Швеция

I

В конце лета 1930 года в Стокгольме появилась новинка- "Тихо течет Дон"^*. На ее обложке была изображена русская женщина с коромыслом на плечах на фоне искрящейся под солнцем величественной реки. Книга эта была выпущена издательством "Тиден" в переводе Давида Белина тиражом 3000 экземпляров.

^* (Sjolochov Michail. Stilla flyter Don. Auktoriserad oversattning fran ryskan av David Belin. Stockholm, "Tidens Forlag", 1930, 398 s.)

Буржуазная газета "Дагенс нюхетер" (в ту пору - не то что ныне - известная своим либерализмом), пожалуй, первая выступила 21 октября 1930 года с заметкой "Эпос о казаках". Ее автор, следуя древнеримскому изречению "multum, поп multa", сказал многое в немногих словах.

"Я не знаю, кичится ли Михаил Шолохов титулом революционного писателя, - отмечал некий "С. А. В.". - И все же очень хорошо, что неведомый нам творец "Тихого Дона" М. Шолохов не только коммунист, но и поэт!.. Шолохов - это эпик, писатель-летописец, унаследовавший силу и свежесть старой русской прозы. Его роман - это казацкий эпос, широкая, сочная история Дона, живое и красочное изображение жизни донского казачества, с его буднями и праздниками, полевыми работами, сватовством и свадьбами, с казачьей лагерной службой, с танцами и драками между казаками и украинцами. Величаво и спокойно течет русский тихий Дон через весь эпос, он безразличен к переменам времени, он символ сущности жизни: вечно человечной и вечно бесчеловечной..."^*.

^* ("Dagens Nyheter" (Stockholm), 21. 10. 1930.)

В этой заметке есть спорные, неясные суждения, но оценка эта, несомненно, доброжелательная и весомая.

Другая влиятельная газета - "Свенска дагбладет", орган консервативной партии - в ноябре 1930 года напечатала статью "Выдающийся роман о казаках". Автор рецензии "Е. В. О.", "проглотив книгу с необычайным наслаждением", полагал, что "первая книга "Тихого Дона" Шолохова является предисловием к истории того, как новая Россия родилась из старой", что "главная линия романа дает представление о неуравновешенности и сильных страстях народа, одинаково влюбленного и в соху, и в саблю", что "самое сильное в книге - это описание казачьих будней". По своей наивности, а может, из неприязни к советской революции, рецензент утверждал, что в романе "Тихий Дон" абсолютно неестественными являются главы о революционном огне, воспламенившем известные слои русского общества, огне, который заставил казака Григория Мелехова (после бесед с большевиком Гаранжой! - К? П.) возненавидеть помещиков и буржуев"^*.

^* ("Svenska Dagbladet" (Stockholm), 16. 11. 1930.)

Самым вдумчивым и глубоким является, на наш взгляд, выступление некоего "И. П." в газете "Социаль-демократен" 27 ноября 1930 года.

"Открыть книгу неизвестного до этого автора и обнаружить, что перед тобою великолепное произведение искусства, сверкающее жизнью, почти что самой грубой действительностью, и открыть для себя врата к жизни и существованию почти неизвестного тебе народа - это событие, которое бывает не ежедневно. Изумительный роман о казаках Михаила Шолохова "Тихий Дон" дает нам это событие в руки! - так начинается рецензия "Донские казаки" в "Социаль-демократен". - Реализм Шолохова наг и неприкрашен, но он свеж, и в нем нет болезненной сенсационности".

И, словно предвидя горестную судьбу "Тихого Дона" в Лондоне, этот критик, между прочим, сказал: "В Англии этому роману будет горько от цензуры!" Далее критик тонко подметил, что "в окопах первой мировой войны казак Григорий открывает в себе идеи и душевные движения, которые дома, на хуторе Татарском, ему были чужды", что именно "на фронте у него раскрываются глаза на то, что он воюет во славу богачей, чтобы буржуев сделать еще более богатыми", что "его прежние понятия о царе, родине, казацком долге - ломаются", что он "начинает понимать ужасную бессмысленность войны и терзается от революционного огня (пожара), который пробивается в его душу и не дает ему спать... И где будет стоять полюбившийся нам герой Григорий, когда грянет буря, - нам понятно!.."^*.

^* ("Social-Demokraten" (Stockholm), 27. 11. 1930.)

II

Вторая книга "Тихого Дона" вышла в свет на шведском языке год спустя (в переводе того же Давида Белина, в том же издательстве "Тиден") и вызвала в прессе весьма разноречивые суждения и оценки.

Все тот же критик "С. А. В." выступил 1 декабря 1931 года в газете "Дагенс нюхетер" со статьей "Казацкая хроника", в которой отметил невиданный успех "Тихого Дона" у шведских читателей. Восхищаясь яркой художественной самобытностью, подчеркивая историческое содержание романа, критик полагает, что во второй книге "эпоса меньше, преобладают документы и хроника об участии казаков в революции... Вторая книга "Тихого Дона" не вызовет интереса у людей с нервами барышни - казаки теперь не ухажеры! Но тот, кто, несмотря ни на что, интересуется главой всемирной истории, носящей название "Русская революция", никогда не пройдет мимо этой книги, где так много самой живой истории. Здесь и Корнилов с его неудавшимся заговором против Керенского, здесь и Каледин, казацкий генерал, кончающий самоубийством, здесь и кровавые бои между казаками и большевиками... Великий пафос Михаила Шолохова - сама действительность, а она стала более жестокой"^*.

^* ("Dagens Nyheter", 1. 12. 1931.)

Консервативная же газета "Свенска дагбладет" 21 октября 1931 года в рецензии "Восстание на Дону" предупреждает читателей, что "вторая книга романа их разочарует", так как в ней изображен "кошмар заражения России большевизмом", когда "силы Керенского ослабли, а казаки начинают верить Ленину, возвратившемуся в Петроград". Автор рецензии упрекает Шолохова в "историзме и подчинении официальной точке зрения большевиков". Хотя "в этой книге есть сцены, написанные с необыкновенной зоркостью и захватывающей силой", но в целом, рассуждает автор, "подобный гибрид - роман-история, чтобы иметь успех, требует большого писательского блеска". Отсюда Шолохов - "жертва тенденциозного творчества, живое доказательство того, что искусство гибнет, когда его взбадривают партийной программой"^*.

^* ("Svenska Dagbladet", 21. 10. 1931.)

Прогрессивные люди искали правду о романе в других источниках. Например, в рабочей газете "Арбетарбладет".

"Тихий Дон", - читаем в редакционной статье от 18 декабря 1931 года, - надо рассматривать, как великий эпос о казаках. Их мирная жизнь, как земледельцев, в своеобразно сложившихся общественных условиях, их участие в первой мировой войне, выколачивание зерна из скупой земли женщинами и стариками в поле у любимого Дона - поражают!.. Книга прежде всего приковывает внимание богатейшим запасом глубокой человечности... Первая книга так тщательно закончена, что можно лишь удивляться тому, что писатель сумел высечь из своего сердца новые описания. Они noлучили иной характер... Но оригинально здесь то, что новая книга посвящена массам и это уже эпос о революции, а не об отдельных героях, что свидетельствует о сильно развитом чувстве коллективизма в Советской России"^*.

^* ("Arbetarbladet", 18. 12. 1931.)

К этому мы можем добавить заметку венгерского политэмигранта Людвига Сюча, который летом 1931 года был проездом в Швеции, а позже, в мае 1935 года, писал, что в шведском издании "Тихого Дона" изъяты некоторые главы и казачьи песни. Есть и беллетристическая, не совсем обычная заметка, что 1 августа 1931 года в Стокгольме у него произошла встреча с "Тихим Доном" на антивоенной демонстрации. "Одна колонна демонстрантов, - писал Л. Сюч, - несла плакат "Требуем выезда в СССР!". Эти люди шли с вилами и косами и пели "Интернационал". Я присоединился к ним. Я не мог их обойти. Они говорили по-шведски и по-русски. И там я у некоторых увидел в руках шведское издание "Тихого Дона". Это были шведы, кажется, со времен Петра I жившие возле г. Херсона, на Днепре. В 1929 году, как я от них узнал, они бежали от коллективизации, а теперь рвались в СССР. Организатор демонстрации батрак Петр Кнутас, который в Швеции вступил в компартию, сказал мне: "Два года мы тут ходили в заколдованном круге - в ярме. Нужда. Бесправие. Безземелье. А там, у Днепра, мы бросили истинно золотой берег, прекрасные черноземы и красный флаг на своем сельсовете. Как нас черт занес сюда - не спрашивай. Сдуру, бросив живое на берегу Днепра, мы пошли искать в Швецию мертвое. В нужде буржуи хотели согнуть нас в бараний рог. Но двое русских помогли нам опомниться". - "Кто же эти русские?" - "А это Гоголь с его "Тарасом Бульбой" и Шолохов - с "Тихим Доном", - ответил Петр Кнутас. - Вот тут, в ярме и неволе, заново вчитались мы в эти книги, и потянуло нас домой, на истинную нашу родину - в СССР..."^*. Они действительно вернулись на советскую землю.

^* (В 1931 г. издательство "Прибой" выпустило брошюру Мих. Васильева "Два года в Европе" 19 августа 1931 г. батраки-колонисты прибыли в Ленинград, а затем выехали на Украину, в свое Старошведское село близ Херсона и создали колхоз.)

Людвиг Сюч"^*.

^* (Л. Сюч. Заметка из стенгазеты "Коминтерновец" (клуба иностранных рабочих завода Ростсельмаш). 5.5.1935. Хранится в Шолоховском фонде. РОМК, ф. 2, оп. 10, ед. хр. 40/6.)

III

Книги Шолохова расходились очень быстро. Первый том в 1930 году был издан пять раз, второй - в 1931 году - четыре раза. Как сообщил нам доктор Стаффан Даль из Королевской библиотеки, "Тихий Дон" у них с 1930 по 1943 год был издан 11 раз^*.

^* (Staffan Dahl. Kungliga Biblioteket. 1. 10. 1964. Письмо автору.)

Социал-демократическая газета "Стокгольме тиднинген - Стокгольме дагбладет" еще в 1934 году писала об авторитете Шолохова в Швеции так: "Этот великий писатель новой России достиг у нас наибольшей популярности. Его роман "Тихий Дон" вышел здесь огромными тиражами. У себя дома Шолохов стоит сразу после М. Горького"^*.

^* ("Stockholms Tidningen-Stockholms Dagblad", 19. 12. 1934.)

Появление в продаже третьей книги казачьей эпопеи в 1934 году и "Поднятой целины" в 1935 году еще больше подняло авторитет писателя, о тем уже говорила пресса всего мира.

Вопреки некоторым тенденциозным выступлениям безвестных рецензентов реакционных газет против Шолохова в либеральной и социал-демократической прессе мы находим много статей в его защиту.

Так, например, редакция газеты "Арбетет" 18 октября 1934 года в рецензии на третью книгу перед самым приездом Шолохова в Швецию писала: "Тихий Дон" значителен не только по своим качествам эпоса и реалистического романа, но и по своим глубоким психологическим описаниям, богатым чудесными, разящими наблюдениями как в отношении особой психологии казаков, так и человека вообще. Уже сейчас еще неоконченный роман представляется одним из самых важнейших вкладов в новую русскую литературу"^*.

^* ("Arbetet" (Malmo), 18. 10. 1934.)

Выступавшие тогда в прессе писатели и критики отмечали самобытный эпический талант Шолохова. Известный поэт Йоханнес Эдфельт в статье "Казачий эпос" восхищался третьей книгой: "Эта широкая и сочная хроника сразу же открыла врожденного эпического поэта, реалистическое искусство которого сравнимо с искусством многих великих русских писателей. "Тихий Дон" характерен спонтанно гениальной радостью повествования"^*.

^* (Edfelt Johannes. Ett kosackepos.)

Шведские писатели в своих высказываниях о "Тихом Доне" всякий раз подчеркивали его гуманизм, объективность и народность. Йоханнес Эдфельт в другой статье "Тихий Дон" не стареет", давая оценку седьмой части романа и прослеживая мучительные колебания Григория Мелехова, отмечает: "Остро, сильно и больно он сознает свою связь с народом и чувствует отвращение к белым снобам-генералам... Образы Григория, Натальи и Аксиньи глубоко народны и неповторимы. И в этой части романа Шолохов еще раз показал, какой он большой жизнеспособный художник. Он, как никто, может проникнуть в сознание определенной группы народа, понять и показать его во всех закутках и раскрыть самые приглушенные голоса с изумительными оттенками. Об этом уже говорено не раз. Но это заслуживает того, чтобы быть подчеркнутым еще раз"^*.

^* (Edfelt Johannes. Stilla flyter Don altjamt. Фотокопии статей получены от издательства "Тиден" без указания названия газеты (журнала) и дат публикации.)

Литератор Стиг Альгрен начинает богатую тонкими наблюдениями и сопоставлениями статью так: "Шолохов вдохновил нашего писателя Ивара Лу-Юханссона написать роман "Спокойной ночи, земля". И вдохновит еще многих... Чрезвычайно редко встречаются книги с таким огромным регистром. Мастерская лепка характеров, точность и удивительная новизна метафоры и детали, объективность в изображении противоборствующих сил, кровь и желчь на каждой из сторон, но это кажется естественным, ибо писатель даег нам почувствовать, что из этой кровавой бойни выйдет новое, живое... Григорий - хороший степной язычник, сын природы. Его конфликты - неразрешимы... У Шолохова все это дано так страстно, по-язычески обнаженно и невыносимо, как у Шекспира"^*.

^* (Stig Ahlgren. - "Sudsv. Dagbladet". Фотокопия статьи получена от издательства "Тиден" без указания заголовка и даты публикации.)

Известный писатель Ивар Лу-Юханссон в большой статье о четвертой книге "Тихого Дона" в газете "Моргон дагбладет" (1940) отмечал "исключительную человечность романа Шолохова"; "сцена встречи Григория с вдовой-зовуткой, побег с Аксиньей, ее гибель и похороны делают эту книгу одним из великих описаний любви в современной литературе". "Тихий Дон" - один из самых живых эпических романов нашего времени..."^*.

^* ("Morgon Dagbladet", 20. 10. 1940.)

Мы хотим еще раз отметить, что социал-демократическая пресса Швеции, в отличие от немецкой, австрийской, голландской, высказывалась о творчестве Шолохова с глубоким уважением и признанием его огромной значимости для всего человечества.

В ноябре 1942 года, когда в Швеции вышло в свет четырехтомное издание "Тихого Дона", газета "Социаль-демократен" напечатала большую и яркую статью своего критика "И. П." под названием "Законченный шедевр". Давая решительный отпор некоему критику Фредрику Бёек и ему подобным, которые именовали советскую литературу и "Тихий Дон" "красной пропагандой", газета "Социаль-демократен" находит, что "Шолохов блестяще объединил в "Тихом Доне" объективизм реализма с истинной русской лирикой, которая придает описанию действительности особое звучание и поднимается до великих человеческих перспектив. В будущем замечательное творение Шолохова займет место рядом с романом Толстого "Война и мир". "Тихий Дон" является человеческим и историческим документом, который нельзя будет обойти, когда в Грядущие годы люди спросят, как жили страдавшие, мужественные люди южнорусских степей во (Времена тяжелых испытаний от первой мировой войны до начала 20-х годов"^*. В спокойных топах, по-научному деловито анализирует путь Григория Мелехова, как "труженика земли, искателя правды, как честную и храбрую душу"

^* ("Social-Demokraten" (Stockholm), 9. 11. 1942.)

Важно отметить, что эта же газета "Социаль-демократен" наперекор многим буржуазным органам печати в 1935 году решительно выступила в защиту первой книги романа "Поднятая целина".

В статье Эрика Бломберга "Новый роман Шолохова о жизни крестьян" (пожалуй, впервые в шведской прессе) благожелательно ведется речь о "социалистическом реализме, изображающем коллективные творческие силы общества и обязывающем писателя активно вторгаться в дело социального преобразования... Так вот роман о коллективизации "Поднятая целина" и называется выражением нового дыхания, творческого содружества между землею, трудом и творчеством людей - социалистическим реализмом в действии"^*.

^* ("Social-Demokraten", 3. 11. 1935.)

IV

В конце 1934 года М. А. Шолохов посетил Швецию. Как сообщили "Известия" (21 декабря 1934 г.), "шведская печать проявила большой интерес к писателю Шолохову", публикуя его интервью и подчеркивая в своих статьях популярность писателя не только в СССР.

Казалось, визит Шолохова и тот интерес, который вызвало его творчество за рубежом, заставят шведских литераторов - знатоков русского языка - обратить внимание на качество перевода "Тихого Дона" и на соответствие его русскому оригиналу. Однако этого не случилось. Видимо, все рецензенты были довольны переводом "Тихого Дона". Писатель Ивар Лу-Юханссон в газете "Ню Даглигт Аллеханден" заметил: "Интуитивно веришь в то, что перевод сделан человеком, который является значительным писателем... Подобный перевод сам по себе большее художественное произведение, нежели многие обычные шведские романы в оригинале"^*.

^* ("Nya Dagligt Allehanden", 30. 11. 1939.)

Мнение это с годами укрепилось, и текст перевода Давида Белина канонизировали. Между тем в нем есть серьезные изъяны. В упомянутой выше заметке венгра Л. Сюча было отмечено, что в шведском переводе "Тихого Дона" сокращены многие песни и некоторые главы романа. Проверить текст перевода было трудно из-за отсутствия; в библиотеках Москвы первых шведских изданий. На мой запрос заместитель директора Королевской библиотеки в Стокгольме Стаффан Даль, доктор русской филологии и переводчик "Лазоревой степи" Шолохова на шведский язык, в письме от 9 января 1965 года подтвердилг что "перевод "Тихого Дона" сделан умело, но немножко своевольно. Так, например, в нем нет казачьих песен, пословиц и кое-где переводчик сделал сокращения"^*.

^* (Staffan Dahl. Kungliga Biblioteket. 9. 1. 1965. Stockholm. Письмо автору.)

На мои запросы по этому поводу генеральный директор "Тиден форлаг" мистер Бент Кристель весной 1966 года прислал образцы новых изданий книг Шолохова и сообщил: "Переводчик "Тихого Доиа" Д. Белин жив и отрицает, что он. сделал какие-то исключения (сокращения) из первого издания "Тихого Дона"... Мы в принципе против сокращений, но считаем, что в отдельных случаях они все же оправданы... Однако и в таких случаях их, конечно, надо делать с разрешения писателя. Мы считаем неприемлемым любое произвольное вмешательство в работу писателя. Мы использовали самый первый текст Михаила Шолохова, а последующие издания "Тихого Дона" были просто перепечатками первого выпуска"^*.

^* (Бент Кристель. Генеральный директор "Тиден Форлаг". 29. 3. 1966. Стокгольм. Письмо автору.)

Несомненно, мы были рады установлению контактов с издательством "Тиден" и весьма признательны директору Б. Кристелю за присланные книги и статьи. Но его ответ нас не удовлетворил. Пришлось продолжить литературный розыск, чтобы выяснить, в каком же виде шведы издают "Тихий Дон". В связи с этим я послал Королевской библиотеке в Стокгольм советское иллюстрированное издание романа и попросил их прислать давно разыскиваемое 12-е издание 1957 года. Роман был прислан. В нем - предисловие М. Шолохова, вот его полный текст:

"К моим шведским читателям.

Давным-давно, еще будучи юным гимназистом, я мечтал побывать в Скандинавии. Тогда, в отличие от моих сверстников, меня не искушали тропические страны - меня более влек к себе Север. Ведь уже тогда я зачитывался и был восхищен книгами Лагерлеф, Стринберга, Гамсуна, а через них - и самой Скандинавией.

Впоследствии, уже взрослым человеком гостя в Швеции, я всегда оставался влюбленным в вашу суровую природу, в вашу флору и в ваш храбрый и трудолюбивый народ. И теперь, когда я во второй раз посетил вашу прекрасную страну, во мне вновь ожили те самые чувства. Дорогие для меня эти воспоминания, конечно, останутся со мной до конца моей жизни.

Покидая вашу страну, я чувствую легкую грусть, которая всегда сопутствует расставанию с тем, что крепко любишь. Но в то же время я ощущаю и радость. Ведь в ваших руках остаются мои книги, которые расскажут вам о людях России, живущих далеко от вас, о людях, которые тоже страдают, тоже любят, тоже ненавидят, и каждый из них был также несчастлив или счастлив, как и люди вашей земли.

Частица моего сердца, моей мысли и моего труда остается с вами, и это смягчает грусть и скорбь моего расставания со Швецией и ее дружественным народом.

Я желаю вам мира и счастья!

Стокгольм,

2 июля 1957 г. Ваш М. Шолохов"^*.

^* ( Sjolochov M. Till mina svenska lasare! 2. 7. 1957. - Sjolochov M. Stilla flyter Don. Forsta delen. Stockholm, "Tidens Forlag", 1957, s. (I).)

На яркой цветной суперобложке помещены фотография писателя, краткая биографическая справка и аннотация к роману.

"Тихий Дон", - сообщает своим читателям издательство "Тиден", - это классическое, огромной силы реалистическое произведение... Шолохов мастерски изображает, как в наше время новые идеи незаметно проникали в человеческие сердца, находя свое проявление в чувствах и песнях, как среди развалин старого мира появлялись ростки новой жизни... Свидетельством величия реализма Шолохова является и то, что он не выдумывает своих врагов и героев в "Тихом Доне", а живописует их из своей жизни. Это - исповедь человеческая"^*.

^* (Sjolochov M. Stilla flyter Don. Andra delen. Stockholm, "Tidens Forlag", 1957.)

Приятно было держать в руках эти прекрасно изданные томики "Тихого Дона" с иллюстрациями русского художника О. Верейского. Радовало предисловие с факсимиле писателя. Заслуживала внимания и одобрения правдивая издательская аттестация "Тихому Дону" и его автору. Внушительно выглядела строчка - 12-е издание романа!

Вскоре, по просьбе переводчика Д. Белина, директор Стокгольмской городской библиотеки Ларе Тюнель подарил нам совершенно уникальный экземпляр первого шведского издания "Тихого Дона" (1930), И теперь мы смогли, наконец, достоверно сличить перевод Давида Белина с шолоховскими оригиналами 1928 и 1956 годов.

Прежде всего отметим, что шведские 1-е и 12-е издания "Тихого Дона" фототипически идентичны, строка в строку. Сверка оригинала с переводом подтвердила правоту венгерского политэмигранта Л. Сюча: издательство "Тиден" в "Тихом Доне" произвело значительные изъятия.

Действительно, в первой части романа мы не находим IV и VI глав русского оригинала. У Давида Белина первая часть имеет 21 главу и заканчивается сценой пляски Мирона Григорьевича Коршунова со свахой Ильиничной (матерью Григория). Последняя фраза перевода Д. Белина выглядит так: "И еще люди пили и плясали до самого утра следующего дня"^*.

^* ( Sjolochov M. Stilla flyter Don. Auktoriserad oversattning fran ryskan av David Belin. Stockholm, "Tidens Forlag", 1930, kapit. XXI, s. 103.)

Но в русском оригинале первая часть имеет 23 главы и в тексте Шолохова завершается яркой сценой воспоминаний деда Гришаки и вахмистра Богатырева о том, как они воевали с турками^*. Однако в шведских изданиях этот эпизод вычеркнут.

^* (Шолохов М. Тихий Дон, кн. 1-я М.-Л., "Московский рабочий", 1928, гл. XXIII, с. 121-124. То же. Шолохов М. Собр. соч., т. 2, "Тихий Дон", кн. 1-я. М., ГИХЛ, 1956, гл. XXIII, с. 109-112.)

Во второй части романа изъяли: VII главу - сход в хуторе Татарском и рассказ Авдеича Бреха, как он в "Санкт-Петербурге разбойника споймал"; XV главу - тоскливое житье Натальи в родительском доме; XVII главу - охота пана Листницкого на волка и неожиданная встреча там Григория со Степаном Астаховым^*.

^* ( М. Шолохов. Собр. соч., т. 2, "Тихий Дон", кн. 1-я. М., ГИХЛ, 1956, гл. VII, с. 148-154; гл. XV, с. 190-192; гл. XVII, с. 198-205.)

В пятой части из XXVIII главы изъяты постановление белогвардейского военно-полевого суда от 27 апреля старого стиля 1918 года и список бойцов отряда Подтелкова, казненных в хуторе Пономареве.

Как уже упоминалось, в тексте романа сокращено или оборвано на полуслове много пословиц, изъяты почти все служивские, бытовые и обрядовые песни. Так, например, в III главе первой части есть песнь "Колода-дуда, иде ж ты была?" В шведском переводе более половины ее текста со слов "А иде ж твой конь?" и до конца выброшено^*.

^* (Sjolochov M. Stilla flyter Don. Forsta delen. Auktoriserad oversattning fran ryskan av David Belin. Stockholm, "Tidens Forlag", 1957, s. 17.)

В переводе имеютс и сокращения политического характера. Например, во второй части, в IX главе Христоня рассказывает Штокману эпизод, как однажды в Петербурге студенты подарили казакам портрет Карла Маркса^*. В шведском издании переводчик, в последней фразе Христони вычеркнув имя "Карл", политически извратил ее смысл^**.

^* (Шолохов М. Собр. соч., т. 2, "Тихий Дон", кн. 1-я. М., ГИХЛ, 1956, гл. XI с,. 163.)

^** (Sjolochov M. Stilla flyter Don. Forsta delen. Stockholm, "Tidens Forlag", 1957, kajit, VIII. s. 151.)

И это далеко не полный перечень сокращений и изъятий, что никак нельзя считать доблестыо переводчика и издательства "Тиден".

К тому же им следовало знать о том, что много поправок в текст романа, особенно во вторую книгу "Тихого Дона", внес сам Шолохов. В частности, в четвертой части романа автор изъял в главе I ссылку на Маркса и во многом сократил цитату из статьи Ленина^*. Из пятой части Шолохов давно изъял XXV главу, в которой Анна Погудко признается Бунчуку о своей беременности, из XXVI главы убрал последний абзац, снижающий образ Бунчука в его скорби после гибели Анны, из XXVII главы убрал "сцену с Зинкой"^**, а также добавил в начало IX главы пятой части обнаруженную в архивах документальную запись речи Подтелкова на митинге в ст. Каменской, где он сказал: "Выходит, значит, что и я большевик, хотя в партию большевиков и не записан"^***.

^* (Шолохов М. Тихий Дон, кн. 2-я М.-Л., "Московский рабочий", 1929. с. 8-11. То же: Шолохов М. Собр. соч., т. 3, "Тихий Дон", кн. 2-я. М., ГИХЛ, 1957, с. 11-12.)

^** (Шолохов М. Тихий Дон, кн. 2-я. М.-Л., "Московский рабочий", 1929, с. 379-384; 388; 391-392.)

^*** (Шолохов М. Собр. соч., т. 3. "Тихий Дон", кн. 2-я М., ГИХЛ, 1957, с. 238-239.)

Надо было ожидать, что руководители шведского издательства "Тиден", задумав в 1957 году выпустить 12-е издание "Тихого Дона" с предисловием М. Шолохова, исправят свои ошибки и внесут поправки автора. Но мы этого, к сожалению, не обнаруживаем.

V

В послевоенный период полемика вокруг творчества Шолохова приобрела особую остроту в связи с вторжением на Скандинавский полуостров циклопов "холодной войны". Буржуазные газеты "Дагенс нюхетер", "Свенска дагбладет", "Экспрессен", социал-демократическая "Стокгольме тиднинген" и другие стали яростно выступать против литературы социалистического реализма.

Но в это время в Швеции появились и новые творческие люди, которые с прогрессивных позиций защищали достижения советской литературы. В 1947 году в Стокгольме критик Свен Сторк выпустил книгу "Современные русские писатели", один из очерков в ней посвящен автору "Тихого Дона".

"Шолохов, - пишет С. Сторк, - крупнейший талант, которого выдвинул русский народ в мировую литературу после М. Горького. Никто из современных русских писателей не завоевал такой известности у себя на Родине и за границей, как Шолохов". По мнению С. Сторка, главные особенности его творчества - народность, гуманизм, историческая перспективность. "Для Шолохова характерно то, что в своем творчестве он сосредоточил внимание на решающих исторических событиях последних десятилетий русской истории - первая мировая война, революция, гражданская война, затем, в начале 30-х годов,-коллективизация русской деревни и, наконец, немецко-русская война, события которой взяты в основу еще не законченного эпоса "Они сражались за Родину".

Отмечая новаторское развитие Шолоховым эпических традиций русской классики (Гоголя, Л. Толстого), С. Сторк тонко подмечает философскую новизну и глубину "Тихого Дона", в котором писатель-коммунист "не ограничивается изображением и анализом общественных и личных конфликтов, а указывает пути к их разрешению. Несмотря на трагическую судьбу главных героев, роман "Тихий Дон" весь озарен глубоким и жизнеутверждающим оптимизмом".

Касается С. Сторк и судьбы главных героев "Тихого Дона". "Русские женщины в "Тихом Доне", - но его мнению, - являются достойным продолжением незабываемых женских образов Льва Толстого и Тургенева..."^*.

^* (Storck Sven. Nagra moderna ryska forfattare. Stockholm, 1947, s. 99, 103, 104, 105.)

Здесь нелишне отметить, что впервые "Поднятая целина" (кн. I) в переводе Давида Белина была выпущена издательством "Тиден"^* в 1935 году крошечным тиражом - 2150 экземпляров. Тогда же литератор Эрик Бломберг выступил со статьями о Шолохове в газетах "Социаль-демократен", что отмечено выше, и в "Ню даг", где писал: "Михаил Шолохов, как никто другой, достоин Нобелевской премии, которая должна присуждаться как за художественные достоинства, так и за высокую идейность"^**.

^* (Sjolochov M. Nyplojd mark. Auktoriserad oversattning fran ryskan av David Belin. Stockholm, "Tidens Forlag", 1935.)

^** (Storck Sven. Nagra moderna ryska forfattare. Stockholm, 1947, s. 109.)

С. Сторк, в свою очередь, отмечал следующее: "Поднятая целина" бесспорно лучший и наиболее полнокровный из многих советских романов о коллективизации, это ценнейшее произведение советской литературы". Цитируя отзыв шведского поэта и публициста Эрика Бломберга (1935, "Ню даг"), С. Сторк подчеркивал, что "Поднятая целина" есть наилучший образец социалистического реализма в литературе"^*.

^* (Там же, с. 102, 109.)

Но буржуазная пресса в рецензиях решительно выступила против романа о коллективизации. А с годами давление реакционных кругов на литературном фронте Швеции так возросло, что издательство "Тиден" осмелилось выпустить второе и третье издания этого романа лишь после разгрома фашизма - в 1945 году общим тиражом 7650 экземляров, четвертое издание - в 1948 году и самое большое по тиражу - 20000 экземпляров - в 1959.

Вторая книга "Поднятой целины" под названием "Жатва на Дону"^* вышла в том же издательстве в 1961 году благодаря выдающейся переводчице советских произведений в Швеции - Карин де-Лаваль. Кстати, в декабре 1967 года правительство СССР наградило Карин де-Лаваль за плодотворную деятельность в переводах и пропаганде советской литературы орденом "Знак Почета".

^* (Sjolochov M. Skord vid Don. Roman. Oversattning av Karin de 'Laval. Stockholm, "Tidens Forlag", 1961.)

Издательство "Тиден" в 1959 году на суперобложке первой книги "Поднятой целины" по-новому аттестовало Шолохова как крупнейшего представителя советской литературы, который "бесстрашно и объективно изображает действительность, когда русское земледелие только встало на путь коллективизации и когда русская белогвардейщина пыталась нанести свой удар Советам изнутри. Но казаки Гремячего Лога ликвидируют кулачество не физически, а экономически, конфискуя их имущество в колхоз... Коммунист Давыдов, прибывший в хутор, чтобы организовать колхоз, не специалист и не знаток земли. Но он преданный большевик, умный человек, решителен, как зверь, находчив в сумятице событий, ставит шайку контрреволюционеров под угрозу разоблачения. "Поднятая целина" повествует о трудном переломном периоде в русской истории. И Шолохов владея богатейшим запасом юмора, создал жизнерадостный и увлекательный роман"^*.

^* (Sjolochov M. Nyplojd mark. Roman. Auktoriserad oversattning av David Belin. Stockholm, "Tidens Bokklub", 1959.)

Представляя читателям и вторую книгу "Поднятой целины", издательство "Тиден" в аннотации на суперобложке указывало: "Жатва на Дону" - это роман, вросший глубокими корнями в русскую народную жизнь и продолжающий традиции русской классики... Шолохов мастерски владеет своим материалом, разнообразнейшими средствами изображения и снова доказал, что он - выдающийся эпический поэт в современной советской литературе"^*.

^* (Sjolochov M. Skord vid Don. Roman. Oversattning av Karin de'La.- val. Stockholm, "Tidens Forlag", 1961.)

Статьи Свена Сторка и аннотации к "Тихому Дону" и "Поднятой целине" издательства "Тиден" вызвали в Швеции в 1959-1961 годах немало откликов в социал-демократической буржуазной прессе.

Так, например, ряд статей напечатала социал-демократическая газета "Стокгольме тиднинген". При всем внешне восторженном отношении к таланту писателя статьи проникнуты скепсисом, когда речь касается советской литературы в целом. Возьмем, к примеру, большую статью критика Сванте Фоерстера "Гигант Шолохов", напечатанную в этой газете 4 марта 1960 года. Он начал с измышлений о том, что знаменитый совхоз "Гигант" на Дону "потускнел и перестал быть знаменитым". Ему, как видно, неизвестно, что этот совхоз в 1942 году был сожжен и разорен фашистами и что после войны рабочий коллектив совхоза вновь занял место в строю лучших и передовых хозяйств страны. Достаточно сказать, что в 1960 году "Гигант" собрал урожай в три с половиной миллиона пудов зерна - при средней урожайности 23,3 центнера с гектара, а в 1970 году собрано зерна три миллиона восемьсот шестьдесят тысяч пудов при урожайности 27,3 центнера с гектара.

В этой статье критик С. Фоерстер откровенно пишет, что "прочел "Поднятую целину" с удивлением и восхищением". И там же сразу ставит знак сомнения: "Откуда и как мог появиться в красной России такой писатель?" Всякими домыслами критик старается оторвать "Тихий Дон" и "Поднятую целину" от нашей литературы, чтобы противопоставить Шолохова советским писателям. Анализируя действия Давыдова и сложность обстановки в период коллективизации, он вынужден признать, что коммунист-двадцатипятитысячник - "это отнюдь не одноплановый герой плакатного покроя" и что "крестьянские типы - дед Щукарь, секретарь партячейки Макар Нагульнов и хитроумная Лушка - заслуживают быть причисленными к разряду классических".

Порой С. Фоерстер высказывается реалистично, когда говорит, что "Поднятая целина" - это "роман о чистке Дона от кулаков и контрреволюционных заговоров", что в нем "много тепла, юмора и просто нежности" и что здесь "речь идет о большом настоящем искусстве, единстве противоположностей, самостоятельном мире добра и зла и переходе из одного в другое, об изменении, объединении и обновлении". Однако антисоветский тезис, что, мол, "у красных нет и не может быть шедевров искусства", выдает замысел критика, когда он в конце статьи восклицает; "А является ли "Поднятая целина" собственно коммунистическим романом?"^*.

^* ("Stockholms - Tidningen", 4. 3. 1960.)

Правдивость Шолохова, глубокое и всестороннее изображение борьбы нового со старым, смелую критику наших ошибок в деревне социал-демократы не первый раз пытались использовать против коммунизма, против СССР. Были такие попытки и у центрального органа шведских социал-демократов "Стокгольме тиднинген". Газета, печатая небылицы о Советском Союзе, теряла все больше свой авторитет в массах и, наконец, утратив доверие в рядах рабочего класса, обанкротилась в феврале 1967 года и канула в Лету!

Публикация в России второй книги "Поднятой целины", присуждение М. А. Шолохову за этот роман Ленинской премии в 1960 году и намерение шведской фирмы "Тиден" издать роман вызвали злопыхательство буржуазной газеты "Дагенс нюхетер".

Не дожидаясь появления шведского перевода второй книги "Поднятой целины", этот орган, после войны ставший рупором американской пропаганды, выступил 2 мая 1960 года с огромной статьей Свена Вальмарка, который называл первую книгу "Поднятой целины" "неудачной, сырой и трудночитаемой", так как в ней изображено "бессовестное наступление коммунистов на деревню". А вторая книга "Поднятой целины", по мнению Вальмарка, это "пестрое лоскутное одеяло". Он не верит, что передовые деревенские активисты, вроде Майданникова, могли вступать в партию: собрание, на котором принимают в партию, кажется критику неестественным. Образ Давыдова, его энтузиазм, преданность партии, умение достучаться до казачьего сердца, организовать и направить к заветной цели простых людей - все это возмущает Свена Вальмарка, и он иронизирует, что, мол, под пером Шолохова "к концу романа "Поднятая целина" коммунисты становятся все благороднее и сердечнее". Вальмарк с тоской обращает свой взор к есаулу Половцеву и признается, кто ему ближе всего: "Белогвардейцы в романе вызывают к себе почти что сострадание своими неудачами в конспирации, обреченной на провал. Их судьбы - это настоящая трагедия, и отважные ситуации придают им черты величия"^*. Вальмарк умалчивает, какие "отважные ситуации" приводят его в восхищение. Уж не убийство ли бедняка Хопрова и его жены и не голодная ли смерть (в сыновьем доме!) старухи Островновой - озаряют в его воображении ореолом величия портреты есаула Половцева и кулака Островнова? Во всяком случае, его упрек издательству в том, что оно собирается выпустить на шведском языке роман Шолохова, с исчерпывающей ясностью показал, кем была продиктована эта статья.

^* ("Dagens Nyheter", 2. 5. 1960.)

VI

И все же вопреки этим "предупреждениям" вторая книга "Поднятой целины" в переводе Карины де-Лаваль была издана в "Тиден". В столичной и провинциальной прессе отклики преобладали доброжелательные.

На наш взгляд, наиболее интересные и глубокие суждения об этой новинке высказал в 1961 году прогрессивный критик Стиг Карлсон в социал-демократической газете "Арбетет" (г. Мальмё) в статье "А Дон все течет". Вдумчиво анализируя столкновение нового и старого в романе, "кровавую родовую хронику старого казака Аржанова", осуждая "террористов - царских офицеров и кулаков, организующих восстания", Стиг Карлсон подчеркивает, что "со всем этим мраком должен был покончить советский режим". Скажем сразу, что столь резкие и смелые суждения об историческом значении и необходимости коллективизации в СССР прозвучали в литературно-критической статье в Швеции, пожалуй, впервые.

Шолохов, по мнению Стига Карлсона, обладает изумительной способностью представлять даже самые незначительные, самые обычные случаи как очень важные: трудовой день пахаря у него достоин песни; любовная встреча двух молодых сердец заставляет его создать хвалебную песнь жизни; и даже чудачества деда Щужаря с козлом Трофимом превращаются в сверкающую прозу. "Самым праздничным во всем романе, - заверяет Стиг Карлсон, - является партсобрание хутора, где несколько человек принимаются в партию. Это собрание вот-вот провалится из-за того, что дед Щукарь не может сдержать свой язык. Дед этот совсем не коммунист, но он неприступно лоялен и все его разговоры идут на пользу партии - любимой партии!".

В отличие от многих западных рецензентов и критиков Стиг Карлсон правильно понял художественную ценность XXII главы романа и народную мудрость юмора деда Щукаря. "Жатва на Дону", - пишет далее С. Карлсон, - не кончается, как многие советские романы, розовым счастьем в раю. Наоборот, он имеет жестокий, глухой тон, доходящий почти до отчаяния". И в то же время, когда люди ожидают с таким трудом добытого, хорошего и первого коллективного урожая, "лучшие из них - Давыдов и Нагульнов - должны пасть жертвами... И в этом - сила, правда и безжалостный реализм Шолохова. Это - искусство прозы высшего ранга, в которой вряд ли кто силен больше Михаила Шолохова"^*.

^* ("Arbetet" (Malmo), 6. 12. 1961.)

Как свидетельствует прогрессивная пресса и, конечно, тиражи изданий, Шолохов - любимый писатель в Швеции. Подтверждение этому мы находим в статьях того же Стига Карлсона в социал-демократической газете "Моргон тиднинген". Они далеко не безупречны, в них есть многое, с чем нельзя согласиться, но главное он подмечает и пропагандирует правильно:

"Михаил Шолохов - не первый русский писатель, которого я читал, но он один из тех, к кому я чаще всего обращаюсь. Прошло уже более 20 лет, как я впервые прочел "Тихий Дон" - фантастическое (по таланту) произведение, которое, как мне кажется, объединяет многие из основных черт русской литературы - грустно-тоскующее, героическое, юмористическое, философское, психологически углубленное. Для меня "Тихий Дон" был большим событием, чем гоголевский "Тарас Бульба", и более потрясающим социальным протестом, чем "Фома Гордеев" Горького! "Тихий Дон" стал моим спутником на все эти годы, я часто снимаю его с книжной полки и всегда с неугасимым желанием перечитываю и переживаю".

Трагические образы Григория и Аксиньи этот критик считает выдающимся достижением Шолохова. В отличие от многих рецензентов С. Карлсон более правильно трактует в своих статьях финал романа: "В ясных глазах сына Григорий видит контуры нового мира, в котором он должен будет жить. Он не имел права уходить от обязанностей будущего. Несмотря на все просчеты и ошибки, его жизнь принадлежит будущему". И, наконец, С. Карлсон говорит: "Михаил Шолохов принадлежит к тем спутникам в жизни, которых не предают"^*.

^* ("Morgon Tidningen", 23. 2. 1958.)

В 1961 году издательство "Тиден" выпустило сборник рассказов Шолохова "Лазоревая степь" в переводе доктора русской филологии Стаффана Даля. В письме ко мне от 9 января 1965 года Стаффан Даль писал: "Из рассказов Шолохова самое сильное впечатление на меня произвел "Жеребенок". Это, по-моему, совершенный рассказ, заключающий в себе все то, что типично для Шолохова-гуманиста: сочувствие к беззащитным и ненависть к деспотам"^*.

^* (Staffan Dahl. Kungliga Biblioteket. Stockholm, 9. 1. 1965.)

В издательской аннотации к книге "Лазоревая степь" отмечается, что "Шолохов в своих рассказах изобразил революционные годы, богатые драматическими событиями, когда над лазоревой степью неистовствовали битвы, и Советская власть понемногу утверждала себя, хотя многие и пытались ее саботировать. С ярким, сильным реализмом передал нам писатель это жестокое и кровавое время, рассказав о простой и жестокой правде этих боев..."^*.

^* (Sjolochov M. Den azurbla stappen och andra noveller. Oversattning; av Staffan Dahl. Stockholm, "Tidens Forlag", 1961.)

Издательство "Тиден" за истекшие десятилетия, несомненно, проделало колоссальную работу по пропаганде и продвижению книг Шолохова и многих других советских писателей. И мы могли бы приветствовать еще один сборник шолоховских рассказов на шведском языке - "Судьба человека" ("Тиден"), который вышел в свет в 1965 году. Но нас смущает тот факт, что в этот сборник попал очерк под заголовком, "Хозяин" ("Husbonden")^*. У Шолохова нет очерка или рассказа под таким названием. Переводчик смонтировал его из текста очерка "Слово о Родине".

^* (Sjolochov M. Husbonden. Oversattn. N. A. Nilsson. Sjolochov M. Ett manniskoode. Stockholm, "Tidens Forlag", 1965, s. 81-98.)

Самое дорогое и заветное, что Шолохов писал в этом вдохновенном очерке о Родине, партии, ратных подвигах Красной Армии в разгроме германского фашизма, о колхозниках и их самоотверженной борьбе с засухой 1946 года - все это вычеркнуто. Изъяты также и все пылающие гневом страницы, в которых Шолохов разоблачал американских империалистов. Переводчик Н. Нильсон оставил лишь рассказ возницы Прокофьевича о том, как он "не спешил" вступать в колхоз в 1930 году. Очерку придана, таким образом, совершенно новая идея - безысходная тоска крестьянина-хозяина по утраченной собственности. Фальсификация оказалась столь грубой, что даже газета "Дагенс нюхетер" осудила ее в статье Свена Вальмарка в августе 1966 года. "Удивляешься тому, насколько шведский перевод "Хозяина" представляет собою крайне дерзкую переработку оригинала с огромным количеством сокращений и изъятий из шолоховского текста. Неужели писатель действительно авторизовал подобный обман?"^*.

^* ("Dagens Nyheter", 17. 6. 1966.)

VII

Вопрос о присуждении М. А. Шолохову Нобелевской премии уже давно поднимался в прессе Парижа (1930), Копенгагена (1933), Стокгольма (1935), Лондона (1935).

После второй мировой войны европейские писатели Луи Арагон (Франция), Олдридж (Англия), Лундквист, Лу-Юханссон (Швеция) и другие вновь выдвигали кандидатуру М. Шолохова. Однако Шведская академия долго игнорировала эти предложения крупнейших авторитетов мировой литературы.

И вот, наконец, 15 октября 1965 года Нобелевский комитет, рассмотрев 89 кандидатур на соискание премии по литературе, принял решение присудить ее советскому писателю- академику Михаилу Александровичу Шолохову.

Председатель Нобелевского комитета доктор Андерс Эстерлинг в тот же день в Стокгольме объявил официальное решение Шведской академии и заявил представителям всемирной прессы, что роман Шолохова "Тихий Дон" является "во всех отношениях могущественным произведением и совершенно достаточным основанием для награды, которая присуждается ему поздно, но, к счастью, не слишком поздно, пополняя список лауреатов Нобелевской премии по литературе именем одного из самых выдающихся писателей современности"^*.

^* ("Правда" (Москва), 16. 10. 1965.)

Прогрессивная пресса и общественность всего мира, а также и подавляющее большинство буржуазных газет приветствовали это решение Шведской академии. В самой Швеции вся пресса (за исключением архиреакциовной, проамериканской газеты "Экспрессен") с энтузиазмом поддержала эту высокую награду.

Известный шведский писатель Артур Лундквист, лауреат международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами", заявил: "Выбор академии хорош, хотя он сделан очень поздно. Уже давно мне было совершенно ясно, что Шолохов должен получить премию. Если бы это произошло десять лет назад, то было бы значительно интереснее. Академия только исправила свою ошибку"^*.

^* (Там же, 19. 10. 1965.)

Коммунистический еженедельник "Ню даг" в статье "Михаил Шолохов - поэт донского казачества" писал: "Шедевр Шолохова "Тихий Дон" есть произведение многолетнего труда... Уже в ранних рассказах Шолохов блеснул талантом яркого, многогранного изображения людей, гуманизмом и нежностью в психологических сценах, смелостью и краткостью в диалоге, своим видением природы. В "Тихом Доне" эти качества достигли совершенства и гениальных обобщений, и его автор, как поэт, занял достойное место среди великих мастеров эпоса"^*.

^* ("Ny Dag" (Stockholm), 22-28. 10. 1965.)

Редакции крупнейших буржуазных газет Швеции "Дагенс нюхетер" и "Свенска дагбладет" (после войны не раз выступавшие против Шолохова) теперь отводили целые страницы для статей, фото, интервью.

Так, "Дагенс нюхетер" 16 октября 1965 года на самом видном месте напечатала отклик финского писателя Вяйнэ Линна, который сказал: "Я считаю, что кандидатура Михаила Шолохова является лучшей из всех возможных для Нобелевской премии в этом году. Шолохов всегда был наилучшим кандидатом. Я считаю, что если даже не учитывать эпос "Тихого Дона", то и тогда Шведская академия имела достаточно оснований для присуждения Шолохову Нобелевской премии"^*.

^* ("Dagens Nyheter", 16. 10. 1965, s. 7.)

А газета "Свенска дагбладет" в этот же день напечатала большую статью секретаря Нобелевского комитета писателя Карла Гиерова, в которой мы читаем: "Тихий Дон" - любимейшая книга русского народа. Это - национальный эпос о рождении нового государства. "Тихий Дон" явился огромным триумфом творчества Шолохова, триумфом правды, которую он вкладывает в свои произведения. И правда эта проникает далеко за пределы его Родины. Человек, написавший величайший исторический роман русской литературы после "Войны и мира"... занимает сегодня место среди классиков мировой литературы"^*.

^* ("Svenska Dagbladet", 16. 10. 1965.)

В адрес лауреата Нобелевской премии М. А. Шолохова поступили тысячи поздравлений из-за рубежа и от соотечественников.

19 октября 1965 года в газете "Правда" было опубликовано письмо М. А. Шолохова в адрес Королевской шведской академии:

"Сердечно благодарю за высокую оценку моего литературного творчества и присуждение Нобелевской премии. Также с благодарностью принимаю Ваше любезное приглашение прибыть в Стокгольм на Нобелевский праздник.

Михаил Шолохов"^*

^* ("Правда", 19. 10. 1965.)

23 октября 1965 года газета "Правда" напечатала интересную статью своего специального корреспондента Юрия Лукина "У М. А. Шолохова". На вопрос спецкора "Правды" "Как Вы относитесь к присуждению Вам Нобелевской премии?" Михаил Александрович ответил:

"Разумеется, я доволен присуждением мне Нобелевской премии, но прошу понять меня правильно: это не самодовольство индивидуума, профессионала-писателя, получившего высокую международную оценку своего труда. Тут преобладает чувство радости от того, что я - хоть в какой-то мере - способствую прославлению своей Родины и партии, в рядах которой нахожусь больше половины своей жизни и, конечно, родной советской литературы. Это важнее и дороже личных ощущений и это, по-моему, вполне понятно.

Есть и еще одно чувство удовлетворения: жанр романа, сама закономерность существования которого в современных условиях некоторыми литераторами ставилась под сомнение - получил как бы свое утверждение. Добротно написанная книга живет долго, а все живущее нельзя отвергать без достаточных к тому оснований"^*.

^* (Там же, 23. 10. 1965.)

29 октября в советской прессе было опубликовано приветствие ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

"Ростовская область, станица Вешенская.

Товарищу Шолохову Михаилу Александровичу.

Дорогой Михаил Александрович!

Сердечно поздравляем Вас с присуждением Нобелевской премии.

Расцениваем это как еще одно свидетельство мирового признания Вашего выдающегося таланта, неоспоримых достижений литературы социалистического реализма.

От души желаем Вам крепкого здоровья, новых творческих успехов.

ЦК КПСС Совет Министров СССР"^*

^* (ЦК КПСС и Совет Министров СССР. - Товарищу Шолохову Михаилу Александровичу. - "Правда", 29.10.1965.)

В декабре 1965 года М. А. Шолохов прибыл в Стокгольм для получения Нобелевской премии. Это событие привлекло внимание прессы всего мира.

Издательство "Тиден" устроило большой прием в честь М. А. Шолохова, на котором его директор Бент Кристель выступил с яркой речью.

"Ваш роман, - заявил Б. Кристель, - быстро нашел путь - к сердцам тогдашних молодых шведских писателей. В "Тихом Доне" они почувствовали устремления, родственные целям их собственного творчества. Вполне естественно, что шведские пролетарские писатели 30-х годов питали стихийный интерес к новому советскому государству и его литературе, несмотря на языковые трудности. Вполне понятно, что они зачитывались книгами молодого гения русской литературы, который оказал огромное влияние на писателей Вильгельма Муберга, Ивара Лу-Юханссона, Яна Фридегора, Эйвина Йонссона и других"^*.

^* (Christell Bengt, general, director "Tidens Forlag". Цит. по оригиналу речи, подаренному в Шолоховский фонд РОМК.)

Вся шведская пресса в эти дни была заполнена материалами и статьями о М. А. Шолохове.

Редакция "Дагенс нюхетер" 11 декабря 1965 года на первой странице своей газеты поместила огромное фото: короле Густав-Адольф в присутствии советского посла Н. Д. Бело- хвостикова перед началом банкета в Золотом зале ратуши" Стокгольма поздравляет писателя Михаила Шолохова с высокой наградой. Под фотоснимком на шесть колонок был дан аншлаг: "Требовалось мужество, чтобы писать, как он!"

А страница 23-я "Дагенс нюхетер" открывалась крупным аншлагом: "Поздно, но не совсем поздно! Кроваво-красный литературный диплом пожалован за мужество в молодости"^*. Под ним - отчет о нобелевских торжествах, а внизу - фотокопия багряно-золотистого Нобелевского диплома М. А. Шолохова.

^* ("Dagens Nyheter", 11. 12. 1965, s. 1, och 23.)

Скажем правду, газеты "Дагенс нюхетер" и "Свенска дагбладет", вынужденные публиковать подробные отчеты о нобелевских торжествах, не выдержали дипломатического такта и стали проявлять нервозность и необъективность.

Яркую программную речь Шолохова эти газеты скомкали, напечатав из нее по три-четыре абзаца. Основные высказывания Шолохова о том, что присуждение Нобелевской премии является "косвенным, еще одним утверждением жанра романа", его заявление о сущности и своеобразии социалистического реализма, его думы о задачах и честности художника в современном мире и о величии советского народа-созидателя новой жизни, - в "Дагенс нюхетер" не попали. Но редакция нашла место для упрека в том, что, получая Нобелевский диплом из рук короля, Шолохов не расшаркался перед ним, не склонил, соответственно ритуалу, своей головы, а ограничился лишь "одним сдержанным воинским кивком и сразу же повернулся спиной к королю, еще более сдержанно поклонился публике и пошел на свое место с дипломом, но не с зеленым или голубым, как у других лауреатов, а совершенно конгениальным... кроваво-красным"^*.

^* ("Dagens Nyheter", 11. 12. 1965, s. 23.)

Пресса империалистической реакции эти два месяца неистовствовала. Американская "Нью-Йорк геральд трибюн" 16 октября 1965 года в клеветнической статье "Победитель Нобель-приза - "красный" называет решение Шведской академии "позорным", так как "лауреатом Нобелевской премии объявлен Михаил Шолохов - ярый советский коммунистический романист"^*. Французская "Комба" в статье Габриэля Матцнева разразилась проклятиями, тщетно пытаясь доказать, что Шолохов якобы "не является идеальной кандидатурой в лауреаты"^**. Аргентинская газета "Ла пренса" со злостью тешила своих читателей домыслами корреспондента ЮПИ из Стокгольма о том, что "среди 18 шведских академиков не было единодушия при обсуждении кандидатуры Шолохова"^***. А крайне реакционная шведская газета "Экспрессен" 10 декабря 1965 года опубликовала пасквиль под видом "Протокола заседания Нобелевского комитета", в котором клеймила "старцев-академиков" за их "капитуляцию перед Шолоховым"^****.

^* ("New York Herald Tribune", 16. 10. 1965.)

^** ("Combat" (Paris), 16-17. 10. 1965, p. 10.)

^*** ("La Prensa" (Buenos-Aires), 16. 10. 1965, p. 1.)

^**** (P. S. Protokoll fren Svenska Akademien. - "Expressen" (Stockholm)... 10. 12. 1965.)

Заокеанская реакция и вдохновители "холодной войны" в Стокгольме пытались организовать эксцессы против Шолохова.

Коммунистический еженедельник "Ню даг" 17 декабря 1965 года в статье "К нам приехали рыцари "холодной войны" так разоблачал эти провокации. "Мы ожидали, - писал там Густав Юханссон, - что антикоммунисты дадут о себе знать в связи с приездом Михаила Шолохова для получения Нобелевской премии... Они прислали в Стокгольм одного англичанина - издателя антисоветской литературы, заполучили для него номер в гостинице "Гранд-отель", как можно ближе к номеру Шолохова, чтобы тот смог провоцировать Шолохова уже на первой же пресс-конференции в Швеции. Шведское телевидение также отличилось. Показав прекрасный репортаж о Шолохове и его родной станице, оно вслед дало слово приехавшему в Стокгольм английскому издателю с провокационным чтивом. Когда Шолохов выступал на Нобелевском банкете в Золотом зале, Шведское телевидение (из-за его спины) нашептывало своим зрителям и слушателям, что, мол, многие присутствующие "поднимают брови" во время некоторых (им неприятных) частей его речи"^*.

^* ("Ny Dag" (Stockholm), 17. 12. 1965.)

Однако вопреки провокациям "рыцарей "холодной войны" часы Истории отбивают новое время, с которым приходится считаться всем. Об этом же внушительно гласил и текст Нобелевского диплома, опубликованный в прессе всего мира:

"Михаилу Александровичу Шолохову.

1965 года Нобелевская премия по литературе присуждена в знак признания художественной силы и честности, которые он проявил в своей донской эпопее об исторических фазах жизни русского народа"^*.

^* (Цит. по фотокопии Нобелевского диплома, полученной от М. А. Шолохова.)