во всех сценах корниловского мятежа сравнительно много места отведено "верхушечной", так сказать, истории. Главные герои "Тихого Дона" не сталкиваются впрямую с известными реальными лицами. Например, не сообщается номер казачьего полка, куда прибыл Бунчук для агитационной работы, не указан и номер полка, где служил Котляров (и увел свою сотню с марша на Петроград), почти нет фактографических деталей о заговорщической деятельности Листницкого и т. д. В эпизодах, где действуют Бунчук, Котляров, Калмыков и Листницкий, не появляются конкретные исторические персонажи.
Еще более подробно развернута М. Шолоховым картина знаменитой Галицийской битвы. Это было одно из крупнейших сражений стратегического характера в кампании 1914 года, исход ее во многом повлиял на исход мировой войны в целом. Операция развернулась на фронте протяженностью свыше четырехсот километров, в ней участвовало около двух миллионов бойцов русской и австро-венгерской армий. В "Тихом Доне" дано детальное описание стратегической канвы Галицийской битвы: номера и наменования армий, корпусов, дивизий, даже некоторых частей и подразделений называются в тексте романа часто, как и имена реальных командиров и военачальников.
Блестящая победа русского оружия в Галиции в самом начале войны - сто тысяч австрийских солдат было пленено, заняты обширные районы Австро-Венгрии, надолго утратила боеспособность ее армия, - эта победа вызвала пристальное внимание во всем мире и сразу же породила обширную литературу - научную, публицистическую и мемуарную. Уже ко второй половине 20-х годов в молодой советской историографии появился ряд превосходных исследований на эту тему (не потерявших, заметим, своего значения и по сию пору)*. Писатель тщательно изучил эту обширную специальную литературу и позже имел все основания сказать с несколько наивной гордостью: "Хотя я и не был на войне, ни один военный специалист не нашел у меня каких-либо ошибок или неточностей"**.
* (Стратегический очерк войны 1914-1918 гг., т. 1. М., 1923; Зайончковский А. М. Мировая война 1914-1918 гг. Общий стратегический очерк, т. 1. М.; и др.)
** ("Комсомольская правда", 1934, 17 авг.)
Вообще можно заметить, что в литературе - ограничимся здесь литературой батальной - проще описывать события, так сказать, стратегического порядка. Это понятно: чем выше уровень, тем заметнее действующие лица и сами действия. Куда труднее воспроизвести, так сказать, "микромир" реальности. Чем более глубоким, более скрупулезным делается исследование (или изображение), тем оно сложнее для всякого автора. Здесь нужны очень конкретные, очень специфические познания. Они достигаются кропотливыми исследованиями самого разнообразного свойства: работой с архивными документами, мемуарами и прочими письменными источниками или сбором рассказов очевидцев и участников, а лучше всего - соединением того и другого.
М. Шолохов, повторяем, довольно подробно описывает общую стратегическую канву Галицийской битвы в масштабе преимущественно фронтовом или армейском. Не вдаваясь в детали, скажем, что все приведенные в романе факты, которые удалось проверить, вполне точны. Это не так уж удивительно, если учесть сказанное выше.
Однако в описании мировой и гражданской войн герои "Тихого Дона" действуют, как правило, в "микромире" действительности. И тут-то открывается самое интересное в изображении М. Шолоховым реальной исторической действительности.
...Григорий Мелехов после призыва на действительную службу был зачислен в 12-й Донской казачий полк. Произошло это, как можно судить по обстоятельствам действия, в январе 1914 года. Сотенным командиром Григория назван в романе подъесаул Полковников. Он же подписал письмо Пантелею Прокофьевичу о мнимой смерти Григория (на самом деле того лишь ранило). Персонаж в "Тихом Доне" сугубо эпизодический, Полковников, как выяснилось, вполне реальная историческая личность, причем по-своему известная. В Военно-историческом архиве сохранился послужной список Полковникова Георгия Петровича, из коего явствует, что с начала 1914 года он в чине есаула служил сотенным командиром в 12-м Донском полку, а с июля того же года - в штабе 11-й кавалерийской дивизии*. (Любопытна его дальнейшая судьба: в 1917 году уже в чине полковника он был назначен Временным правительством Главнокомандующим Петроградским военным округом - он оказался последним ставленником старого режима на этом посту, чем и "прославился", в марте 1918 года был расстрелян на Дону по приговору ревтрибунала.)**
* (ЦГВИА СССР (в дальнейшем ЦГВИА), по учетно-справочным материалам.)
** (Советская историческая энциклопедия, т. 11, стр. 279. )
В начале первой мировой войны полк Григория, говорится в романе при описании боевых действий, входил в 11-ю кавалерийскую дивизию. Здесь все точно: по материалам того же архива удалось установить, что в 1914 году в состав 11-й кавдивизии входил 12-й Донской полк (наряду с другими частями, в том числе известным в нашей военной истории 11-м гусарским Изюмским полком)*. Названная дивизия входила в состав русской 3-й армии (командующий генерал Рузский), которая в ходе Галицийской битвы заняла Львов.
* (ЦГВИА, ф. 3521, oп. 1, дд. 50, 166; ф. 3563, on. 1, дд. 7, 9, 14 )
В тех же главах в описании боев под Бродами упомянута - как часто у М. Шолохова вроде бы вскользь, мимоходом, как нечто малозначащее, соседняя дивизия, - это, как сказано, "12-я кавалерийская дивизия под командой генерала Каледина". Здесь опять- таки все точно, ибо названная дивизия наступала тогда (то есть в августе 1914 года) в составе 8-й армии знаменитого генерала А. А. Брусилова. 8-я и 3-я русские армии наступали в ту пору рядом*. Мелкие операции начала войны, о которых идет речь в романе, в известных источниках не описаны, однако действия обеих названных дивизий в соседстве были вполне вероятны.
* (См. схемы боевых действий в кн.: А. А. Брусилов. Мои воспоминания. М., 1963, с. 87, 91, 93.)
Попутно отметим, что командиром упомянутой дивизии действительно был генерал Каледин-один из заметных действующих лиц второй книги романа, донской атаман и глава казачьей контрреволюции на Дону в 1917 году. Каледин застрелился 29 января (11 февраля) 1918 года в Новочеркасске (сцена его самоубийства дана в пятой части романа). Генерал Каледин один раз упомянут и в описаниях Галицийской битвы, причем именно в качестве командира 11-й кавдивизии. В тех же главах романа упомянут и полковник Каледин - командир 12-го Донского полка. По архивным данным, этим полком в 1914 году действительно командовал полковник Каледин*. В диалоге, услышанном Григорием Мелеховым, полковника называют Василием Максимовичем (генерала звали Алексеем Максимовичем). Однако пока не удалось установить, находился ли полковник в родственных отношениях с будущим донским атаманом, неизвестна и его дальнейшая судьба.
* (ЦГВИА, ф. 5066, oп. 1, д. 2, лл. 10-12.)
Григорий Мелехов получил свое первое ранение, как точно сказано в тексте романа, 15 сентября 1914 года в бою под городом Каменка-Струмилово (по нынешнему наименованию - Каменка-Бугская, в тридцати двух километрах северо-восточнее Львова). Эти временные и географические подробности выясняются позже, из письма есаула Полковникова Пантелею Прокофьевичу. В самом же описании боя никаких подробностей такого рода не дано: "Операция по захвату города началась рано утром", и только, да позже прибавлено, что в наступлении, наряду с другими частями, участвовала 11-я кавалерийская дивизия. Однако привлечение специальной военно- исторической литературы не только подтверждает сам факт этого сражения, но и ставит его в общую цепь событий Галицийской битвы. Именно с 13 по 21 сентября части 3-й и 8-й русских армий вели успешное наступление в направлении крепости Перемышль. В этой операции 11-я кавдивизия действовала до 18 сентября севернее Львова, выдвигаясь в сторону Равы-Русской*. То есть именно в то время и в тех местах, где был ранен главный герой "Тихого Дона".
* (Белой А. Галицийская битва. Военная академия РККА им. М. В. Фрунзе. М. - Л., 1929, с. 329, 336-337. - Следует обратить здесь внимание, что названное обстоятельнейшее исследование, где ход операции рассматривается очень детально, вышло в свет уже после опубликования соответствующих глав "Тихого Дона", причем главы эти в последующих изданиях фактографической правке не подвергались.)
Начало первой мировой войны, в более узком смысле - Галицийская битва есть первое событие в романе, когда главные герои его выходят в "большой мир", делаются участниками заметных исторических событий, сталкиваются с реально существовавшими историческими деятелями своей эпохи. И фактическая достоверность описаний, как видим, исключительно точна - и в общем масштабе, и в частностях.
Сразу следует обратить внимание на безупречную точность в "Тихом Доне" этих вот очень мелких исторических деталей. Вообще говоря, в русской классической литературе глубокий историзм и реалистическая достоверность изображения эпохи являются непременными свойствами. Но все же надо признать, что нигде, пожалуй, нет такого количества "необязательных" вроде бы реалий, как у М. Шолохова. Ну в самом деле, какая разница, что за фамилия у сотенного командира Григория в 1914 году, или зачем сообщать подлинный номер той или иной дивизии? Что это, щегольство знаниями? Вряд ли. Нельзя назвать щегольством то, что не выставляется напоказ. Глубочайшая достоверность изображения настолько органично вписывается в фабулу романа, так не бросается в глаза, что долгое время исследователи, толкуя общие мировоззренческие и литературные проблемы "Тихого Дона", как-то мало уделяли внимания этой стороне дела.
Фактическая точность исторических описаний отнюдь не является в шолоховской эпопее самоцелью. Оба служит лишь средством для создания художественного обобщенного образа революционной эпохи. Картины народной жизни, изображенные в романе, приобретают, благодаря этому, необычайно убедительную достоверность. Так создается образец высшего реалистического мастерства, свойственный лишь классическим вершинам мировой литературы.
М. Шолохов тщательно следит за географическими и даже топографическими приметами места действия. Они точны, как и фактография, хотя эта точность столь же не бросается в глаза.
...13 декабре 1913 года (дата здесь установлена нами по обстоятельствам действия) Григория Мелехова вызвали в станицу Вешенскую и вручили извещение: явиться на второй день рождества (то есть 26 декабря старого стиля) на сборный пункт в слободе Маньково; предстоит призыв в армию. Указанная слобода находится близ оживленной железной дороги Воронеж - Ростов, дорога эта существовала уже в описанное время; естественно, что сбор призывников был назначен в том пункте. По степным дорогам расстояние от Вешенской до Манькова около 120 километров.
В романе таких топографических подробностей, разумеется, нет. Но обстоятельства места и времени с обычной для М. Шолохова внутренней логикой встроены в ткань повествования. И вот Пантелей Прокофьевич с Григорием выезжают: "За день сделали верст семьдесят. На другие сутки (в домах уже зажигали огни) приехали в слободу Маньково". Итак, за полный день пути - 70 верст, за второй - неполный, ибо приехали под вечер, в домах еще "зажигали" свет, значит, темнота не наступила, а речь идет о начале января, - следовательно, за второй неполный сделали только около 50 верст.
Много географических примет в описании событий мировой и гражданской войн. То, что удалось сопоставить с тогдашними картами, абсолютно правильно. М. Шолохов писал, словно держа перед собой в воображении подробную географическую карту России, карту, которая становится порой уже топографическим планом: вспомним приметы Новочеркасска или Ростова, Петрограда или Новороссийска. А в описании Верхне-Донского края, основного места действия романа, любая названная географическая примета, будь то небольшой хутор или проселочная дорога, - все находится в соответствии с тогдашней реальностью.
Для понимания особенностей шолоховского реализма следует разобрать случаи изображения подлинной исторической действительности в последовательном движении сюжета "Тихого Дона".
...Вот Григорий Мелехов уже на исходе 1916 года вспоминает боевые эпизоды своей воинской биографии. Среди прочего - такой: "В мае полк, вместе с остальными частями брусиловской армии, прорвал у Луцка фронт" - и т. д. Год не назван, но хорошо известно, что наступление русского Юго-Западного фронта (знаменитый "Брусиловский прорыв") длилось с 22 мая по 12 августа (старого стиля) 1916 года. Весьма примечательно тут уточнение в тексте романа - "в мае"; по данным Военно-исторического архива, 12-й Донской казачий полк сражался в составе Юго-Западного фронта именно с 25 мая по 12 июня*; точно обозначено и место действия- Луцк был взят русскими войсками 25 мая.
* (ЦГВИА, ф. 5066, oп. 1, д. 44, л. 1 об., 17.)
Есаул Листницкий перед Февральской революцией бежал из полка, опасаясь мести казаков. Позже его направили в 14-й Донской казачий полк, куда он прибыл, как можно установить по тексту, приблизительно в начале мая 1917 года (полк отбыл из Двинска третьего июля, а до этого Листницкий провел там "около двух месяцев"). В романе вскользь назван командир полка - полковник Быкодаров, он упоминается один-единственный раз, но это реальное историческое лицо. В списках штаб- и обер- офицеров полка от 25 июня 1916 года значится его командир полковник Иван Федорович Быкодаров*. Он находился на этой должности и в момент появления Листницкого - сохранился приказ командира 14-го полка полковника Быкодарова от 30 апреля 1917 года**.
* (ЦГВИА, ф. 5068, oп. 1, д. 89, л. 1.)
** (ЦГВИА, ф. 5068, oп. 1, д. 77, л. 139.)
В начале июля 1917 года в Петрограде разразился острый политический кризис. Третьего числа в Выборгском районе начались стихийные демонстрации рабочих против Временного правительства, вскоре к ним присоединились рабочие других районов и некоторые части столичного гарнизона. На следующий день мирная демонстрация рабочих и солдат была разогнана силой оружия, пролилась кровь. После июльских событий реакция перешла в наступление. Одним из проявлений этого был вызов в столицу "надежных" частей, преимущественно казачих, - так оказался там 14-й Донской полк. В "Тихом Доне" читаем: "Третьего - приказ: "Не медля ни минуты - выступать". Эшелоны полка потянулись в Петроград. Седьмого июля копыта казачьих коней уже цокали по одетым в торцовую чешую улицам столицы". В научном исследовании установлено, что 14-й полк прибыл в Петроград 6 июля*, личный состав должен был разгрузиться и разместиться в казармах, - естественно, что патрульная служба началась только на следующий день. Верна, кстати, и деталь насчет "торцовой чешуи" - центральные улицы и площади тогдашней столицы мостились толстыми деревянными шашками, торцами (остатки их сохранились кое-где в Ленинграде вплоть до Отечественной войны).
* (Знаменский О. Н. Июльский кризис. 1917 г. М-Л, 1964, с. 117.)
Караулы полка, как и описано в романе, патрулировали петроградские улицы. Среди других казачьих частей, дислоцированных во второй половине 1917 года в столице, называются в "Тихом Доне" 1-й и 4-й полки - это также вполне достоверно. Далее в романе рассказывается, как "в последних числах октября" сотня Листницкого охраняла Зимний дворец - здесь имеются в виду события 25 октября 1917 года. Новейшими исследованиями точно установлено, что в тот памятный день в Зимнем действительно до 10 часов вечера находилось около 300 казаков, которые затем добровольно покинули дворец*. В "Тихом Доне" отмечено, что всего казаков было три сотни, пришли они в пешем строю, без коней, и покинули Зимний поздно вечером.
* (Минц И. И. История Великого Октября, т. 11, с. 1029, 1085)
Среди второстепенных персонажей "Тихого Дона" довольно приметной фигурой является сотник Изварин. В переломное время конца 1917-начала 1918 года он оказывается в одном полку с Григорием Мелеховым (во 2-м запасном). Молодой, энергичный, интеллигентный, умеющий темпераментно убеждать и спорить, он принадлежал к числу яростных донских автономистов. На какое-то короткое время он даже оказал сильное воздействие на Григория, расписывая перед ним маниловские картинки будущей жизни "вольной Донской республики", которая-де станет великой державой, "независимой от Москвы" и т. п. Этот интеллигентский бред не мог, впрочем, оказать сколько-нибудь стойкого влияния на Григория, недолгая их дружба развалилась. Здесь, однако, важно другое: честолюбивый краснобай Изварин, мечтавший, как бы стать деятелем "областного масштаба" хоть и ценой развала России, - это, оказывается, вполне реальное историческое лицо.
В романе Изварин представлен с немалыми биографическими подробностями: "Ефим Изварин был сыном зажиточного казака Гундоровской станицы..." (Характерная примета социального происхождения идеолога автономии; к тому же он из "низовских", то есть наиболее консервативных и сословно замкнутых слоев донского казачества.) Затем: "образование получил в Новочеркасском юнкерском училище, по окончании его отправился на фронт в 10-й Донской казачий полк" и т. д. Действительно, в сохранившихся документах указанного полка он упомянут в приказах с 23 января по 9 июня (старого стиля) 1917 года*. Григорий же встретился с Извариным в запасном полку в конце 1917 года.
* (ЦГВИА, ф. 5064, oп. 1, д. 39, л. 21; д. 38, л. 29 об.)
Рядовые казаки-крестьяне, естественно, не поддержали интеллигентских мечтаний донских автономистов, за ними могли пойти только имущие классы, ища спасения от Советов хотя бы за зыбкой ширмой "автономии". Как сказано в романе, из полка, охваченного большевистским влиянием, Изварин бежал "перед съездом фронтового казачества в Каменской". Съезд этот открылся, как известно, 10 января, - значит, неудачливый автономист оставил полк накануне.
Далее Изварин мелькает в романе только один-единственный раз, но в довольно примечательном случае. В пятой части описывается совещание в станице Ольгинской (на Кубани) между руководством Добровольческой армии (генералы Корнилов, Алексеев, Деникин) и командиром белоказачьего отряда донцов генералом Поповым, которое состоялось 13 марта. Выбитые из Ростова и Новочеркасска, белые генералы колебались - где искать базы для дальнейших действий? Корнилов решил идти на Екатеринодар. Попов объявил о намерении остаться в степных районах Нижнего Придонья. Так донские сепаратисты откололись от основного ядра белогвардейщины. В заключительной сцене один из сопровождавших Попова офицеров бросает реплику: "- Сейчас выезжаем. Вы готовы, Изварин?" А далее следует авторская ремарка: "Изварин, бывший сослуживец Григория Мелехова, вскочил на своего... коня..."
Итак, мимоходом вроде бы, но очень точно указано направление пути Изварина: из таких, как он, формировались первые отряды врагов народной власти, а кулацкая закваска "домовитого казачества" толкала его к сепаратизму.
Реальный Изварин действовал именно так. На белогвардейском Дону он, как можно судить по отрывочным сведениям, сделал успешную карьеру. Он стал членом красновского "Войскового круга" в 1918 году от Черкасского округа* (характерно: округ "низовской"). Он получил чин подъесаула (то есть капитана), пописывал в белогвардейских газетах, его имя упоминается в мемуарной литературе**.
* (По учетным данным справочного отдела ЦГАОР СССР.)
** (Калинин И. Русская Вандея М. - Л., 1926, с. 180.)
В романе обстоятельно изложена политическая обстановка на Дону зимой - весной 1918 года. Среди действующих лиц - атаман Каледин, генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Краснов, вожаки революционного казачества Подтелков и Кривошлыков, множество других реальных исторических персонажей. Фактический материал здесь основателен и добротен, в основном он почерпнут из обстоятельных сочинений, которые появились уже ко времени завершения пятой части романа*. Впрочем, в сценах, где изображаются политические и военные руководители враждующих лагерей, главные герои романа не участвуют, эти герои появляются и действуют среди народных масс, в гуще, в первооснове событий.
* (Пролетарская революция на Дону. М.-Л., 1924; Погребной С. Луганский пролетариат в борьбе за Октябрь. Артемовск, 1924; Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне, т. 1. М., 1924; Янчевский Н. Л. Гражданская борьба на Северном Кавказе, тт. I-II, Ростов-на-Дону, 1927; Очерки по истории Луганской парторганизации. Облистпарт, Луганск, 1927; и др.)
Так, в "Тихом Доне" довольно подробно описан съезд казаков-фронтовиков в станице Каменской (ныне город Каменск-Шахтинский Ростовской области). Это было очень важное политическое событие в жизни края: большевистская партия, рабочий класс повели за собой основную массу трудового казачества Дона. Не случайно был созван съезд именно фронтовиков, то есть участников войны: они являлись не только наиболее политически опытными в своей среде людьми, но и социально наиболее активными. Именно на них опиралась партия среди казачьего населения (в романе есть краткая и точная ремарка по поводу политического настроения в станицах после Октября: "старики не ладили с фронтовиками").
Съезд был созван 10(23) января 1918 года по инициативе большевистского Военно-революционного комитета, находившегося тогда еще в Воронеже, ибо на Дону в то время еще держался атаман Каледин и заправляло контрреволюционное офицерство. Съезд принял большевистские резолюции и послал делегатов на III Всероссийский съезд Советов, а на другой день в Каменской состоялся грандиозный митинг, где собралось тысяч пятьдесят, резолюция митинга целиком одобряла политическую линию закончившегося съезда*. Партия придавала огромное значение революционной работе среди казаков: делегация донцов, по прибытии в Петроград на III Всероссийский съезд Советов, была принята В. И. Лениным 16(29) января 1918 года**.
* (Корчин М. И. Донское казачество (из прошлого). Ростов-на-Дону, 1949, с. 100.)
** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 573.)
М. Шолохов приводит на съезд в Каменской Григория Мелехова, Котлярова и Хрисанфа Токина (Христоню). Через эпизоды с их участием в романе представлен обильный фактический материал исторического характера.
" - Кто это? - вытягивая граблястую руку, допытывался у Григория Христоня.
- Щаденко. Командир у большевиков.
- А это?
- Мандельштам.
- Откель?
- С Москвы.
- А эти кто такие? - указывал Христоня на группу делегатов". И т. д.
Действительно, на съезде активно действовал большевик Е. А. Щаденко, будущий герой Первой Конной армии. Член РКП (б) врач А. В. Мандельштам возглавлял делегацию из Петрограда от имени Совнаркома; он был заметной фигурой на съезде. Позднейший мемуарист рассказывает, как Мандельштам "стал говорить о мерах правительства по освобождению казаков от известной служебной кабалы, о снаряжении казаков, проходящих военное обучение, за счет государства..."*.
* (Кудинов С. И. Этого не забудешь. Воспоминания. Ростов-на-Дону, 1957, с. 59.)
Или вот еще один эпизод романа: вечером после закрытия съезда Христоня "с казаками направился каменские власти арестовывать" (имеются в виду сторонники атамана Каледина), вернулся на квартиру ночью, получив "огнестрельную царапину выше лба", пояснил: "Это меня, стал быть, воинский начальник скобельнул из нагана. Пришли к нему, как гости, с парадного, а он зачал обороняться. Ишо одного казака ранил". Так и было. По свидетельству того же мемуариста, вечером 10 января в Каменской было арестовано двести пятьдесят офицеров, "начальник местной воинской команды войсковой старшина Астахов" выстрелил через дверь из револьвера и ранил казака-атаманца*. Напомним, что Христоня - бывший атаманец, то есть солдат лейб-гвардии Атаманского полка.
* (Кудинов С. И. Этого не забудешь. Воспоминания. Ростов-на-Дону, 1957, с. 63. См. также: Кириенко Ю. К- Крах кале- динщины. М., 1976, с. 177, 179.)
Ожесточенные бои в западной части Донской области в январе 1918 года также очень детально описаны в романе (в них принимает участие Григорий Мелехов): наступление белогвардейского отряда есаула Чернецова, взятие им станицы Каменской, мобилизация красных казаков, контрнаступление их, бой под станицей Глубокая (теперь город Глубокий на железной дороге Ростов - Воронеж). Все это довольно подробно освещалось в местной периодической печати того времени*; весьма вероятно, что М. Шолохов использовал фактические сведения прессы. Необычайно сильно написанная сцена расправы с пленными чернецовцами также имеет под собой точную историческую подоснову.
* (Хроника исторических событий на Дону, Кубани и в Черноморье. Вып. 1. Март 1917-март 1918. Ростов-на-Дону, 1939, с. 127 и далее.)
Командиром красных казаков под Глубокой был войсковой старшина (то есть подполковник) Голубов - типичный авантюрист и демагог, каких немало стремилось примазаться к революционному делу - ненадолго, впрочем. Командир он был лихой, а своими демагогическими речами о "проклятом прошлом" приобрел некоторую популярность среди казаков. Голубов, как свидетельствует очевидец, действительно обещал сохранить жизнь пленному Чернецову - тот был тоже популярен на Дону, поэтому честолюбивый авантюрист, очевидно, строил какие-то планы на его счет. Подтелков убил Чернецова, и тогда Голубов вырвал наган, но тут же забился в нервном припадке* (у М. Шолохова на Подтелкова бросается с наганом Григорий Мелехов - эпизод приобретает совсем иной, более глубокий нравственный смысл).
* (Кудинов С. И. Указ. соч., с. 95.)
Детально описана в "Тихом Доне" и трагическая экспедиция Федора Подтелкова. Уже говорилось, что основным источником тут для автора явилась брошюра А. А. Френкеля. Не вдаваясь в известные уже подробности, заметим лишь, что сам Френкель был участником экспедиции, но ему удалось спастись от гибели.
"В марте Бунчук был послан на работу в Революционный трибунал при Донском ревкоме", - говорится в романе, здесь имеется в виду март 1918 года. Фактическая основа тут достоверна, ибо новые народные суды и ревтрибуналы для борьбы с контрреволюцией стали создаваться органами Советской власти на Дону именно с начала марта 1918 года (старого стиля)*.
* (Хроника исторических событий на Дону, Кубани и в Черноморье. Вып. 2. Март 1918 - апр. 1920. Ростов-на-Дону, 1941, с. 17.)
Развал, внутреннее разложение белоказачьей армии атамана Краснова в конце 1918 года описывается в "Тихом Доне" довольно подробно. Общий процесс этот, вызванный острейшими социальными противоречиями, раздиравшими всегда массовые белогвардейские армии, показан на примере 28-го полка (в нем служил сотенным командиром хорунжий Петр Мелехов). Действительно, названный полк один из первых в красновской армии восстал против контрреволюционного офицерства и в полном составе оставил фронт, об этом много писала советская печать в январе 1919 года. "Правда": "28-й полк восстал; его поддержали 32-й и 34-й; 2-й полк ушел в тыл.
Создаются ревкомы в казачьих частях". "Известия ВЦИК": "По сообщению делегата от казаков, перешедшего к красным, 28-й полк бросил позиции и возвратился в Вешенскую... Делегаты 28-го полка пошли в другие полки, в результате 32-й, 33-й и Машковский полки ушли с занимаемой ими позиции"*. Эпизод, как казаки 28-го полка, бросившие фронт, собрались в Вешенской на революционный митинг, показан через восприятие Петра Мелехова. Случилось это в середине января 1919 года (по новому стилю).
* (См. "Правда", 1919, 3 февр. "Известия ЦИК", 1919, 26 янв.)
Через несколько дней части Красной Армии занимают весь Верхне-Донской край: 8 февраля 1919 года газета "Правда" сообщала о занятии всего верхнего течения даже до станицы Усть-Медведицкая*. Григорий и Петр Мелеховы, бросив разбитую и распавшуюся красновскую армию, остались дома в хуторе Татарском. Напряженно ожидают прихода красных. И вот читаем: "В полдень через хутор спешным маршем прошел 6-й Мценский Краснознаменный полк..." Из документов Центрального архива Советской Армии явствует, что как раз в январе 1919 года 6-й советский Мценский стрелковый полк участвовал в боях против белоказаков на Верхнем Дону, причем именно в районе станицы Вешенской. Названный полк входил в состав 1-й бригады 15-й Инзенской стрелковой дивизии**.
* ("Правда", 1919, 8 февр.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 2, д. 246; ф. 191, оп. 3, дд. 70, 122, 123.)
Вскоре в Татарском были арестованы Мирон Коршунов и еще несколько зажиточных казаков, их отправили в Вешенскую, где, как сказано в романе, располагался тогда ревтрибунал 15-й Инзенской дивизии. Событие это произошло, как удалось установить путем текстологического анализа, в феврале 1919 года. Из материалов того же архива явствует, что 15-я Инзенская дивизия в январе - феврале 1919 года вела стремительное наступление со стороны Воронежской губернии на юг между реками Битюгом и Хопром и, перейдя Дон, пошла далее в южном направлении к Северскому Донцу. Удалось точно установить, что штаб дивизии с 9 по 16 февраля 1919 года располагался в станице Вешенская. Следовательно, дивизионный трибунал, как подразделение штаба, располагался там же*.
* (ЦГАСА, ф. 1250, oп. 1, дд. 669, 674.)
Небезынтересно отметить, что Инзенская дивизия была известным и заслуженным соединением Красной Армии той поры. В многотомной "Истории гражданской войны", изданной четыре десятилетия спустя после описываемых событий, говорится, что именно Инзенская дивизия в январе 1919 года наносила главный удар по красновскому фронту: "Выбор на эту дивизию пал не случайно. Сформированная главным образом из добровольцев, пополненная в период мобилизации крестьянской беднотой, дивизия представляла собой одно из лучших соединений армии"*. Комиссаром ее был Г. П. Звейнек - старый член партии, сын латышского батрака.
* (История гражданской войны в СССР, т. 3, М., 1957, с. 341.)
В событийной линии романа "Тихий Дон" особо важное место занимает история так называемого вешенского белоказачьего восстания. Оно длилось с начала марта по начало июня 1919 года - срок не такой уж значительный для эпопеи, обнимающей десять лет невероятно насыщенной драматизмом эпохи. Однако описание событий, так или иначе связанных с ходом и течением восстания, занимает в композиции романа очень существенное место: большая половина шестой части и ровно половина седьмой; в совокупности это составляет, как мы подсчитали, почти четверть всего текста романа.
Это неудивительно. Обстоятельства вешенского восстания сыграли огромную роль в судьбе всех без исключения главных героев "Тихого Дона". Трагический поворот совершился в жизни Григория Мелехова - он порвал с Советской властью, пролил кровь трудового народа России, гражданский, политический путь его сбился; то же и в семье: жена мучительно и страшно умерла, дети осиротели... Гибнут в беспощадной гражданской войне Петр Мелехов, Иван Алексеевич Котляров, Штокман, - гибнут не в бою, а от мстительной пули противника. Сложили свои головы многие друзья Григория, его земляки- хуторяне. В ходе трагической эпопеи вешенского восстания напрочь расходятся судьбы двух друзей, двух будущих родственников - Михаила Кошевого и Григория Мелехова; конфликт между ними в существенной степени определит в дальнейшем участь главного героя "Тихого Дона".
Итак, восстание казаков на Верхнем Дону, в районе станицы Вешенской и соседних станиц, показано наиболее широко и полно среди всех других реальных исторических событий, описанных в романе. И здесь следует без всякого преувеличения сказать, что историческая достоверность этих глав, фактографическая подоснова описанных событий, эпизодов и отдельных сцен является уникальной. Уникальной даже для такого поразительного в этом смысле произведения, как "Тихий Дон".
В ходе гражданской войны мелкобуржуазная контрреволюция неоднократно поднимала восстания против Советского государства. Социальной базой этих движений являлись зажиточные слои крестьянства, а идеологами - эсеры, анархисты и им подобные. В тех случаях, когда кулачеству удавалось на какое-то время увлечь за собой более или менее значительную часть среднего крестьянства, такого рода мятежи приобретали широкий размах и требовали больших усилий для борьбы с ними, представляя, таким образом, немалую опасность для молодого Советского государства. Крупнейшими среди названных явлений считаются махновщина и григорьевщина на Украине, антоновщина в Центральной России, западносибирский и кронштадтский мятежи 1921 года. Для подавления их Красной Армии приходилось вести борьбу в масштабе армейских операций, с привлечением резервов Главного Командования или даже фронтовых частей; порой эта борьба длилась очень долго, по году и более (например, махновщина и антоновщина).
Все названные выше крупнейшие мелкобуржуазные мятежи получили освещение в советской научной литературе, хотя и далеко не полное*. Однако вешенское восстание, описанное в "Тихом Доне", по сию пору не имеет ни одного сколько-нибудь подробного специального исторического исследования**. Еще в период работы над соответствующими главами романа М. Шолохов вынужден был даже посетовать в печати на слабую изученность описываемых им событий: "Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ вешенского восстания, еще не освещенного в литературе"***.
* (Наиболее подробную библиографию по данному вопросу см. в кн: Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917-1925 гг.). М., 1975.)
** (Об этом нам уже приходилось писать в научной печати (см.: "Вопросы истории", 1976, № 2, с. 161).)
*** ("На подъеме", 1930, № 6, с. 172.)
Действительно, к 1930 году имелись лишь две опубликованные работы, где содержались краткие описания тех событий. Прежде всего, следует назвать двухтомное обобщающее исследование советского военного историка Н. Е. Какурина "Как сражалась революция", изданное в 1925 году. То была первая работа по истории боевых действий на фронтах гражданской войны в молодой советской историографии. Следует отдать должное автору (бывшему генштабисту старой армии), который создал интересный и оригинальный труд, не потерявший своего значения и поныне. Однако первая обобщающая работа на столь обширную тему не могла не содержать пробелов и упущений. В частности, при кратком освещении борьбы с вешенским мятежом, в работе Н. Е. Какурина были допущены фактические неточности, в итоге получилось некоторое преуменьшение грозных и опасных последствий этого мятежа для положения на всем Южном фронте Красной Армии.
При публикации третьей книги "Тихого Дона", точнее, глав, посвященных описанию вешенского восстания, сам М. Шолохов сделал примечание, оспорив точность какуринских данных относительно численности повстанцев, их вооружения и самого хода подавления мятежа*. Ниже фактическая сторона событий будет описана детально, но попутно следует отметить, что автор "Тихого Дона" дает гораздо более достоверные данные, нежели историк, который при кратком изложении событий казачьего мятежа ограничился, видимо, отрывочными и случайными материалами. Еще более скупые сведения содержались в известной в свое время публицистической книге Д. Кина о деникинщине, изданной в 1927 году**. Правда, численность повстанцев здесь была определена точнее, чем у Н. Е. Какурина, и содержались некоторые любопытные подробности, но даже обе работы в целом не давали сколько-нибудь полной картины восстания.
* ("Октябрь", 1932, № 7, с. 11.)
** (Кин Д. Деникинщина. Л., 1927, с. 43. )
В 20-х и отчасти в 30-х годах за рубежом, преимущественно в странах Западной Европы, появилось большое число белоэмигрантских сочинений на темы гражданской войны. В основном это были мемуары или очерковые зарисовки. Пронизанные, как правило, невероятной ненавистью ко всему советскому, дышащие страстной классовой злобой к государству трудящихся, эти произведения также представляют собой своеобразный исторический источник. В частности, написали обширные сочинения известнейшие "вожди" южно-русской контрреволюции генералы Деникин, Краснов, Лукомский, - все они, кстати, являются действующими лицами "Тихого Дона", выступающими под собственными именами.
Однако в генеральских публикациях не нашлось места для сколько-нибудь подробного описания хода вешенского восстания.
Оно и понятно: документов малограмотные казаки- повстанцы не оставили, а высокопоставленные мемуаристы слишком мало интересовались делами "низших чинов".
Например, в наиболее детальном из подобного рода сочинений - в мемуарных очерках Деникина (пять томов!) среди подробнейших описаний разного рода действий и операций "классической", так сказать, белогвардейщины, верхнедонскому антисоветскому восстанию уделяется лишь несколько разрозненных абзацев. Причины мятежа Деникин истолковывает в примитивно белогвардейском смысле: казаки, дескать, "одумались", потому и поднялись против Советской власти, горя желанием насадить в России военную диктатуру и возвратить на прежние места банкиров и акцизных... Правда, располагая, очевидно, данными белой разведки, Деникин довольно точно определяет повстанческие вооруженные силы: тридцать тысяч бойцов и шесть орудий. Ясно, что белых генералов такое сложное в социальном смысле явление, как колебания среднего крестьянства в период апогея гражданской войны, интересовало лишь в одном узком смысле: постольку поскольку оно в той или иной мере способствовало делу реставрации старого строя в России.
Характерно и другое. Не только генералы, но и рядовые, так сказать, белогвардейцы, то есть низшее офицерство, тоже понаписали о себе немало, они были люди зачастую довольно образованные. Среди вешенских же повстанцев - как точно изображено у М. Шолохова - офицеров оказалось буквально несколько, да и те были, что называется, "черная кость". (Повстанческий командир бригады хорунжий Богатырев, родом простой казак, разговаривает с "настоящими" офицерами в таких вот выражениях: "- Я, конечно, воспитаниев не получал особых таких, в юнкерских школах не проходил наук и, может, не так объяснялся, ну, да ить не всякое лыко должно быть в строку".)
Ясно, что повстанческие командиры вроде Григория Богатырева (это реальный участник событий) не очень- то были горазды к мемуарному сочинительству. Тем более - рядовые казаки, оказавшиеся волею судеб в эмиграции. Только номинальный глава вешенских мятежников хорунжий Павел Кудинов оставил воспоминания. Они представляют определенный интерес, однако это лежит за пределами нашей темы, ибо они вышли в свет в Париже во второй половине 1931 и в начале 1932 года, когда главы "Тихого Дона", посвященные описанию вешенского восстания, были уже закончены и переданы для издания*.
* (Первый отрывок из шестой части "Тихого Дона" был опубликован еще 28 декабря 1928 г. в ростовской газете "Молот", а начальные главы новой части немного позже в журнале "Октябрь" (1929, № 1-3). Целиком рукопись была представлена в тот же журнал весной 1931 г., однако рапповские деятели затормозили публикацию. 6 июня 1931 г. М. Шолохов сообщил об этом М. Горькому, а тот обратился за содействием к А. Фадееву. Текст шестой части был опубликован в журнале "Октябрь" в 1932 г. (№ 1-8, 10).)
Таким образом, при написании одного из главнейших разделов "Тихого Дона" автор его мог опереться лишь на крайне малое количество опубликованных материалов, к тому же и не бесспорно достоверных. Практически ему пришлось самому воссоздать историю народной трагедии, захватившей сотни тысяч людей, провокационно вовлеченных в кровопролитную войну. Как же М. Шолохов достиг этого? В одной из бесед с журналистами он сам с необычайной точностью и безыскусностью дал исчерпывающий ответ:
"Надо иметь в виду, что формировался я и отроческие годы мои прошли в разгар гражданской войны. Тема была на глазах, тема для рассказов, очерков. Трагедийная эпоха была. Требовалось писать, больно много было интересного, что властно требовало отражения. Так создавались "Донские рассказы". Что касается "Тихого Дона", то это иное дело. Можно сказать, он вырос из "Донских рассказов".
Отроческий взгляд - самый пытливый взгляд у человека. Все видит, все приметит, узнает, везде побывает. Мне легко было, когда касалось фактического материала. Трудности пришли потом, когда надо было писать и знать историю гражданской войны. Тут уже потребовалось сидение в архивах, изучение мемуарной литературы. Причем не только нашей, но и эмигрантской, в частности очерков "Русской смуты"* Деникина. Затем знакомство с казаками, участвовавшими в этой войне. Сама профессия моя: до писателя - учитель, статистик, продовольственный работник - знакомила меня с огромным количеством людей...
* (Здесь у репортеров ошибка: надо "Очерки русской смуты".)
Разговоры, воспоминания участников - так слагался костяк. А бытовая сторона, она ведь тоже наблюдалась, потому что жил я в разных хуторах. Мне даже ничего не стоило, скажем, второстепенных героев назвать своими именами"*.
* (Интервью С. Балатьева и Э. Эстрина см.: "Литературная Россия", 1975, 23 мая.)
В кратком и удивительно объективном этом рассказе исчерпывающе выражены методы работы М. Шолохова над материалом романа. Да, изучение мемуаров, этого необычайно важного источника для всякого романиста. Они, как правило, широко известны и сравнительно доступны. Да, изучение архивных документов. Сейчас нет возможности провести детальный анализ методики источниковедческой работы М. Шолохова, исследование этого процесса - дело будущего.
Бесспорно, что историческая достоверность фактографии романа объясняется отчасти именно кропотливой работой с архивными материалами. Но именно отчасти, ибо здесь следует с особым значением подчеркнуть нечто другое: в романе содержатся сведения, которые вообще вряд ли могли быть почерпнуты из какого-либо письменного источника. Приказы и донесения повстанческих частей в разный период борьбы, имена и звания их командиров, даты и подробности боев и многое-многое другое вряд ли могло быть отражено в каких-либо документах: повстанцы, в подавляющем большинстве малограмотные крестьяне, не очень-то горазды были писать диспозиции (это, кстати, хорошо показано у М. Шолохова на примере переписки между Григорием Мелеховым и Кудиновым,- в любой регулярной армии подобное пренебрежение к приказной форме просто немыслимо себе представить!).
Сам М. Шолохов вынужден был дать пояснения к этой части романа (при первой его публикации), говоря о скудности и неточности имеющихся письменных материалов*. Писатель в свое время опросил многих свидетелей и участников гражданской войны на Дону, это известно. Среди этих свидетелей могли быть и видные заправилы мятежа. И. Лежнев сообщил (очевидно, со слов самого М. Шолохова), что в Вешенский район в 1923 году по амнистии вернулось из эмиграции свыше трех тысяч бывших белогвардейцев, в том числе и офицеров**.
* (См. "Октябрь", 1932, № 7, с. 11.)
** (Лежнев И. Указ соч., с. 256.)
Кропотливая работа автора "Тихого Дона" над сбором исторического материала безусловна и очевидна, однако объяснение беспримерного по глубине историзма шолоховской эпопеи следует искать в биографии писателя. М. Шолохов сам был не только очевидцем описываемых событий (подобно Льву Толстому в "Хаджи-Мурате"), но был также - и это следует подчеркнуть особо - земляком своих героев, он жил их жизнью, он был плоть от их плоти и кость от их кости. Тысячеустая молва разворошенного революцией мира доносила до него такие "факты" и такие "сведения", с коими не могли соперничать архивы и библиотеки целого света.
Уместно повторить здесь слова создателя "Тихого Дона", когда он во всеоружии огромного писательского и жизненного опыта с подкупающей простотой сказал, что ему "легко было, когда касалось фактического материала". Да, так. Все и вся вокруг него, на его родине в 20-х годах только и жили воспоминаниями и неостывшими еще переживаниями грозных лет гражданской войны. Любой взрослый человек знал и помнил о событиях и героях той неповторимой, ни с чем не сравнимой эпохи. И все это переживалось, пересказывалось и обсуждалось не раз и не два. И молодому, пытливому юноше, которого родная природа наделила острым взглядом и всепроникающим пониманием, с избытком было предоставлено тех рассеянных повсюду свидетельств памяти народной, которые есть неписаная история времени, - та история, которую только потом, уже как бы со стороны, будут по кусочкам воссоздавать специалисты самых разных областей.
Так отобразил М. Шолохов в своем романе народный эпос нашей великой революции. И нигде, быть может, в "Тихом Доне" не бросается так в глаза своеобычный талант писателя-летописца, как в главах, посвященных трагическим событиям вешенского мятежа.
Уже говорилось, что восстание казаков Верхнего Дона против Советской власти весной 1919 года приняло большой размах и вызвало ожесточенные и кровопролитные сражения. Какие же причины породили это трагическое событие? М. Шолохов ответил на этот вопрос в художественной форме, он дал глубочайшую картину классовой борьбы в огромном районе крестьянской России. Однако ему пришлось и прямо высказываться по этому поводу.
Весной 1931 года рапповские деятели задержали публикацию шестой части "Тихого Дона", обвиняя автора в "кулацком уклоне" и т. п. Тогда М. Шолохов обратился за помощью к М. Горькому и 6 июня 1931 года писал ему: "...6-я часть почти целиком посвящена восстанию на Верхнем Дону в 1919 году. ...Теперь несколько замечаний о восстании.
Возникло оно в результате перегибов по отношению к казаку-середняку.
Этим обстоятельством воспользовались эмиссары Деникина, работавшие в Верхне-Донском округе и превратившие разновременные повстанческие вспышки в поголовное организованное выступление. Причем характерно то, что иногородние, бывшие до этого по сути опорой Совет, власти на Дону, в преобладающем большинстве дрались на стороне повстанцев, создав свои т. н. "иногородние дружины", и дрались ожесточенней, а следовательно, и лучше казаков-повстанцев.
В книге Л. С. Дегтярева "Политработа в Красной Ар- ми в военное время", в главе "Политработа среди населения прифронтовой полосы", автор пишет: "В гражданской войне, в практической политработе мы часто грешили против этих положений, ведя борьбу со средним крестьянством. Примером яркой ошибки может служить политика "расказачивания" донского казачества весной 1919 г., которая привела к поголовному восстанию многих станиц Донской области в тылу Красной Армии, приведшему к поражению Южфронта и к началу длительного наступления Деникина..."*
* (М. Шолохов цитирует 2-е изд. названной книги: М.- Л., 1926.)
Но некоторые "ортодоксальные" "вожди" РАППа, читавшие 6-ю часть, обвиняли меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков Верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию...
Наиболее мощная экономическая верхушка станицы и хутора - купцы, попы, мельники - отделывались денежной контрибуцией, а под пулю шли казаки зачастую из низов социальной прослойки. И естественно, что такая политика, проводимая некоторыми представителями Сов. власти, иногда даже заведомыми врагами, была истолкована как желание уничтожить не классы, а казачество"*.
* (См.: Лежнев И. Указ. соч., с. 228.)
В этом письме М. Шолохов выступает как историк, ибо в романе все названные им политические и социальные обстоятельства выражены в художественно-образной форме. В том же письме он говорит о выведенных в романе. "щелкоперах от Советской власти" и называет их: "парень из округа, приехавший забирать конфискованную одежду" (напомним: он пытался взять в Татарском одежду, отобранную у богатых и предназначенную для распределения среди бедняков), "отчасти обиженный белыми луга ней" (это Александр, озлобленный, нервный красноармеец, задирающий Григория Мелехова), "комиссар 9-й армии Малкин - подлинно существовавший и продолжавший то, о чем я рассказал устами подводчика-старовера" (комиссар Букановской станицы, ни за что ни про что расстреливавший стариков казаков). Однако Шолохов-историк по точности социального анализа не уступает Шолохову-романисту. Без малого через тридцать лет, когда были открыты и изучены многие документы, в коллективном труде советских военных историков причины мятежа были определены принципиально так же, как и в шолоховском письме:
"Вешенский мятеж был проявлением колебаний, переживаемых в тот период трудовым казачеством. Причиной мятежа были также и серьезные ошибки, допущенные местными органами Советской власти зимой 1918 - 1919 года. При восстановлении Советской власти после освобождения северных округов Донской области были проведены мероприятия, имевшие целью ликвидировать вражескую агентуру. Но не все они проводились правильно. Зачастую под удар попадала не только казацкая верхушка, но и трудовое казачество. Нередко проводилось выселение из хуторов и станиц помимо контрреволюционной части казачества также и трудовых казаков. Производились многочисленные аресты, само слово "казак" изгонялось из обихода. В некоторых местах вводилось новое административное деление - вместо округов и станиц создавались уезды и волости, как в Центральной России. Эти искривления политики партии и Советской власти, проводившиеся под лозунгом "расказачивания", имели самые отрицательные последствия. Они дали возможность белогвардейской агентуре использовать недовольство казаков в своих целях. Ярким примером этого явился вешенский мятеж, который помешал разгрому белогвардейцев в Донбассе. Мятеж привел к тому, что Южный фронт не только не смог послать подкреплений на главный в то время Восточный фронт, но, напротив, сам нуждался в помощи"*.
* (История гражданской войны в СССР, т. 4. М., 1959, с. 71-72.)
Специалисты-историки, как видим, дали вердикт, полностью схожий с шолоховскими выводами. Следует также отметить, что высказанный в письме М. Шолохова вывод о том, что мятеж привел "к поражению Южфронта и к началу длительного наступления Деникина" не вполне точен и cтpaдaет некоторым преувеличением, в этом смысле заключение позднейших историков более правильно. Однако подчеркнем: приведенные в письме слова принадлежат не М. Шолохову, это цитата из книги Л. С. Дегтярева. В равной степени и в оценке современной советской историографии, и в письме самого М. Шолохова говорится о пресловутой политике "расказачивания", которая сыграла прямо-таки провокационную роль в обострении гражданской войны на юге России. Ответственность за эти действия целиком падает на Троцкого и троцкистов, которые ставили знак равенства между кулаком и крестьянином-тружеником и настаивали на проведении самых суровых карательных мер, отнюдь не вызывавшихся политической или военной необходимостью.
В "Тихом Доне" ни прямо, ни косвенно не приводится дата начала вешенского мятежа, но по роду обстоятельств можно установить, что действие происходит до начала марта. Здесь М. Шолохов пользуется старым стилем, и применяет его намеренно: население Верхнего Дона слишком короткий период жило при Советской власти и не могло привыкнуть к новому календарю (во всех областях под белогвардейским управлением сохранялся или восстанавливался старый стиль); так как действие третьей книги романа происходит исключительно в пределах Верхне-Донского округа, то для героев характерен именно такой календарь.
Документы штаба Южного фронта называют 10-11 марта 1919 года, причем центром мятежа указывается станица Еланская*. У М. Шолохова эта последняя подробность нашла отражение; старик казак, прискакавший на хутор Рыбный, где прячется Григорий Мелехов, кричит: "- Весь Еланский юрт поднялся с малу до велика. В Вешенской выгнали красных..." Последовательность перечисления не случайна: сперва восстали еланцы, а потом уже вешенцы (мятеж получил название по имени последней станицы потому, что именно там разместился штаб повстанцев).
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 16. Современные историки подтверждают ту же дату: "в ночь на 11 марта" (см. Берз Л., Хмелевский К. Героический побег. Ростов-на-Дону, 1964, с. 123). )
К тому времени наступление Красной Армии остановилось на рубеже Северского Донца в районе Каменская - Белая Калитва*. По прямой это составляет всего около 180 километров до Вешенской, то есть мятеж произошел в ближайшем тылу красного фронта. Чрезвычайно опасные последствия этого обстоятельства очевидны. Силы повстанцев были немалые по масштабам гражданской войны. По агентурным данным, полученным штабом 8-й советской армии, численность вооруженных сил повстанцев определялась на начало апреля в 30000 человек, преимущественно кавалерии, а также 6 орудий и 27 пулеметов**. В "Тихом Доне" приводятся на этот счет сходные сведения: 25 тысяч конных и 10 тысяч пеших бойцов, 6 артиллерийских батарей и около 150 пулеметов. Разность в исчислении воинской техники не должна настораживать: дело в том, что повстанцы имели крайне ограниченное количество боеприпасов, поэтому большинство их орудий и пулеметов по этой причине бездействовало (о чем не раз говорят герои "Тихого Дона"); советская же разведка засекала, естественно, прежде всего действующую военную технику.
* (История гражданской войны в СССР, т. 3, с. 344.)
** (ЦГАСА, ф. 192, on. 3, д. 162.)
В романе приведена подробная дислокация повстанческих войск в апреле 1919 года, то есть в период их наибольших территориальных успехов, перед решительным наступлением Красной Армии. Как видно, повстанцы занимали территорию от верхнего течения Чира до низовьев Медведицы, на севере - по линии станиц Слещевская - Шумилинская, на западе - по линии Казанская - Машковская. М. Шолохов пишет, что линия фронта повстанцев имела 400 верст в окружности. В советских архивах сколько-нибудь подробных данных о дислокации повстанцев пока обнаружить не удалось, однако в книге Д. Кина говорится, что мятеж охватил площадь в 10 тысяч квадратных километров и простирался от станицы Усть-Медведицкая (теперь город Серафимович) до Богучара* (эти данные затем были повторены в "Истории гражданской войны"). В целом сведения советского публициста вполне совпадают с теми, что приводятся в романе, хотя в последнем случае они гораздо подробнее и точнее: очевидно, М. Шолохов опирался на какие-то лишь ему известные источники.
* (Кин Д. Деникинщина. Л., 1927, с. 43.)
Советское командование сразу же приняло меры к подавлению опасного мятежа, но дело это оказалось далеко не простым. Прежде всего, основную массу повстанцев составляли опытные в военном деле казаки; обладая навыками профессиональных солдат, они быстро организовались в подобие сотен, полков и даже дивизий, хотя организация их была, разумеется, зыбкой и неустойчивой. Командирами этих формирований стали младшие офицеры и опытные унтер-офицеры старой армии. Командовали повстанческими дивизиями, например, хорунжие Кудинов и Богатырев, подхорунжий Медведев, вахмистр Меркулов (все они - действующие лица "Тихого Дона"). Кроме того, казачье население было традиционно обеспечено оружием. Часть его органы Советской власти сумели реквизировать, но большое число его оказалось припрятанным (так, в романе прячут оружие, включая пулемет, отец и братья Мелеховы).
В начале мятежа его участникам удалось также захватить немало красноармейских складов. В телеграмме командующего Южным фронтом В. М. Гиттиса от марта сообщалось по этому поводу следующее: "Помимо спрятанного вооружения, в крупных и заведомо контрреволюционных станицах оказались склады винтовок, патронов, даже пулеметов в виде готовых арсеналов для восставших казаков, огромные транспорты с тыла с боевыми припасами направлялись к фронту через контрреволюционные станицы без надлежащего прикрытия в районе этих станиц, масса пленных казаков по опросу их в штадивах распускалась по домам в свои станицы, где они в любой момент могли опять сорганизоваться в свои сотни, как готовые бойцы, имея под рукой оружие"*. В другом документе штаба Южфронта за то же число сообщается, что в Вешенской казачьи повстанцы захватили 1500 винтовок и 3 орудия без замков**. То же наблюдалось по всей территории мятежа. Таким образом, у повстанцев оказалось довольно стрелкового орудия и на первое время - боеприпасов к нему.
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 16.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 99, л. 25.)
Части Красной Армии в ту пору вели тяжелые бои с белоказаками и Добровольческой армией у Северского Донца, однако на подавление вешенского мятежа сразу же были направлены части из резерва; так, в половине марта 8-я армия направила в район восстания два полка слабого состава, батарею и кавдивизион, а также несколько маршевых рот, а 9-я армия 5-й Заамурский полк в полном составе*. Позднее в район мятежа подтягивались новые и новые красноармейские части и подразделения. Они были объединены в особые Экспедиционные войска под командованием известного военачальника гражданской войны Т. С. Хвесина. В общей сложности они состояли из двух сводных дивизий трехбригадного состава**, подчиненных непосредственно командованию Южного фронта. Численность их в разгар боев достигала по данным, приведенным в "Тихом Доне", около двадцати тысяч штыков, а "История гражданской войны" называет цифру в четырнадцать тысяч бойцов***. Долгое время борьба против мятежников не приносила ощутимых успехов. Причины этого штаб Южфронта в телеграмме от 30 апреля 1919 года определял так: "Вследствие разрозненных действий наших экспчастей ликвидация восстания затянулась, а район восстания даже несколько расширился на юго- и северо-запад"****.
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 99, л. 16 об.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 125, л. 85; ф. 910, oп. 1, д. 2, л. 23.)
*** (История гражданской войны в СССР, т. 4, с. 174.)
**** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 31.)
Опасный размах верхнедонского казачьего мятежа вызвал серьезную тревогу Советского правительства. Затянувшиеся операции по подавлению восстания вызвали пристальное внимание В. И. Ленина. О том, сколь важное значение придавал Ленин этим событиям, говорит следующий факт: удалось установить (возможно, не полностью) четырнадцать ленинских телеграмм, записок и распоряжений, посвященных непосредственно боевым действиям на Верхнем Дону, причем все они появились за сравнительно короткий срок - с 20 апреля по 6 июня 1919 года, то есть всего за полтора месяца, и это в кульминационный период гражданской войны!
20 апреля, когда стало ясно, что операции против вешенского мятежа терпят неудачу, В. И. Ленин телеграфировал в адрес РВС Южного фронта: "Я крайне обеспокоен замедлением операций против Донецкого бассейна и Ростова... Верх безобразия, что подавление восстания казаков затянулось. Отвечайте подробнее"*. Далее Ленин уже не выпускает из поля зрения ход военных действий на Верхнем Дону. 24 апреля следует его новая телеграмма Южфронту: "Во что бы то ни стало надо быстро ликвидировать, и до конца, восстание"**. Положение не улучшается, и тогда в мае поступает его новое распоряжение в тот же адрес: "Промедление с подавлением восстания прямо-таки возмутительно. Сегодня видел известие, что подавление не продвигается. Необходимо принять самые энергичные меры и вырвать с корнем медлительность"***.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 283.)
** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 289.)
*** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 306.)
В. И. Ленин не только требовательно торопит командиров Южного фронта, понимая огромную опасность казачьего мятежа, но и прилагает все меры, чтобы оказать Экспедиционным войскам необходимую помощь и поддержку, используя все скудные ресурсы измученной войной Республики. 22 мая: "...сверх присланной вчера тысячи курсантов дадим туда еще тысячу курсантов"*. 24 мая Ленин шлет телеграмму в Тамбов с требованием увеличить мобилизацию коммунистов на Южный фронт**. В тот же день аналогичная телеграмма направляется в Воронеж***. Понимая, что одних военных мер недостаточно, Ленин еще 24 апреля запрашивает члена РВС Южфронта Г. Я. Сокольникова, имея в виду рядовых казаков-повстанцев: "Нельзя ли обещать амнистию и этой ценой разоружить полностью? Отвечайте тотчас"****. Неизвестно, что ответил Сокольников на эту ленинскую телеграмму, однако нет никаких сведений, что предполагаемая амнистия, которая могла бы отколоть рядовых казаков от заправил мятежа, была объявлена или даже подготовлялась.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 321.)
** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 322.)
*** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 323.)
**** (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 290.)
Меж тем вопрос, поставленный Лениным, имел в тех конкретных условиях огромное политическое значение. В "Тихом Доне" отчетливо показано, что многие из казаков-повстанцев чувствуют пагубную ложность избранного ими пути противоборства Советской власти. Постоянно думает об этом Григорий Мелехов и неоднократно формулирует свои мысли на этот счет вслух: "Зараз бы с красными надо замириться и - на кадетов. А как? Кто нас сведет с Советской властью? Как нашим обчим обидам счет произвесть?" Ясно, что в условиях серьезных политических колебаний массы казаков-середняков объявление амнистии при разоружении и добровольной сдаче могло бы иметь самые серьезные последствия в ходе борьбы с мятежом.
Однако этого не случилось... Сражения на Верхнем Дону достигли своего апогея.
Эти сражения описаны в "Тихом Доне" с необычайной подробностью, причем "крупный масштаб" войны постоянно перемежается здесь с "мелким". Автор то рассматривает борьбу против повстанцев в целом, как бы с птичьего полета, то, напротив, детализирует изображение до операции полка, а то и сотни. Батальные описания тут в высшей степени характерны для особенностей историзма М. Шолохова.
...Мятеж уже в разгаре, мятежники наступают, идет, как можно полагать, конец марта - начало апреля 1919 года (по новому стилю). Дивизия Григория Мелехова продвигается на юг в сторону фронта. То было основное стратегическое направление для обеих сторон, ибо повстанцы могут уцелеть только в соединении с белогвардейцами - это ни для кого не является секретом. Навстречу мелеховской дивизии двигались с юга, от Северского Донца, части Красной Армии. Вот Григорий допрашивает пленного красноармейца, это был казак с Верхнего Дона, хоперец. Григорий спрашивает:
"- Какие полки были в бою вчера?
- Наш Третий казачий имени Стеньки Разина. В нем почти все с Хоперского округа казаки. Пятый Заамурский, Двенадцатый кавалерийский и Шестой Мценский.
- Под чьей общей командой? Говорят, Киквидзе вел?
- Нет, товарищ Демнич сводным отрядом командовал".
Краткий и вроде бы малозначительный этот отрывок замечателен по своей исторической достоверности. По данным Архива Советской Армии, 3-й Донской казачий полк (так он официально назывался, а "имени Стеньки Разина" - это, очевидно, бытовое наименование) входил в марте - мае 1919 года в состав 16-й стрелковой дивизии*. В указанный период дивизия вела бои в районе станции Глубокая, то есть в сотне верст от района мятежа**. Возможно, один из полков дивизии (или подразделение его) был направлен с фронта на подавление. 5-й Заамурский кавалерийский полк (официальное наименование) входил в состав 36-й стрелковой дивизии и в полном составе был направлен на ликвидацию мятежа и вошел в состав Экспвойск (по данным на 9 мая)***. О 6-м Мценском полку уже говорилось. Далее отметим характерную деталь: среди частей Экспедиционных войск не было 12-го кавалерийского полка. Был 13-й кавполк, действовавший против повстанцев****. Им-то и командовал упоминаемый пленным красноармейцем И. Н. Домнич*****. Очевидно, пленный спутал или намеренно исказил факты,- вспомним, что он не проявляет никакой охоты перейти к повстанцам, как предложил ему Григорий, хотя знает, конечно, какая участь его может ждать. Но спутал или исказил намеренно номер полка именно пленный хоперец, а не автор. Ибо несколько страниц спустя в авторском изложении событий прямо говорится про 13-й кавалерийский полк, бойцы которого теснили мелеховских повстанцев.
* (ЦГАСА, ф. 1255, оп. 2, дд. 11, 263, 269.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 23, д. 264.)
*** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 478, л. 62.)
**** (ЦГАСА, ф. 100, д. 56, оп. 2, д. 246.)
***** (Об Иване Нестеровиче Домниче лишь недавно были опубликованы биографические сведения. Солдат-кавалерист, потом унтер- офицер, участник мировой войны, активный борец за новую Россию, делегат III съезда Советов, потом комбриг Красной Армии: погиб на фронте в 1920 г. (См.: "Литературная Россия", 1975, 31 янв.))
Не случаен и вопрос Григория про Киквидзе. 3-й полк входил в 16-ю дивизию, которой командовал знаменитый герой гражданской войны Василий Киквидзе. Григорий не мог о нем не слышать, так как эта дивизия покрыла себя славой под Царицыном в боях с белоказачьей Донской армией (в войсках которой довелось тогда же служить и герою "Тихого Дона"). Киквидзе был убит в бою 12 января 1919 года. Григорий, естественно, мог и не знать о гибели начдива; характерно также, что пленный хоперец не спешит ему об этом сообщить.
С началом вешенского восстания Штокману, Котлярову и Кошевому удалось бежать из хутора Татарского и соединиться со своими. В Усть-Хоперской они влились в 1-й Московский полк. Далее подробно рассказывается, что полк состоял почти целиком из рабочих, сам политиком - с завода Михельсона; появляется безымянный молодой москвич, коммунист, токарь по металлу - образ необычайно выразительный, классический большевик эпохи гражданской войны. Имен здесь не названо, но реальная подоснова, как всегда, точна. По архивным данным, 1-я Московская рабочая дивизия (официальное наименование) в указанное время сражалась на рубеже Северского Донца в соседстве с уже упоминавшейся 15-й Инзенской дивизией*. Есть точные данные, что 1-й Московский губернский полк (официальное наименование), по данным на 9 мая 1919 года, входил в состав Экспвойск**.
* (ЦГАСА, ф. 191, оп. 5, д. 65.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 478, л. 62.)
Среди красноармейских частей, брошенных в апреле против повстанцев, М. Шолохов назвал Рязанские и Тамбовские курсы, которые, как сказано, "дрались с беззаветным мужеством". Об этом в романе есть лишь упоминание, и только. Архивные материалы подтверждают: в середине апреля 1919 года на пополнение Экспедиционных войск прибыли 1-е Тамбовские пехотные курсы и 30-е Рязанские пехотные курсы*. Это те самые героические "красные курсанты", которые тогда только начинали свой путь на полях гражданской войны. Использование будущих командиров в качестве рядовых бойцов было чрезвычайной мерой. В. И. Ленин понимал это и с тревогой писал в записке от 28 мая: "Нам приходится прибегать к героическим мерам вплоть до посылки на юг массами командных курсов, что в ближайшее время может лишить Красную Армию красных командиров..."** Участие курсантских подразделений в борьбе с вешенскими мятежниками убедительно показывает, сколь серьезную опасность усматривало советское руководство в восстании на Верхнем Дону.
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 125, л. 85.)
** (Ленинский сборник, т. XXXIV, 1942, с. 153.)
В описаниях вешенского восстания необычайно велика, так сказать, "концентрация" фактического материала. Например: Мишка Кошевой отправляется "со спешным пакетом", названа - что редко у М. Шолохова - точная дата: "девятнадцатого мая". Далее: "Хутор был забит многочисленными подводами обоза второго разряда 23-й дивизии. Они шли с Донца под прикрытием двух рот пехоты, направляясь на Усть-Медведицу". По архивным данным, части указанной дивизии в мае - июне 1919 года действовали против повстанцев именно в районе станицы Усть-Медведицкая, а ранее находились на рубеже Северского Донца*. Дата "девятнадцатого мая" может быть приведена как по новому, так и по старому стилю - в обоих случаях временное и географическое соответствие фактам сохраняется.
* (ЦГАСА, ф. 6, оп. 4, д. 56; ф. 100, оп. 2, д. 246; ф. 108, oп. 1, д. 100.)
Хорошо известна сцена боя, когда Григорий Мелехов в сумасшедшей атаке зарубил четырех матросов. Тут также есть реальная подоснова. В перечне частей Экспвойск значатся 1-й, 2-й и 3-й батальоны 3-го Кронштадтского полка, а также отдельно действовавший Морской батальон пехоты*. Примечательно, что в другом месте романа М. Шолохов рассказывает, как "казаками был почти целиком истреблен только недавно прибывший Кронштадтский полк" (идет май месяц). Чуть позже описывается эпизод героической гибели окруженных на берегу Дона красноармейцев, эпизод завершается авторской ремаркой: "Сто шестнадцать павших последними возле Дона были все коммунисты Интернациональной роты". А среди частей Экспвойск в документах перечислен 2-й Интернациональный батальон**.
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, дд. 125, 478.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, дд. 125, 478.)
В сюжете романа заметное место занимает описание антисоветского мятежа в Сердобском полку. В ходе этих событий гибнет Штокман, зверски расправляются с Котляровым, заметный след остается в сознании Григория Мелехова и особенно Михаила Кошевого. В разгар гражданской войны мятежи в отдельных, нестойких частях Красной Армии происходили на различных фронтах, но причины были, как правило, одинаковыми: нарушение классового принципа в формировании личного состава, слабость политической работы и враждебная настроенность, а то и прямой заговор комсостава из бывших офицеров. У М. Шолохова все эти факторы показаны не только в образной форме, но и прямым авторским словом: "Сердобский полк наспех формировался в городе Сердобске. Среди красноармейцев - сплошь саратовских крестьян поздних возрастов-явно намечались настроения, ничуть не способствовавшие поднятию боевого духа. В роте* было удручающе много неграмотных и выходцев из зажиточно-кулацкой части деревни. Комсостав полка наполовину состоял из бывших офицеров; комиссар - слабохарактерный и безвольный человек - не пользовался среди красноармейцев авторитетом; а изменники - командир полка, начальник штаба и двое ротных командиров,- задумав сдать полк, на глазах ничего не видевшей ячейки вели преступную работу по деморализации красноармейской массы..."
* (Неясное выражение, явная и неисправленная описка; видимо, нужно: "в ротах".)
Социальный анализ тут безупречен - названы все важнейшие факторы возможного мятежа. Но интереснее, пожалуй, то, что конкретная история мелкого того эпизода гражданской войны отражена в романе в полном соответствии с реальными событиями.
В "Истории гражданской войны" при изложении хода боев в январе 1919 года во время победного наступления советских войск на красновскую белоказачью армию отмечен, как особо отличившийся, 4-й Сердобский полк Уральской дивизии, а далее сказано, что тогда же "большая часть полка погибла в боях", в особенности было "убито много коммунистов-красноармейцев"*. Действительно, по архивным данным, в декабре 1918 года 4-й Сердобский полк прибыл на Южный фронт в составе 3-й Уральской дивизии; затем, в феврале 1919 года (очевидно, вследствие больших потерь), этот полк вместе с другими частями (скорее всего - остатками их) был влит в состав 23-й стрелковой дивизии и стал официально называться 204-й Сердобский стрелковый полк**. Таким образом, новая часть состояла из остатков некогда боеспособных подразделений, пополненная новобранцами из глухой крестьянской Пензенской губернии (на юге области теперь стоит городок Сердобск).
* (История гражданской войны в СССР, т. 3, с. 342.)
** (ЦГАСА, ф. 6, оп. 4, д. 56; ф. 100, оп. 2, д. 246; ф. 108, oп. 1, д. 100.)
Вот эта-то часть и подняла мятеж, столь подробно описанный в "Тихом Доне", в тексте приведена его точная дата (28 апреля), рассказано о предательстве командира полка бывшего штабс-капитана (по-современному - капитана) Вороновского и его помощника, бывшего поручика (старшего лейтенанта) Волкова, про убийство комиссара полка и т. д. В телеграмме Командюжа М. Гиттиса от 15 апреля сообщалось: "Последние события на повстанческом фронте чрезвычайно характерны: 204-й Сердобский полк обезоружил 2-й заградительный отряд и, убив своего комполка (то есть комиссара.-
С.), перешел на сторону повстанцев-казаков..."* Дата в телеграмме приведена, естественно, по новому стилю, а само событие произошло, следовательно, несколькими днями ранее (при тогдашних средствах связи, да еще в глухих степных районах, где не было телеграфа, сведения с периферии фронта поступали с большим запозданием). Итак, мятеж случился около 10 апреля по новому стилю, то есть в самом конце марта по старому. Таким образом, М. Шолохов датирует событие с ошибкой ровно на месяц - перед нами очевидная описка.
* (ЦГАСА, ф. 191, оп. 3, д. 215, л. 2.)
В другой, позднейшей, телеграмме командования советской 9-й армии сообщаются подробности измены полка: с его переходом на сторону противника силы их усилены на 380 штыков, 2 орудия и 10 пулеметов*. Очень близкие к этому данные приведены в "Тихом Доне" (письме Кудинова - Григорию Мелехову): "Сдали нам четыре орудия (но замки проклятые коммунисты-батарейцы успели посиять); более 200 снарядов и 9 пулеметов". Что же касается численности сдавшихся, то в тексте романа есть прямое указание: Вороновский определяет его состав примерно в "тысячу двести штыков", далее он говорит, что "боевое ядро" полка, то есть активно антисоветская часть, исчисляется всего в двести бойцов: значит, лишь незначительное меньшинство сердобцев было готово к предательству; из данных советского командования о числе сдавшихся явствует, что большинство личного состава полка во время контрреволюционного выступления заговорщиков уклонилось от сдачи, а часть была перебита казаками.
* (ЦГАСА, ф. 192, оп. 3, д. 162, л. 22 об.)
Наконец, последнее: в документальных материалах 23-й стрелковой дивизии за март-апрель 1919 года сохранились сведения о том, что командиром 204-го Сердобского полка был Виталий Врановский, бывший штабс- капитан, и помкомполка - Виктор Волков, бывший поручик; немаловажно, что оба они, судя по домашним адресам, родом из города Сердобска*, следовательно, могли быть хорошо знакомы друг с другом и могли знать многих однополчан - факт, облегчавший им заговорщическую работу. У М. Шолохова оба бывшие офицера названы с точными биографическими приметами, только Врановский стал в романе Вороновским; автор либо намеренно изменил тут фамилию, либо, что вероятнее, она попала на страницы романа из устного предания; естественно, что в этом случае польская фамилия Врановский русифицировалась. В заключение добавим, что о мелком событии, каким являлся мятеж Сердобского полка, никакого упоминания в научной литературе не имеется.
* (ЦГАСА, ф. 1304, oп. 1, д. 112, л. 81. )
К середине апреля (нового стиля) советские войска начали решительное наступление на повстанцев в направлении с юга на север, к правому берегу Дона. В романе подробно описано это отступление мятежников под ударами красных, в том числе дивизии Григория Мелехова. Однако казачьи отряды оказывали очень сильное сопротивление. В телеграмме Гиттиса от 24 апреля говорится: "Приказ командарма - 9 от 13 апреля о переходе всеми войсками в решительное наступление пока не дал быстрых ощутимых результатов... особенно на северном участке района восстания, где действуют части, направленные с тыла, из запасных батальонов, так главным образом вследствие решительного сопротивления повстанцев, мобилизующих все силы..." Далее говорится о тяжелых последствиях заговора в Сердобском полку, что "осложнило положение и затормозило операцию в районе станицы Усть-Медведицкая. Тем не менее Экспедиционные войска достигли немалых успехов: "Во всяком случае на юго-западе и юге район восстания все более суживается и наши войска уже подошли к <станицам> Казанская - Мигулинская, то есть главным очагам восстания"*.
* (ЦГАСА, ф. 192, оп. 3, д. 110, л. 12.)
Разумеется, белогвардейское командование попыталось воспользоваться в своих целях антисоветским мятежом на Дону. К тому времени на политической авансцене южнорусской контрреволюции произошли заметные перемены. Осенью 1918 года австро-германский блок потерпел поражение в мировой войне, победителями оказались страны Антанты, "союзники", как выражались тогда в русской печати. Германские войска оставили Украину. В Одессе, в Крыму и Новороссийске высадились английские, французские, греческие войска уже в конце ноября 1918 года. В этой обстановке германофил и автономист генерал Краснов должен был уйти с поста главы "Донского правительства": 14 февраля в Новочеркасске на заседании "большого войскового круга" его сменил генерал Богаевский - личность бесцветная и слабая, он никакой самостоятельной роли не играл. Фактическим диктатором белогвардейщины в Южной России стал давний корниловский сподвижник генерал Деникин, он и его окружение твердо стояли за "единую и неделимую Россию", боролись против всякого сепаратизма и автономизма и ориентировались на Антанту. Командующим Донской армией стал молодой генерал Сидорин - тоже персонаж "Тихого Дона".
К марту 1919 года южнорусская контрреволюция готовилась к решительному наступлению. К тому времени белые овладели всем Северным Кавказом, удерживали Донецкий бассейн, получали через черноморские порты оружие и снаряжение со складов Антанты. Именно в момент равновесия сил и ожесточенной борьбы противоборствующих сторон на рубеже Северского Донца вспыхнул верхнедонской мятеж. Белогвардейское командование быстро установило связь с повстанцами. В "Тихом Доне" рассказывается об этом довольно подробно. Так и было: воздушная связь осуществлялась довольно регулярно между Новочеркасском и Вешенской, вожакам повстанцев привозились с нарочными директивы, денежные средства, некоторые особо дефицитные виды боеприпасов*.
* (Кин Д. Указ. соч., т. 43.)
Для мятежного командования принятие помощи от белогвардейцев, фактическое подчинение им было делом довольно щекотливым. Казаки-повстанцы в большинстве оставались решительными противниками возвращения старого строя. В "Тихом Доне" тонко показано, как не хотят верхнедонские казаки вновь надевать на себя генеральский хомут. Среди повстанцев осталось советское обращение "товарищ", они отменили погоны, пытались даже сохранить какую-то внешнюю форму Советов. Неустойчивая, промежуточная сущность мелкобуржуазной середняцкой массы проявилась здесь отчетливо. "Опять нами золотопогонники владеют! Забрали власть к рукам! - кричит Ермаков, один из командиров мелеховской дивизии.- Хватит нм нас мордовать! Давай биться и с красными и с кадетами! Вот чего хочу!" Того же хотели и многие иные повстанцы, однако неумолимая логика классовой борьбы ставит перед ними, как и перед всем средним крестьянством, жесткий выбор: или - или; идти с пролетариатом и его партией - или оставаться в одном лагере с контрреволюционным офицерством, возвратиться под власть международного капитала.
Анализируя природу антисоветских выступлений мелкой буржуазии в ходе гражданской войны, В. И. Ленин ясно указывал, в каком именно политическом направлении скатываются их участники: "...казалось бы, передвижка небольшая, как будто бы и лозунги те же самые: "Советская власть", с небольшим изменением, или только исправленная, - а на самом деле беспартийные элементы служили здесь только подножкой, ступенькой, мостиком, по которому явились белогвардейцы. Это неизбежно политически"*. Недолгая история вешенского мятежа служит яркой иллюстрацией к этому ленинскому выводу.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 43, с. 24.)
24 мая белогвардейцы с помощью военной флотилии форсировали реку Донец*. Фронт 9-й советской армии был прорван, на северо-восток, в направлении Вешенской двинулась конная группа генерала Секретова. К исходу 25 мая В. М. Гиттис телеграфировал командующему Экспедиционными войсками Т. И. Хвесину: "Действия противника, прорвавшего фронт 9 армии общим направлении Морозовской... указывают в связи с другими данными об упорно преследуемой противником задаче соединиться с повстанческим фронтом"**. Вечером 26 мая в штабе Южфронта было известно, что белогвардейцы заняли станцию Глубокая (24 километра к северу от Донца) и продвигаются далее в направлении узлового пункта дорог Миллерово***.
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 168.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 180.)
*** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 189.)
Обострение военной обстановки на юге вновь вызвало беспокойство В. И. Ленина. 30 мая он телеграфировал Троцкому: "Крайне поражен Вашим молчанием в такой момент, когда, по сведениям, хотя и не совсем проверенным, прорыв на миллеровском направлении разросся и приобрел размеры почти совершенно непоправимой катастрофы"*. Действительно, фронт на Северском Донце рухнул, положение Экспвойск стало критическим: с тыла к ним приближалась сильная конная группа противника. 30 мая Гиттис приказал Хевсину снять все, что можно, с других участков фронта против повстанцев и попытаться организовать сопротивление наступающим**. Но перелома советским войскам добиться не удалось.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 329.)
** (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 281.)
Уже 8 июня стало известно, что прорвавшиеся белогвардейцы получили "возможность связываться с восставшими и поддерживать их"*.
* (ЦГАСА, ф. 100, оп. 3, д. 100, л. 277.)
На этом и заканчивается история верхнедонского казацкого мятежа. Самодеятельные полки и дивизии повстанцев были расформированы и влиты в регулярные белогвардейские части. На казацких гимнастерках опять появились ненавистные погоны, те же генералы вновь повели их "на Москву". Неизбежное случилось. Еще в самом начале мятежа руководитель его Кудинов предсказывал (без большого, впрочем, сожаления): "с повинной головой придем к Краснову"...
Так и произошло, хоть "виниться" пришлось не перед Красновым, а совсем перед другими генералами. И это тем более подчеркивает слабость, ограниченность, нежизнеспособность мелкокрестьянской антигосударственной анархии.
Объективно вешенские мятежники лишь помогли белогвардейщине затянуть исторически обреченную войну против нового народного строя. Гражданская война в России продолжалась с прежним ожесточением.
В седьмой части "Тихого Дона" описываются сражения на юге России во второй половине 1919 года и в начале 20-го. Здесь идет речь (порой довольно подробно) о стратегических планах сторон, о ходе крупных операций фронтового масштаба и т. п. М. Шолохову сравнительно нетрудно было воспроизвести реальную картину тех событий, так как к середине 30-х годов, когда писались и редактировались эти главы, в советской историографии появился обширный ряд добротнейших исследований и публикаций по истории гражданской войны, и в частности - борьбы с деникинщиной.
Правда, в седьмой части почти нет детальной батальной истории, подробностей, столь характерных для изображения в романе боев в Галиции или во время вешенского восстания. И понятно: все главные герои за этот период времени не показаны в боевых операциях: ни Григорий Мелехов, ни Михаил Кошевой, ни другие. Например, Григорий Мелехов вступил в марте 1920 года в легендарную Первую Конную армию. Он провел всю кампанию на фронте с белополяками, а потом сражался з Северной Таврии против врангелевцев. Однако Григорий не показан в этих эпизодах совсем. Сам М. Шолохов однажды счел нужным сделать к этому обстоятельству пояснение: "Для того, чтобы показать должным образом Первую Конную, надо было бы написать еще книгу. Это нарушило бы архитектонику романа"*.
* (Лежнев И. Указ. соч., с. 333.)
В заключительной, восьмой, части "Тихого Дона" автор вновь обращается к самой что ни есть "мелкомасштабной" истории и вновь блестяще дает пример изображения исторической реальности. Речь идет о мятеже караульного эскадрона под командой Фомина в станице Вешенской весной 1921 года, а потом действия фоминовской банды на Верхнем Дону. По зловещему капризу судьбы, участником этой банды стал Григорий Мелехов.
Яков Ефимович Фомин - вполне реальное историческое лицо. Первый раз он появляется в романе перед самым Февралем 1917 года: на узловой станции Петр Мелехов встречает его, арестованного за дезертирство, он урядник, на погоне цифра "52" - из 52-го полка, значит. Действительно, в архивных материалах названной части в приказе от 31 мая 1916 года значится старший урядник Яков Фомин*. В приказе по тому же полку от 27 августа 1917 года урядник Яков Фомин назван членом полкового дисциплинарного суда**. Значит, он пользовался определенной популярностью среди казаков, раз его избрали на столь заметную по тем временам должность.
* (ЦГВИА, ф. 5106, oп. 1, д. 98, л. 75.)
** (ЦГВИА, ф. 5106, oп. 1, д. 111, л. 114.)
Далее в романе показано, как осенью 1918 года Фомин возглавил переход 28-го полка красновской армии на сторону Советов, при этом есть характерная авторская ремарка: "но, по сути, только вывеска была фоминовская, а за спиной Фомина правила делами и руководила Фоминым группа большевистски настроенных казаков". Он показан М. Шолоховым недалеким и спесивым демагогом, который мог приобрести случайный вес только в неустойчивое время и в социально зыбкой среде.
С началом вешенского восстания Фомин ускользнул из охваченной мятежом станицы. Потом, как сказано мельком в романе, служил в корпусе красных казаков под начальством Ф. К. Миронова и, наконец, зимой 1920/21 года командовал в Вешенской караульным эскадроном.
Фоминовский эскадрон состоял из местных казаков, восстание их в начале 1921 года объяснялось общими причинами социального порядка: среднее крестьянство было недовольно продразверсткой, кулачество подбивало его на открытые выступления против Советов, кое-где это и произошло - иногда в больших масштабах, как, например, антоновщина в Тамбовской губернии, порой в мелких и даже микроскопических, как случилось в станице Вешенской. Но природа явления была одна, и она прямо и точно показана в "Тихом Доне" (назовем хотя бы выразительную сцену, когда Фомин - сам из зажиточных казаков - узнает, что продотрядники забрали из дома десять чувалов (мешков) зерна, бледнеет и говорит: "- Я сочтусь с ними!").
В опубликованной научной литературе по истории гражданской войны нет никаких упоминаний о банде Фомина, - в общем, неудивительно, ибо это был заурядный случай политического бандитизма, какие в ту пору происходили по всей территории Советского государства*. Однако сохранились документы, которые дают возможность сделать некоторые фактологические сопоставления с фабулой романа. Численность банды, как и рассказано в "Тихом Доне", сильно колебалась, но никогда не была большой. Так, по оперативной сводке штаба округа за 12 июля, число фоминовцев определено в 17 человек**. По тем же данным, за 19 сентября - 80 сабель при трех тачанках***. За 21 сентября есть более подробное донесение: 100 сабель, 200 лошадей, 4 подводы****. Разумеется, это приблизительные данные, но точных не имелось и у самого Фомина,- столь текучим и случайным было его деклассированное "воинство".
* (Лишь в мемуарах С. М. Буденного есть краткие упоминания о борьбе с бандой Фомина (Пройденный путь. - "Дон", 1970, № 9))
** (ЦГАСА, ф. 25896, оп. 3, д. 133, л. 8.)
*** (ЦГАСА, ф. 25896, оп. 3, д. 133, л. 143)
**** (ЦГАСА, ф. 25896, оп. 3, д. 133, л. 149.)
Состав войск Северо-Кавказского округа был в ту пору очень сильным, в него входила, например, знаменитая 6-я Чонгарская кавдивизия, отличившаяся в боях под Перекопом; здесь действовала и Отдельная бригада Первой Конной армии*. Командование округом тоже оказалось опытным и авторитетным: во главе его был К. Е. Ворошилов, членами РВС - С. М. Буденный и А. С. Бубнов**. Положение в огромном округе в 1921 году было напряженным: очень распространен был политический бандитизм. Так, в "Тихом Доне" говорится, что Капарин предлагал Григорию Мелехову соединиться с крупной бандой Маслака, которая, мол, "бродит где-то на юге области". Действительно, банда Маслака (Маслакова - бывшего ранее одним из командиров Первой Конной армии, который поднял мятеж против Советской власти в начале 1921 года) действовала, как видно по донесениям штаба округа, весной - летом в южных пределах Донской области***. Позже герои романа говорят о Махно, появившемся со своим отрядом неподалеку. Махновцы, терпя поражения, забрели во второй половине июля в западную часть Донской области и скрывались там до 8 августа 1921 года****. Силы некогда грозного "батьки" были уже ничтожны; по данным советской разведки, на 25 июля у него числилось всего "150 сабель при пулеметах"*****.
* (ЦГАСА, ф. 25896, oп. 1, с. 2.)
** (ЦГАСА, ф. 25896, oп. 1, с. 8.)
*** (ЦГАСА, ф. 25896, оп. 3, д. 133, лл. 75, 76.)
**** (Эсбах Э. Последние дни махновщины на Украине. "Война и революция", 1926, № 12, с. 47.)
***** (ЦГАСА, ф. 25896, оп. 3, д. 133, л. 37.)
Проведение новой экономической политики лишило кулацкий бандитизм какой-либо массовой социальной опоры. В "Тихом Доне" показано, как к Фомину стекается всякий уголовный сброд, а рядовые казаки-крестьяне тайно бегут из банды и отправляются в Вешенскую сдаваться... Ликвидации бандитизма способствовала амнистия, объявленная приказом Ворошилова от 26 июля 1921 года и широко опубликованная по всей территории Дона и Северного Кавказа:
"...Для скорейшей ликвидации бандитизма и с целью дать возможность всем раскаявшимся из бело-зеленых отрядов получить прощение и вернуться к мирному труду, Красное военное совещание постановило:
1. Сего числа объявить амнистию всем трудовым казакам и крестьянам, обманом, по своей темноте и несознательности вовлеченным в бандитские отряды, которые в настоящее время искренне раскаиваются в своих поступках, пожелают вернуться к мирному труду и на деле докажут свою преданность власти рабочих и крестьян.
2. Амнистия также распространяется и на тех главарей отрядов, которые сдадутся и приведут с собой весь свой отряд, со всем оружием и имуществом. Такие главари будут взяты на особый учет, и если в течение известного срока своим поведением докажут искреннее раскаяние в своих преступлениях, они получат полное прощение и будут восстановлены в правах гражданства.
3. Последним днем добровольной явки считать 1 сентября с/г. После указанного срока никакой пощады оставшимся в бело-зеленых отрядах не будет"*.
* (Газета "Советский юг", 1921, 29 июля.)
Окончательно разгромлена фоминовская банда, а главарь ее убит в марте 1922 года (об этом рассказывает Григорию Мелехову Чумаков).
Действительно, 10 февраля в Ростове состоялось совещание по борьбе с бандитизмом и было признано "необходимым, чтобы Фомин был ликвидирован в самом непродолжительном времени и во всяком случае до наступления весеннего периода"*. Вскоре так оно и произошло: 15 марта фоминовцев разгромили, а главарь пал в бою**.
* (ЦГАСА, ф. 25896, оп. 3, д. 69, л. 26.)
** ("Дон", 1970, № 9, с. 145.)
Уже говорилось, что для М. Шолохова важнейшим источником являлось народное предание, устный, нигде не зафиксированный рассказ очевидцев и свидетелей. Обстоятельное и достоверное повествование о действиях мелкой банды в течение почти целого года - одно из самых красноречивых тому подтверждений, ибо документы о действиях фоминовцев очень скупы, общи и весьма трудно обнаружить их в сложном разнообразии архивных дел, к тому же плохо оформленных, выцветших, написанных кое-как на скверной бумаге, подчас едва читаемых.
Привлечение М. Шолоховым народного предания находит своеобразное подтверждение в тех фактических сбивках, которые есть в романе (их несколько). Казак Чубатый рассказывает (идет осень 1914 года), что за захват австрийской батареи их благодарил сам начальник 11-й кавалерийской дивизии фон Дивид. В действительности же названной дивизией командовал в ту пору генерал-лейтенант Де-Витт*. Естественно, что в устах не шибко грамотного рубаки сложная фамилия "Де-Витт" упростилась в "Дивид". Отсюда, то есть из народного предания, эта фамилия и попала в роман.
* (ЦГВИА, ф. 3521, on. 1, д. 50, л. 10.)
Или вот еще. Григорий Мелехов как-то вспоминает, как осенью 1915 года он воевал в Восточной Пруссии: "под городом Столыпином полк шел в наступление". Города с таким русским названием в Восточной Пруссии, разумеется, не существовало, но был город Сталупенен. Однако для простого казака трудно воспроизвести столь необычное звукосочетание, вот почему оно превратилось в нечто более естественное и очень знакомое (убитый в 1911 году П. А. Столыпин оставил о себе своеобразную память в разговорной лексике: "столыпинский вагон", "столыпинский галстук", "столыпинская реформа" и т. п. - понятия эти, кстати, надолго остались в языке).
В "Тихом Доне" удалось обнаружить несколько описок и фактических неточностей. О некоторых уже говорилось, можно прибавить еще несколько.
Сергей Платонович Мохов держит деньги в Волго- Камском банке - правильное название тут Волжско-Камский. Среди приближенных Корнилова упомянут Зазойко - на самом деле фамилия этого темного авантюриста была Завойко.
В 1916 году полк Григория Мелехова, говорится в романе, вместе с остальными частями брусиловской армии прорвал у Луцка фронт; А. А. Брусилов с марта 1916 года командовал Юго-Западным фронтом (до этого - 8-й армией того же фронта).
В начале войны Григорий Мелехов выносит с поля боя раненого командира 9-го драгунского полка полковника Густава Грозберга, однако по архивным данным за 1914-1915 годы 9-м драгунским Казанским полком командовал полковник Кузьмин-Короваев*. Очевидно, в романе действует персонаж вымышленный. П. Палиевский предполагает, что здесь нарочито выведен немец на русской службе, который, увидев Григория, радостно восклицает: "- Русский? Бог мой!.. Иди!" - трогательное смешение русской и немецкой фразеологии ("Бог мой" - это калька с немецкого "Mein Gott").
* (ЦГВИА, ф. 3561, oп. 1, д. 2, лл. 4, 116.)
В борьбе с вешенским мятежом участвовал не 4-й, как сказано в соответствующей главе романа, а 5-й Заамурский полк. Там же говорится про 13-й кавалерийский полк, но с таким номером в этом районе в ту пору сражался стрелковый полк.
Эти описки (быть может, перечень их не полон) ни в коей мере не могут умалить грандиозного историзма романа "Тихий Дон". Их, этих описок, напротив, на удивление мало в столь протяженном и насыщенном художественном произведении. Некоторые из них объяснимы недостаточно тщательной работой редакторов.
Роман М. Шолохова "Тихий Дон" - уникальное произведение. И вне всякого сомнения, оно является ценным историческим источником для изучения гражданской войны в России.
И не только правомерным, но и - добавим от себя - наилучшим: наиболее глубоким, наиболее полным.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://m-a-sholohov.ru/ 'Михаил Александрович Шолохов'