Германская Демократическая Республика

I

В новой, демократической Германии роман М. Шолохова "Тихий Дон" (наряду с произведениями других советских писателей) был выпущен в ответ народным издательством "Фольк унд вельт" в 1947-1948 годах. Первая, вторая и третья книги романа вышли без предисловий и комментариев в переводе Ольги Гальперн, а четвертая - в переводе Э. Марголис и Р. Чоры.

Мы получили из Дрездена от одного из друзей Советского Союза книги этого выпуска "Тихого Дона"^*. В своем письме наш друг пишет:

^* (Scholochow M. Der stille Don. Bd. I. Die Zarenzeit. Autorisierte Obersetzung aus dem Russischen von Olga Halpern. Berlin, Verla" "Volk und Welt", 1947.)

"...Когда Красная Армия, под водительством партии Ленина, разбила и прогнала к чертям со своей земли интервентов и белогвардейцев, я был еще в пеленках. И тот факт, что Крааная Армия свершила это великое -благодеяние для всего человечества и для меня лично, я осознал лишь после разгрома фашизма и после того, как прочел "Тихий Доя" и другие советские книги. Я в числе первых пошел добровольно служить в народную полицию, чтобы защищать и укреплять новый строй Германии. Пошел по велению своей совести... Мы, молодые коммунисты, тогда были очень голодны на советскую книгу. А "Тихий Дон" Шолохова относится к тем книгам, которые проломили лед предвзятости к советской литературе.

Своим народным языком и высокой художественностью Шолохов дал истинные понятия о русском народе, о величии Октябрьской революции и о необходимости построения социализма и в Германии. Признаюсь, что не только я, но и все мои друзья после прочтения "Тихого Дона" нашли в лице Шолохова учителя и друга на всю жизнь. Вот как велико было тогда (да и теперь тоже) влияние Шолохова на идейную, нравственную и созидательную жизнь в Германии. Именно под воздействием Шолохова я начал глубже задумываться над проблемами нашего бытия, затем стал сам писать и превратился в журналиста-редактора заводской многотиражной газеты... Руководил кружком пишущих рабочих, а 27 мая 1964 года лично познакомился с М. А. Шолоховым на памятной встрече с ним наших писателей в Дрездене. В своей библиотеке я храню "Поднятую целину" с автографом Шолохова - книгу борьбы, трагедий и мудрости нашего века.

Дрезден. 809.

Карл Фрауэнштейн"

^*

^* (Karl Frauenstein. 16.10.1966. Dresden. Письмо автору.)

Полное издание "Тихого Дона" на немецком языке в новой Германии было встречено как крупное событие.

Отмечая самобытность таланта Шолохова, "эпическую мощь его повествования", газета "Берлинер цайтунг" 24 января 1948 года писала: "Буря революции, взметнувшаяся над степями Дона, открыла нам неистовую борьбу народа за власть, показала, как в ходе этой борьбы идейно росли и мужали люди, как они исполняли свой долг перед историей".

Приветствуя новое издание "Тихого Дона", редакция "Берлинер цайтунг" подчеркнула "актуальность и необходимость шолоховского романа, так как он всюду будет помогать изобличать и разрушать ложь, которую кое-кто снова распространяет о Советском Союзе"^*.

^* ("Berliner Zeitung", 24.1.1948, S. 3.)

Журнал Союза свободной немецкой молодежи "Нойес лебен" отметил гуманистическую позицию Шолохова ("Человеческую справедливость всюду должно соблюдать"), значительность темы: "Мы следим за потрясающими событиями Октябрьской революции, мы их переживаем, мы вдумываемся в дела простых русских людей - как они действуют, что они делают, как созидают новую жизнь без эксплуататоров. Ведь роман Шолохова является призывом к миролюбивому человечеству всего мира продолжить опыт, запечатленный в эпосе о Доне"^*.

^* ("Neues Leben", 1948, Heft 11, November, S. 27.)

Журнал "Вельтбюне" рекомендовал "Тихий Дон" как роман "о революционной России", написанный с большим художественным пафосом советским классиком эпоса, который по силе изображения напоминает "Войну и мир" Л. Толстого"^*.

^* ("Die Weltbflhn?" 4.5.1948, Nr. 18, S. 494.)

Авторы других рецензий делали попытки разобраться в проблематике "Тихого Дона". Так, например, в "Теглише рундшау" критик Дитрих писал, что Шолохов запечатлел "в грандиозном эпосе как человеческую трагедию великий социальный переворот в жизни донского казачества со всеми сложными последствиями революции в этом необъятном крестьянском мире". Дитрих зорко подметил оптимистический пафос "Тихого Дона": "Все движение эпохи проходит через душу Григория Мелехова и над ним... Трагические утраты усиливают тяжесть ударов бури, проносящейся над Мелеховым, но жизнеутверждающая сила нового еще более возвышается вследствие контраста - внутреннего разлада отставшего одиночки (Мелехова). Герой - проиграл, но великая битва - выиграна! И поэтому трагедия теряет свой пессимистический акцент". Дитрих верно оценил у Шолохова "глубокий реализм", "высокую поэтичность стиля", "эпическую масштабность, лирические отступления автора, которые в целом своим богатством очаровывают читателя"^*.

^* ("Tagliche Rundschau", 16.1.1948, S. 3.)

II

Первая книга романа "Поднятая целина" была напечатана в новой Германии весной 1946 года. Она появилась в числе первых публикаций "SWA-Verlag" - издательства Советской военной администрации, которая "проделала огромную работу своими изданиями советской беллетристики на немецком языке"^*. Книга была выпущена с портретом Шолохова на обложке, но без указания фамилии переводчика. Сверив текст этого [выпуска "Поднятой целины"^** с довоенными изданиями романа, мы выяснили, что он полностью, слово в слово, идентичен изданному в г. Осло в 1933 году переводу (пропавшего без вести) антифашиста Э. Шиманна.

^* (Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung. Leipzig, "Karl-Marx-Universitat". 1966. S. 264.)

^** (Scholochow Mich ail. Neuland unterm Pflug. Roman. Berlin, "SWA-Verlag", 1946, I. Band, 467 Seiten.)

Второе издание "Поднятой целины" было выпущено в Берлине издательством "SWA" в 1947 году с предисловием, в котором подчеркивалась не только художественная ценность романа, но и "политическая актуальность в выполнении особой миссии, в укреплении взаимоотношений между народами СССР и Германии"^*.

^{*Scholochow Michail. Neuland unterm Pflug. Berlin, "SWA-Verlag", 1947, S. 5.}

Шолоховский роман о коллективизации вызвал огромнейший интерес в кругах коммунистической общественности, среди передовых рабочих, крестьян и творческой интеллигенции. В это время наиболее ярким, на наш взгляд, было выступление "Теглише рундшау" (апрель, 1946). Горячо приветствуя "появление на немецком языке "Поднятой целины" - классического произведения советской литературы", автор рецензии Эйлау писал "о шекспировской щедрости Шолохова, у которого самая незначительная фигура имеет свой голос, свое незабываемое лицо" и что поэтому "казалось бы, серая, будничная жизнь вдруг предстала полнокровной, с бурными событиями и эпической масштабностью".

По убеждению критика Эйлау, "в сегодняшней Германии шолоховский роман при обретает для всех читателей не только литературное значение, но и практическое. Сколько мы слушали наветов и клеветы о коллективизации?.. Но колхозы в современных условиях - самый верный, экономически могучий путь решения земельной проблемы в России... Так отвечает Шолохов. Мала сцена действия его романа - хутор, который становится сценой мирового звучания... И эту книгу одного из великих реалистов мировой литературы люди будут хранить в памяти как произведение, выходящее за границы Советского Союза, как произведение, имеющее огромное политическое, культурное и литературное значение во всем мире"^*.

^* ("Tagliche Rundschau", 28.4.1946, S. 3.)

А в газете "Нойес Дойчланд" - главном органе Социалистической единой партии Германии-рецензентка Элизабет Борхард отмечала, что в романс Шолохова запечатлена "правда эпохи", дыхание которой нам доносят "великолепные образы Давыдова, Нагульнова, Майданникова и даже деда Щукаря... Чему учит "Поднятая целина"? Что в ней особенно важно для нас?" - ставила вопросы Э. Борхард и отвечала: "Важно то, что у русских литература рассматривается как могучее оружие морального воспитания. Поэты и писатели России не уходят от действительности, от будней жизни в сферу чистого искусства. Нет! Актуальнейшие проблемы они перевоплощают в явления искусства, прогрессивно влияющие на всех... И тут как не пожелать подобных плодотворных обогащений и для нашей немецкой литературы?"^*.

^* ("Neues Deutschland", 8.6.1946, Nr. 39, S. 3.)

Несколько позже известный немецкий писатель Вилли Бредель в своем докладе на Всегерманском съезде писателей и в статье "Мастер социалистического реализма" дал развернутую характеристику творчества Шолохова, оценил значение его опыта для немецких писателей, а "Поднятую целину" назвал "грандиозным документом эпохи", который объясняет жизнь и именно "такую мирового значения фазу жизни, как первая в мире коллективизация, первые проявления социалистического сознания в деревне. Это событие - не знающее примера в истории человечества - есть воистину целина!.. Роман Шолохова, изображающий людей далекого Дона, их борьбу за лучший, справедливый уклад жизни, кровно затрагивает не только людей Советского Союза, но и всех трудящихся мира. "Поднятая целина" воплотила актуальное историческое событие в такую художественную форму - памятник (победы социализма, который переживет века..." По мнению Вилли Бределя, "Поднятая целина" - это "шедевр социалистического реализма" и учебник жизни"^*.

^* (Bredel W. Sieben Dichter. Schwerin, 1949, S. 119, 120, 123.)

Другой известный немецкий писатель, Франц Вайскопф, в статье о "Поднятой целине" писал: "Мы с волнением вдумываемся в события и переживания, в (мысли и сокрушения многих темпераментных персонажей, мы читаем настоящий роман, который является одновременно политическим учебником, социологическим исследованием, в котором воплощены новые чувства и мысли нового мира". С сип оставляя "Поднятую целину" с произведениями классиков мировой литературы, Ф. Вайскопф подчеркивал следующее: "Авторы лучших романов о крестьянах от Бальзака до Толстого, Реймонта и Гамсуна имели богатейший материал, который они разрабатывали негативно. "Величие крестьянина, - сказал Бальзак, - это его нищета". А крестьянин у Шолохова велик не своей нищетой. Нет, он велик потому, что встал на порог нового развития, в ходе которого он еще не перестает быть бедным, но перестает быть собственником. Крестьяне "Поднятой целины" становятся в ходе этого развития тружениками бесклассового общества. В этом суть крестьянского романа Шолохова "Поднятая целина"^*.

^* (Weiskopf F. Literarische Streifziige. Berlin, Aufbau-Verlag, 1956, S. 139, 141.)

Таковы вкратце первые и важнейшие отклики прессы и писателей на появление шолоховских романов в новой, социалистической Германии.

III

1950-1965 годы были периодом асе возрастающей популярности Шолохова в ГДР, когда его книги вошли здесь буквально в каждый дом. Этому, несомненно, содействовали включение романа "Тихий Дон" в [Школьные программы, а также появление на экранах советских кинофильмов "Тихий Дон" и "Поднятая целина".

В 1957 году еженедельник "Зоннтаг" опубликовал новеллу "Судьба человека" в переводе О. Брауна. В следующем году издательство "Культур унд фортшритт" выпускает "Судьбу человека" вместе с другими рааоказами Шолохова. Затем прославленная новелла о русском солдате Андрее Соколове издается в ГДР еще десять раз. "Судьбе человека" в ГДР было посвящено множество статей, в которых давалась партийная и интернационалистическая оценка рассказа и его экранизации С. Бондарчукам.

"Не каждый хороший рассказ дает при его киноэкранизации замечательный фильм, - читаем мы в журнале "Вельтбюне". - Но в прозе есть такие произведения, которые сохраняют в любом жанре свою силу. Сказанное относится, в частности, к рассказу Михаила Шолохова. С самого начала фильма зритель становится пленникам-спутником судьбы Андрея Соколова. Видимо, поэтому он и назван "Судьба человека". Фильм открывает нам две истины: в чем сила советского патриотизма и в чем могущество искусства социалистического реализма"^*.

^* ("Weltbuhne", 1959, Nr. 34.)

А редакция "Зонтаг" о кинофильме "Судьба человека" писала следующее: "У нас, как и в других странах, судьба солдата Андрея Соколова получила огромную известность прежде всего благодаря писателю М. Шолохову, который своим литературным шедевром поведал нам о страданиях и непобедимости советских людей в годы Великой Отечественной войны. Виновником этих страданий и бедствий был фашизм. Против кого же этот фильм направлен? Скажем прямо: против тех, кто еще стоит на позициях фашизма. Фильм "Судьба человека" - это суровое обвинение фашизму. Отдельные этапы жизни Соколова еще раз показывают нам и всему миру чудовищную жестокость нацистов"^*.

^* ("Sonntag", 1959, Nr. 26.)

В 1958, 1960 и 1962 годах издательство "Культур унд фортшритт" выпускает сборник ранних рассказов "Лазоревая степь" с послесловием переводчика Гарри Бурка. В этом посл есловии (высказано много точныхнаблюдений. По утверждению Г. Бурка, в раннем творчестве Шолохова запечатлена "неслыханно острая классовая борьба в ее неслыханно острых формах" (Ленин), и, "оглядываясь в историческое прошлое, ранние рассказы Шолохова надо признать литературным событием своего времени... Под знаком трагического стоит большинство рассказов Шолохова. Но в них герои гибнут не из-за нравственной вины, а вследствие верного исполнения революционного долга. Поэтому у Шолохова трагическое всегда оптимистично". И вторжение революции в семью он изображает "драматично, с эпической силой и потрясающей правдивостью"^*.

^* (Scholochow M. Flimmernde Steppe und andere Erzahlungen. Berlin, Verlag "Kultur und Fortschritt", 1960, S. 373-374.)

В 50-е годы газета "Нойес Дойчланд", журналы "Зонтаг", "Театер дер цайт" и другие печатали главы из второй книги "Поднятой целины", которая в связи с развернувшимся социалистическим переустройством немецкой деревни стала настольной книгой крестьян и партийных работников. Наконец, в 1960 году издательство "Фольк унд вельт" выпускает первую и вторую книги этого романа в переводе Юрия Эльперина.

В автографе на книге "Поднятая целина", присланной Ю. Эльнариным в 1965 году, написано: "Книгу эту сейчас можно найти в ГДР на книжных полках у молодых и старых немцев, у представителей всех профессий, в городах и селах. Я убежден, что "Поднятой целине" Шолохова еще предстоит победное шествие по другим странам и континентам"^*.

^* (Juri El per in. Autograph. - Michail Scholochow. Neuland unterm Pflug. Zweiter Teil. Berlin. Verlag "Volk und Welt". 1961. Книга хранится в POMK.)

В 1961 году Г. Ангаровой (СССР) были переведены на немецкий фрагменты романа "Они сражались за Родину" и изданы в ГДР с предисловием Вилли Бределя.

Спрос на произведения Шолохова был настолько велик, что в 1964 году "Поднятая целина" вышла уже 15-м, а "Тихий Дон" - 18-м изданием.

Дважды, в 1966 и 1968 годах, издавалось и Собрание сочинений Шолохова (издательство "Культур унд фортшритт") с большим послесловием известного писателя и публициста Альфреда Куреллы. Отдельные произведения Шолохова после 1964 гада переиздавались еще несколько раз. В прессе ГДР публиковались все выступления М. А. Шолохова на съездах КПСС, перед писателями и избирателями, важнейшие публицистические очерки и литературоведческие статьи о его творчестве.

При всем обилии этой информации в энциклопедических изданиях ГДР еще встречаются неточности.

Так, в энциклопедии "Мейерс нойес лексикон" (том 7, 1964, Лейпциг)^* в статье "Шолохов", в частности, не указано, что М. Шолохов является членом Коммунистической партии с 1932 года, депутатом Верховного Совета СССР с 1937 года (бессменно до наших дней!), действительным членом Академии наук СССР с 1939 года и членом ЦК КПСС с 1961 года. Нет этих сведений и в энциклопедическом "Лексикон вельтлитератур" ("Словаре мировой литературы", 1966, Лейпциг). Не сказано в нем и об избрании Шолохова почетным доктором Сент-Эндрюсского (Англия, 1962) и Лейпцигского (ГДР, 1965) университетов, о присуждении ему Ленинской (1960) и Нобелевской (1965) премий. При этом редакция "Лексикон вельтлитератур" отмечает, что уже в "Донских рассказах" Шолохов изобразил гражданскую войну "реалистически, с партийных позиций". В "Лексиконе" верно рассматриваются "Поднятая целина", "Судьба человека", эпическая масштабность, историческая правдивость и высокая поэтичмоють "Тихото Дона"^**.

^* (Meyers Neues Lexikon in acht Banden. 7. Band. Leipzig, 1964, S. 332.)

^** (Lexikon der Weltliteratur. Leipzig, VEB Bibliographisches Institut, 1966, S. 691-692.)

IV

В руководящих кругах партийной и писательской общественности ГДР творчество Шолохова оценивается как образец высокого искусства, партийности, народности и активного вторжения в жизнь страны.

Авторитетное подтверждение этому мы находим в уже упоминавшемся письме бывшего тогда первым секретарем ЦК СЕПГ тов. Вальтера Ульбрихта.

В Лейпциге на литературном симпозиуме (1965) доктор Гюнтер Варм заявил, что Шолохов, проживая в Вешенской, "принимал активнейшее участие в дискуссиях о путях развития культуры и искусства ГДР", что его речи, интервью и другие высказывания "по вопросам искусства, о партийности литературы и месте писателя в рабочем строю находили живейший отклик на III съезде немецких писателей и Второй Биттерфельдокой конференции"^*.

^* (Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung. Leipzig, "Karl-Marx-Universitat", 1966, S. 264.)

Из протоколов VI партийного съезда мы узнаем о том, что роман "Поднятая целина" помогал вожакам первых сельхозкооперативов (о чем говорил делегат съезда Эрнст Вульф) глубже проникать в сущность борьбы за новое в жизни крестьян, что делегаты съезда (Эдит Бауманн) ставили творческую позицию Шолохова в борьбе за коммунизм в пример своим писателям^*.

^* (Vgl. Protokoll des VI. Parteitages der Sozialistischen Einheitspartei Deutschlands. Berlin, 1963, Bd. I, S. 363 u. Bd. II, S. 258.)

Критики и литературоведы ГДР в своих работах уделили много внимания проблематике "Тихого Дона" и трагической судьбе Григория Мелехова.

В большинстве статей отмечалось немало достоинств Григория Мелехова и в то же время ошибочно подчеркивались его "отщепенство", моральный крах, невозможность возврата в новый мир, "бессмысленная гибель". Так, например, известный публицист и писатель Отто Готше в статье, посвященной 50-летию М. А. Шолохова, в "Теглише рундшау" писал: "Григорий в "Тихом Доне" - это сильной вши человек, мужественный и беострашный солдат мировой войны и революции, страдающий и много ошибающийся, колеблющийся, несмотря на многие хорошие качества, становится то на одну, то на другую сторону, нигде не остается до конца, и его неспособность окончательно решиться идти со своим народом ведет его к беосмысленной гибели"^*.

^* ("Tagliche Rundschau". 24.5.1955, S. 4.)

"По мнению большинства критиков, - отмечал доктор Г. Варм в 1965 году в своем докладе на шолоховском симпозиуме в Лейпциге, - Григорий Мелехов должен закономерно погибнуть"^*. Этот же тезис прозвучал и в [приветственном адресе М. А. Шолохову (май, 1965) от филологического факультета Лейпцигского университета имени Карла Маркса, в котором Григорий Мелехов также ошибочно именуется трагически гибнущим правдоискателем"^**.

^* (Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung. Leipzig, "Karl-Marx-Universitat", 1966, S 266-267.)

^** ("Laudatio" zur Verleihung der Ehrendoktorwurde der Philologischen Fakultat der Karl-Marx-Universitat Leipzig an M. A. Scholochow anlafilich seines 60. Geburtstages. - In Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung. Leipzig, "Karl-Marx-Universitat", 1966. S. XI.)

В то же время литературовед Надежда Людвиг в статье, посвященной кинофильму "Судьба человека" (1959), высказала впервые в ГДР новую, оптимистическую мысль о том, что "Шолохов... завершает "Тихий Дон" тем, что Григорий, перешагнув море слез и крови, найдет путь к новой жизни"^*.

^* (Ludwig N. Ein Menschenschicksal. - "Fur den Propagandisten und Agitator". Sonderbeilage zur "Presse der Sowjetunion". 8.11.1959, Nr. 133, S. 3.)

На наш взгляд - это самая глубокая и верная мысль о финале романа "Тихий Дон", которая к тому времени появилась в прессе ГДР.

Картина восприятия творчества Шолохова в ГДР будет неполной, если не сказать об активном и плодотворном вторжении его книг во все сферы идеологической, культурной и художественно-творческой деятельности.

Яркой иллюстрацией этого могут служить события, происшедшие в маленькой деревне Линов-Мёкерн, в ста километрах западнее Берлина. Там, в бывшей барской усадьбе, в 1960 году батраками был создан сельскохозяйственный кооператив "Михаил Шолохов".

История создания этого кооператива уже становится легендой...

Бывший батрак, а затем председатель кооператива Лотар Кох рассказал мне, как рабочий Эрих, коммунист, присланный Потсдамским окружкомом партии, душа-парень, умница, работяга, как Давыдов в Гремячем Логе, вечерами читал крестьянам книгу Шолохова. Вот так судьбы героев "Поднятой целины" - Давыдова, Нагульнова, деда Щукаря - для всех стали близки и понятны.

"Как же трудно рождался колхоз на Дону и как правдиво это описано Шолоховым! - говорил Лотар Кох. - Вскоре коммунист Эрих принес нам "Тихий Дон". Затем крестьяне посмотрели кинофильм "Судьба человека", киноэпопею "Тихий Дон" и дублированный на немецкий язык кинофильм "Поднятая целина". И все это как раз в то время, когда мы в Линов-Мёкерне создавали свои кооперативы. Из СССР мы получили новые тракторы "СТЗ" - памятные сталинградские, которые и перепахали у нас (да, пожалуй, и по всей ГДР!) старые и новые крестьянские межи! Вот тогда и возник вопрос о названии нашего колхоза. Кто-то из крестьян подал мысль: "Самое подходящее было бы "Михаил Шолохов". Конечно, в таких (случаях всегда найдутся скептики - посыпались вопросы: "А можно ли давать русское имя немецкому кооперативу?", "А что об этом скажут Бонн и "Голос Америки?", "А согласится ли на это Шолохов?" Да, много было споров, и все же большинство крестьян решили, что Бонн и Америка для ГДР не указ! Мол, свободные немцы - сами с усами! А присвоение имени Шолохова кооперативу есть наша добрая воля. Так и решили. И вскоре отправили письмо Шолохову с просьбой дать свое согласие... Да, и послали на Дон, а ответ из Вешенской задержался. И снова, конечно, нашлись скептики, которые подшучивали над активистами, мол, кануло письмо в тихий Дон. А 26 сентября 1960 года в кооператив пришел ответ от Шолохова. Весть эта собрала всех крестьян в клуб... Письмо было зачитано вслух трижды..."

"Членам кооператива деревни Линов-Мёкерн

Дорогие товарищи!

Постоянные разъезды помешали мне ответить вам своевременно, за что прошу извинить меня.

Вы удостоили меня великой чести, присвоив вашему кооперативу мое имя. Разумеется, я горжусь этим и от всей души желаю всем членам вашего кооператива, всем вашим родным и близким счастья в жизни, успехов в работе и учебе.

Бели в будущем году мне удастся побывать в ГДР, я непременно навещу вас и познакомлюсь с вами и вашим хозяйством.

ст. Вешенская С добрыми чувствами

14.9.1960 г. ваш М. Шолохов"^*

^* ("Neuruppiner Zeitung", 1964, Mai, Nr. 26.)

Окружная потсдамская газета "Нойес цайтунг" позже писала об этом так: "Присвоение кооперативу русского имени "Михаил Шолохов" 26 сентября 1960 года не было ни запланировано, ни заранее подготовлено. Кто-то из крестьян предложил: "Друзья, давайте примем советского писателя Михаила Шолохова в почетные члены нашего кооператива", Крестьяне бурными аплодисментами одобрили это предложение, и советский писатель Шолохов единогласно был принят в начетные члены немецкого кооператива деревни Линов-Мёкерн"^*.

Автограф письма М. А. Шолохова членам сельхозкооператива деревни Линов-Мёкерн, ГДР

^* ("Neue Zeitung" (Potsdam), 1964, Mai.)

По свидетельству Гюнтера Варма, "в первой половине 50-х годов и между 1960 и 1962 годами "Поднятая целина" изучалась миллионами трудящихся как книга мудрости жизни, в которой Шолохов неповторимо запечатлел человеческие судьбы и весь процесс закономерного движения к социализму"^*.

^* (Warm G. Zur Scholochow-Rezeption in der DDR. Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung. Leipzig, "Karl-Marx-Universitat" 1966, S. 268.)

V

В конце мая 1964 года по приглашению ЦК СЕПГ и Союза немецких писателей Шолохов посетил ГДР. Он побывал в Берлине, Дрездене и Веймаре, на заводах и в колхозах, встречался с руководителями СЕПГ и правительства ГДР, с писателями и рабочими, учеными и (крестьянами, журналистами и молодежью. И всюду его встречали как давнего и большого друга Германии.

Государственный Совет ГДР наградил писателя орденом "Большая золотая звезда дружбы народов".

27 мая 1964 года вся пресса ГДР в связи с этим поместила фотоснимок Вальтера Ульбрихта и Михаила Шолохова и подробный отчет о вручении "Большой золотой звезды дружбы народов" нашему земляку-писателю.

"Ваш визит в ГДР, - сказал Вальтер Ульбрихт в своей приветственной речи, - это новое свидетельство дружбы между советским и немецким народами, а также демонстрация братского сотрудничества писателей СССР и ГДР. В совместной работе выяснилось, что мы имеем единство взглядов на основные вопросы еоциалистичеакого развития литературы... Мы, в ГДР, причисляем себя к вашим наивернейшим читателям. Уже в трудные годы после свержения гитлеровского фашизма ваш роман "Поднятая целина" у многих читателей вызвал глубокие переживания. Тогда этот роман вышел на плохой бумаге, просто оформленный, он передавался из рук в руки. Сотни тысяч людей пытались найти в нем ответ на вопрос: "Что же будет дальше?" Они понимали, что смысл жизни состоит не в словесных проклятиях фашистскому прошлому и не в пассивном выжидании, а в борьбе за торжество достоинства и справедливости. Мы благодарны вам за то, что вы и ваши книги оказали на многих людей могучее влияние в духе социалистических идеалов и "в духе борьбы за мир и социализм"^*.

^* ("Neues Deutschland", 27.5.1964.)

М. А. Шолохов посетил в деревне Линов-Мёкерн и "родной кооператив", как об этом писали немецкие газеты. Сердечной была его встреча с бывшими батраками, а ныне членами сельскохозяйственного кооператива, .созданного в бывшем помещичьем имении. Председателя колхоза тов. Лотара Коха, бригадиров, даже старых крестьян Шолохов удивил глубоким знанием земледелия. Вместе с ними он осмотрел усадьбу, фермы, поля. Председатель и бригадиры едва успевали отвечать на его вопросы.

При расставании Михаил Александрович сказал кооператорам:

- ГДР - аванпост социализма в Европе. Трудностей у вас еще много. И земля в кооперативе плохая - пески, глина. Но люди прекрасные! Я верю в грядущие ваши победы!

Крепко пожав крестьянам руки, Шолохов пригласил их в гости на тихий Дон.

Газета "Нейруппинер цайтунг" писала: "К нам приезжал друг-писатель, книги которого почти двухмиллионным тиражом изданы в ГДР. Шолохова читает весь мир! И этот знаменитый писатель является почетным членом нашего сельхозкооператива с 1960 года. Его визит - это незабываемое, волнующее событие. Шолохов уже давно вернулся на далекий Дон, а у нас осталось на всю жизнь яркое впечатление о великом писателе и простом человеке, для которого советско-германская дружба является кровным делом. Нет сомнения в том, что крестьяне деревни Линов-Мёкерн, вступившие на путь социализма, своими трудами, успехами в производстве укрепят кооператив и докажут, что они достойны носить имя всемирно известного писателя-гуманиста Михаила Шолохова"^*.

^* ("Neuruppiner Zeitung", 1964, Mai, Nr. 26.)

Визит М. А. Шолохова привлек внимание самых широких кругов общественности ГДР. Встречи Шолохова с трудящимися и интеллигенцией были согреты сердечной теплотой, интернациональной солидарностью, глубокой верой в братскую дружбу народов СССР и ГДР. Встреч этих, задушевных бесед было много, и каждая из них по-своему была ценна и памятна для ее участников. Мы же имеем возможность рассказать лишь о большом творческом разговоре Шолохова в Дрездене с писателями, художниками и рабочими, взявшимися за перо и кисть, чтобы сказать пролетарское слово о времени и о себе.

Газета "Нойес Дойчланд" в те дни писала, что писатели и художники Дрездена надолго запомнят эту беседу с Шолоховым. В частности, газета сообщает, что писатель Лотар Кэмпэ обратился к Шолохову с вопросом: "Может ли писатель предсказать развитие всего человечества, игу, скажем, до 1980 года? Как, к примеру, будет выглядеть наш колхоз "Ам Хейдерашд" (Дрезденский округ) в 1980 году?"

- Работая над первой книгой "Поднятой целины", - сказал Шолохов, - я исходил из реальной жизни. Я не мог вообразить себе, что моя книга когда-нибудь сможет принести пользу в ГДР. Не надо стремиться в пророки, предсказывать события, надо глубже изучать и изображать настоящую жизнь людей. Надо писать о том, что хорошо знаешь. Расскажу вам один эпизод. Однажды в Швеции молодой писатель оказал мне, что он хочет написать роман о том, как шведы придут к строительству колхозов. Я недоумевал, почему он хочет писать о явлениях, которые пока что невозможны в Швеции даже в ближайшем будущем? Ведь у шведских писателей есть множество других волнующих тем! Вот, к примеру, одна из них. Как-то, будучи в Швеции, я был приглашен одним помещиком для знакомства с его хозяйством. Я с интересом принял его приглашение. Хозяйство это - современное, оснащенное по последнему слову техники, - занимало 400 гектаров земли. Помещик был умным, знающим толк в земледелии. Но - и это есть самое главное, что я хочу вам сказать, - рядом на 12 гектарах земли трудился старый крестьянин. Он батрачил у этого помещика 10 лет, чтобы скопить деньги и купить себе эту землю. Я с моей женой посетили и этого старого крестьянина. Мы попали к нему в чрезвычайно трудное время. Всего два дня назад у него умерла жена. Старик находился под впечатлением своего горя. Было воскресенье. На крестьянине был немодный, старый костюм. Он не плакал, лишь изредка тер свои глаза. У него уже были взрослые дети. Один из (сыновей служил почтальоном, а другие работали на фабрике. Дочери его были замужем. Старик крестьянин имел 9 коров и вместе с женой кормил их, чистил, доил. И вот его жена-хозяйка умерла. Я сказал ему: "Вы не сможете один выполнять эту работу". Старик ответил: "Смогу". Да, он желал невозможного! Он стоял, как старый дуб, на земле, которая (слишком поздно стала его собственностью. Уже одно это - настоящая трагедия. Вот - готовый роман. "Так почему же Вы, - спросил я шведского писателя, - хотите писать о далеком-далеком будущем - о колхозе в Швеции, - когда у ваших ног лежит жизнь с ее слезами и муками?"

Затем Шолохов ответил и на вопрос Лотара Кэмпэ: "Ваши условия - лучше. Вы пишите о товарищах по работе на заводах, об их мечтах и желаниях. Что касается колхоза "Ам Хейдеранд", то этот материал вам лично чужд. Я бы, к примеру, не взялся писать о заводах тяжелой промышленности. Но у вас, наверное, найдется кто-то из писателей, который напишет о колхозе "Ам Хейдеранд", подсказав крестьянам пути-дороги к прогрессу и расцвету их товарищества. Но, конечно, без сомнения, это хозяйство и его председатель - прекрасный объект для интересного романа. Тов. Тальхейм, с которым я здесь познакомился, единственный коммунист в хозяйстве, другие члены колхоза беспартийные. Курт Тальхейм имеет на ферме 12 коров и как-то смог поставить хозяйство на ноги. Было бы интересно проследить, какое влияние он оказывает на своих соседей. Это, конечно, не является рецептом. Мне не хотелось быть у вас в положении человека, поучающего других. Но если бы я был саксонцем, я бы нашел здесь интересный сюжет для романа"^*.

^* ("Neues Deutschland", 31.5.1964.)

VI

Старшее поколение писателей Германии еще в 30-е годы высоко оценило шолоховский реализм. Очень хорошо об этом сказала в 1965 году известная писательница Анна Зегерс:

"...Когда мы прочитали перевод "Тихого Дона", мы поняли, что происходило со старым народом в новой России. Мы проглотили огромный кусок жизни, который Шолохов бросил нам, страшно голодным до правды. И казалось, будто он при этом крикнул: "Вы хотите знать все. Здесь это все!"... Книги Шолохова - голос совести, призыв, обращенный к литераторам: пишите правду!"^*.

^* (Зегерс А. Пусть он снова приезжает... - В кн.: Михаил Александрович Шолохов. Сборник статей к 60-летию со дня рождения. М., "Правда", 1966, с. 118.)

А писатель Вилли Бредель еще в 1949 году в журнале "Сегодня и завтра", отмечая достойное продолжение Шолоховым лучших традиций русских классиков и ссылаясь на завет великого писателя, критика и философа Н. Г. Чернышевского - "искусство должно объяснять жизнь", - писал следующее: "Роман Шолохова "Тихий Дон" именно объясняет жизнь, изображая ее во всей сложности противоречий, разъясняет средствами искусства сущность жизни..." "Советская литература, - утверждал В. Бредель, - которая теперь на немецком языке издается в возрастающих тиражах, способствует изменению нашего духовного климата. От нее исходит исцеляющий луч света и гуманизма, которого мы, немцы, долго были лишены. Советские писатели ставят в центр своего рассмотрения человека, который у нас в Германии так долго котировался очень низко... И одним из выдающихся советских писателей, великим художникам и подлинным гуманистом является Шолохов"^*.

^* (Bredel W. M. Scholochow. - "Heute und Morgen", 1949, Heft 3, S. 147-151.)

Творчество Шолохова оказало огромнейшее влияние на немецких художников слова, многих из них побудило к созданию новых произведений. А известный теперь талантливый писатель Эрвин Штриттматтер впервые взялся за перо под благотворным воздействием книг Шолохова.

"После прочтения "Поднятой целины", - писал Э. Штриттматтер в 1955 году в "Нойес Дойчланд", -мне стало ясно, что представляет собой наша революция: трудность сверления в каменной глыбе старого, удовлетворение и радость творчества, когда вырисовываются контуры нового. Шолохов показал мне противоречия, через которые совершается развитие. И он меня этим не отпугнул, а поставил еще ближе к нашему делу... Поэтому я так жаждал прочесть "Тихий Дон"... В то время я еще не думал, что когда-нибудь стану писателем. В "Тихом Доне" было охвачено и раскрыто то, что захватывает от первой до последней строчки, то, за что и я дрался, - сама жизнь!"^*.

^* (Strittmatter E. Michail Scholochow - der grofie Meister. - "Neues Deutschland", 24.5.1955, S. 4.)

Для молодого писателя Эрика Нойча шолоховские произведения были "духовным откровением". Автор известного романа "Мы не пыль на ветру" Макс Шульц в целом о новом поколении писателей ГДР сказал: "Мы немыслимы без Горького, Шолохова и Островского"^*.

^* ("Neues Deutschland". 28.5.1964.)

Подтверждение всему этому мы находим и в документе Лейпцигского университета имени Карла Маркса об избрании М. А. Шолохова почетным доктором философии "в знак признания его творческого писательского труда, в котором сочетаются мастерское изображение человеческих судеб с показом революционных событий, а также в знак высокой оценки его воздействия на немецкую социалистическую литературу и на мировую литературу и за то, что его творчество стимулирует и оплодотворяет литературную науку"^*.

^* (Цит. по фотокопии диплома доктора философии Лейпцигского университета, полученной от М. А. Шолохова.)

Крупным событием в литературной жизни ГДР явился Международный симпозиум "Шолохов и мы", состоявшийся 18-19 марта 1965 года в Лейпцигском университете.

В работе симпозиума приняли участие литературоведы Болгарии, Германской Демократической Республики, Польши, Советского Союза, Чехословакии и Югославии. Материалы Международного симпозиума "Шолохов и мы" изданы в 1966 году в Лейпциге университетом имени Карла Маркса.

В нашу задачу не входит рассмотрение этого коллективного и бесспорно (выдающегося в литературоведении издания, охватившего широкий круг вопросов. Но мы ходам подчеркнуть, что из тридцати заслушанных на симпозиуме докладов половину сделали представители ГДР. Важно и то, что одновременно в г. Йена, в Славянском институте, "состоялась научная студенческая конференция представителей всех университетов ГДР, на которой обсуждался "Социалистический гуманизм в творчестве Михаила Шолохова". Немецкая молодежь вела горячие споры об ответственности человека перед народом и историей (Подтелков, Бунчук, Григорий Мелехов), о роли (коммунистов в революционной борьбе и их ответственности за "судьбу своего союзника - трудового (крестьянства (Михаил Кошевой и Григорий Мелехов), о пагубности "третьего пути" в исторической битве двух социальных систем, о проблеме трагического (в "Тихом Доне", в "Поднятой целине" и о многом другом.

Доклады ученых ГДР на Лейпцигском симпозиуме - "М. Шолохов и роман-эпопея "социалистического реализма" Гарри Юнгера, "Произведения Шолохова в Веймарской республике" Хорста Флиге, "Об интерпретации произведений Шолохова в Западной Германии" Антона Хирше, "К восприятию Шолохова в ГДР" Гюнтера Варма, выступления Надежды Людвиг, Хельги Конрад, Роланда Шмидта и других представляют "собой значительный вклад в зарубежную шолоховиану.

Мы не ошибемся, если скажем, что приветственный адрес ("Laudatio") филологического факультета Лейпцигского университета имени Карла Маркса по "случаю присуждения М. А. Шолохову звания почетного доктора философии (май, 1965), пожалуй, наиболее полно выразил отношение демократической общественности ГДР к творчеству нашего земляка-писателя.

"Историческая емкость и перспективность романа-эпопеи "Тихий Дон" придают ему исключительно высокую общественную и художественную ценность. Мы уже теперь вправе утверждать, что это произведение, наряду с античным и народным эпосом и "Войной и миром" Толстого, может быть отнесено к величайшим эпическим творениям мировой литературы. Шолохов пополнил галерею вечных образов мировой литературы новыми образами, в которых раскрываются черты не только революционного (русского народа, но и всего человечества, освобождающегося от оков старого мира..."

В адресе особо подчеркивается, что впервые в литературе "событие всемирно-исторического значения изображено непосредственно с позиций народа" и "народные массы изображены как движущая сила истории", что писатель в своем творчестве придерживается "четких партийных позиций" и что "Поднятая целина", запечатлевшая "час рождения колхоза в деревне (ставшая в СССР, да и в других странах, прекрасным руководством для работников села)", своей второй книгой "приобрела весьма актуальное значение для общественного развития после XX съезда КПСС", так как поставленные в ней проблемы - "правильное руководство людьми и основанные на доверии отношения между государственными руководителями и народом - затрагивают решающие социально-воспитательные задачи на современном этапе".

Далее в адресе отмечается, что "Шолохов своей глубокой партийностью и ответственным отношением к общественной и литературной деятельности дает пример также литературоведам и философам. Будучи подлинным новатором, Шолохов успешно развивает ведущие тенденции советской литературы и тем самым дает литературоведению новые ценные импульсы. Его произведения позволили раскрыть новые черты литературы социалистического реализма и обогатить его теорию... Творчество Шолохова явилось одним из первых сильных художественных стимулов для построения новой, демократической немецкой культуры", и немецкий народ, его молодежь, студенчество из творчества Шолохова "черпают идеалы подлинной революционности, стойкой партийности, безупречной правдивости, глубокой человечности и посвящения себя целиком делу своей жизни..."^*.

^* (Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung. Materialien des Internationalen Symposiums "Scholochow und wir". Leipzig, 18-19. Marz 1965. Leipzig, "Karl-Marx-Universitat", 1966. "Laudatio", S. XI-XIII.)

В 1965 году в Берлине опубликованы две библиографические работы: статья Ф. Краузе "Произведения Шолохова в немецком переводе и рецензии к ним" и брошюра М. Гольтц "Михаил Шолохов. Жизнь и творчество. Библиография к 60-летию писателя"^*.

^* (Krause F. Scholochovrs Werke in deutscher Obersetzung u. ihre Rezensionen. - "Kunst und Literatur", 1965, Heft 4, S. 383-392. Goltz M. Michail Scholochow. Leben und Werk. Eine Bibliographie zum 60. Geburtstag des Schriftstellers am 24. Mai 1965. Berlin, Zentralinstitut fur Bibliothekswesen. 1965. 31 Seiten.)

К чести литературоведов ГДР, надо отметить, что они в своей прессе систематически публикуют материалы, разоблачающие "труды" зарубежных "советологов" и "исследователей" Востока, активно выступают в защиту Шолохова. Мы, имеем в виду, в частности, статьи Гарри Юнгера, Эдгара Вейса, Гертруды Кноблох, Антона Хирше, Хорста Флиге, Роланда Шмидта и других.

Летом 1965 года в станицу Вешенскую прибыла делегация немецких ученых, писателей, колхозников. Среда них были член ЦК СЕПГ, председатель Ростокского колхоза тов. Эрнест Вульф и председатель колхоза имени Михаила Шолохова тов. Лотар Кох.

На митинге в колхозе "Тихий Дон" в станице Базковской тов. Эрнест Вульф в своей речи сказал: "Новая Германия, люди труда всей Германии, как и всего мира, видят в лице СССР своего друга, освободителя от фашизма и рабства! И мы, посланцы ГДР, в красной Москве, в ст. Вешенской и вот здесь, на полях колхоза "Тихий Дон", в общении с советскими крестьянами и их детьми по-настоящему ощутили всю теплоту русских сердец. Наиболее полно и глубоко русская душа раскрыта Шолоховым в романах "Тихий Дон", "Поднятая целина". Книги эти и в особенности "Поднятую целину" можно назвать путеводной звездой в создании колхоза..." А стоящий рядом Лотар Кох добавил: "Это и наше слово, это могут сказать и все члены колхоза "Михаил Шолохов". От всего сердца - мир, братство, дружба навеки!".

^* (Газ. "Молот", 9.7.1966.)

VII

Как уже упоминалось, в 1966 и 1968 годах издательство "Культур унд фортшритт" в Берлине выпустило Собрание сочинений М. А. Шолохова, в котором к роману "Тихий Дон" дано послесловие известного публициста, писателя и критика Альфреда Куреллы "О красоте и суровости, жестокости и величии Революции".

А. Курелла сообщает о юности Шолохова, его "Донских рассказах", работе над первой и второй книгами "Тихого Дона". Критик прав, отмечая, что в пору работы писателя над третьей книгой "Тихого Дона" и первой книгой "Поднятой целины" в "литературной жизни Советского Союза сектантская группа РАПП еще имела большой вес", что рапповцы "относились враждебно к Горькому, Маяковскому и Шолохову", что последний "должен был защищаться от их упреков в том, что он своим "Тихим Доном" (III кн.) якобы оправдывал восстание казаков на Верхнем Дону (1919 г.) и искажал историческую правду" и что только "вмешательство и поддержка Максима Горького воодушевили писателя (Шолохова) на завершение своего тяжелого труда"^*.

^* (Kurella A. Nachwort. 1963. - Scholochow Michail. Der stille Don. Band II. Berlin, Verlag "Volk und Welt", 1964, S. 1011, 1012, 1014. )

Касаясь судьбы казака-труженика Григория Мелехова и причин его трагедии, критик затрагивает вопрос о политике большевистской партии по отношению к трудовому крестьянству.

"Ленин именно тогда, - пишет А. Курелла, - вменял в обязанность каждому коммунисту бороться всеми силами за каждого середняка, завоевывать его для дела социализма". Критик правильно подметил, что в то время (в 1918-1919 гг.) "нельзя было ожидать, что Григорий Мелехов сам по себе найдет правильный путь, что надо было ему помочь". А помочь потому, что "по всему своему существу он не принадлежал ни к атаманам и генералам, ни к контрреволюции, ни к Краснову, Лйстяицкому, Геортидзе".

Но, поставив эту проблему, автор послесловия допускает некоторые неточные выводы о том, почему Григорий Мелехов оказался в столь трудном, а затем и в трагическом положении, почему он примкнул к повстанцам.

Более того, критик полагает, что вся жизнь этого казака "не могла иметь никакого другого исхода", что "за последствия столетиями накопившейся несправедливости человечество должно платить, даже если главное зло вырвано с корнем и если новая справедливость уже победила в истории"^*.

^* (Там же, с. 1015, 1016, 1009.)

Здесь есть некоторое совпадение с ошибочной концепцией И. Лежнева и его последователей.

Между тем эта концепция в советском литературоведении подвергнута принципиальной критике с марксистско-ленинских позиций. Мы имеем в виду новейшие и наиболее аргументированные исследования В. Петелина (1958-1964), А. Хватова и Ф. Бирюкова (1965)^*.

^* (Пeтeлин В. Гуманизм Шолохова. М., "Сов. писатель", 1965; Бирюков Ф. Снова о Шолохове. - "Новый мир", 1965, № 5; Бирюков Ф. "Тихий Дон" и его критики. - "Русская литература", 1968, № 2; Хватов А. Образ Григория Мелехова и концепция романа "Тихий Дон". - "Русская литература", 1965, № 2.)

За рубежом многие литературоведы рассматривают казачество как однородную касту собственников и царских слуг. По их мнению, у Григория Мелехова "в крови таятся волчьи законы", в нем "скрывается нечто такое, что позволило царям из "свободных" запорожских, донских и кубанских казаков сделать цепных псов реакции"^*.

^* (Kurella A. Nachwort. 1963, w. о. S. 1010, 1011.)

Несомненно, цари, войсковые атаманы и старшины в течение XIX века изрядно приручили казаков. Царские власти с помощью станичных и хуторских атаманов, богатеев-кулаков выветривали из сознания казакав - тружеников дух разинской вольницы, стремясь превратить их не только в грозную силу на полях битв с иноземными армиями, но также и в надежную опору монаршего трона.

В XX веке царские власти в приказном порядке стали использовать казачьи войсковые части для полицейской службы, подавления забастовок, погромов и усмирения национальных меньшинств в империи.

Царские сатрапы и атаманы делали все, чтобы внушить казакам, что они особое сословие, являющееся монолитным и однородным и о униформе в строю, по преданности вере, царю, отечеству и по равенству в привилегиях. Все рядовые казаки, достигшие 17 лет, получали равные (в данной станице) паи земли, все казачьи дворы равно были освобождены от налогов и податей и все казаки наравне обязаны были за это "оправить" за свой счет сыну, идущему на царскую службу, коня, шашку, пику, седло, полную форму обмундирования и амуницию (состоящие из 54 предметов!).

Но равенства в казачьем сословии не было. И никто не мог обеспечить его, хотя перед лицом смерти на полях битв казакам постоянно твердили, что вое они равны. Однако, возвращаясь со службы в станицы, одни из них, вступая в родительские подворья, оставались кулаками, другие - середняками, а третьи - бедняками. А бедняки на Дону эксплуатировались, как и по всей России, с той лишь разницей, что (несмотря на бедность и на то, что их паи земли находились в залоге на 7 и 10 лет у кулаков) казак-бедняк обязан был постаревшего на царской службе коня, оружие и униформу содержать в боевой готовности еще пятнадцать лет! Казачья униформа, хорошо скрывавшая классовое неравенство воинов в строю, дома, в станицах, трещала по всем швам, будучи не в состоянии прикрыть дырявые крыши ветхих куреней и пустые подворья бедноты.

Критик Л. Лежнев называл казаков "крестьянской аристократией". Но на самом деле казачьи привилегии (о которых так много пишут некоторые литературоведы), принося казакам-трудящимся некоторые преимущества по сравнению с крестьянами России, фактически ввергали их в неменьшую нужду и кабалу. И не зря Михаил Иванович Калинин в речи на I Всероссийском съезде трудовых казаков в 1920 году говорил: "По существу казачество никакими преимуществами и привилегиями от царского правительства не пользовалось да и не могло пользоваться, ибо оно лицемерно эксплуатировалось царским правительством и сознательно отделялось от народа... Это была наиболее задавленная воинскими нарядами крестьянская масса"^*.

^* (Калинин М. И. Речь на I Всероссийском съезде трудовых казаков. М., Госиздат, 1920, с. 16.)

Революция 1905 года обнажила антагонизм в казачьем сословии, выявила глубокое недовольство казачьих низов своим тяжелым положением, обязанностью исполнять "воинские наряды" вообще и полицейские обязанности в особенности.

Антагонизм классовых противоречий дал трещины в казачьем сословии, рассеяв иллюзии о его монолитности, однородности и верности царю. Подтверждением этого являются многочисленные "наказы-приговоры" станичных сходов, а также брожение в казачьих полках, отказы их нести полицейскую службу (о чем уже писали в своих трудах. П. В. Семернин (1945), Д. С. Бабичев (1968) и другие)^*.

^* (Семернин П. В. 1905 год на Дону. Ростовское книжное изд-во, 1945; Бабичев Д. С. Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов. Изд-во Ростовского госуниверситета, 1969.)

Влияние революции дало о себе знать и в войсковых казачьих частях. В 1905-1906 годах было много случаев отказа казаков выполнять полицейские обязанности, происходили казачьи волнения. Столыпин по этому поводу писал в одном документе, что "беспорядки эти не являются простой случайностью, а характеризуются однородностью изъявляемых, казаками желаний, что они имеют корни в революционном, движении, охватившем Россию", что "контингент революционных казаков пополнился из бывших на усмирениях в 1905-1908 гг."^*.

^* (ЦГАОР, ф. Д100, оп. 1910, д. 20, ч. 20, л. 2.)

Все это свидетельствовало о том, что уже в 1905-1907 годах далеко не все казаки были "слугами царя", что в его станицах и казачьих полках все чаще возникали смелые отказы повиновения царским властям. В этих отказах уже чувствовалось пробуждение к борьбе.

В. И. Ленин в начале сентября 1906 года в статье "Политика правительства и грядущая борьба" отмечал, что революция оставила свои памятные следы и среди казачества. "Теперь повторные мобилизации самых "надежных" войск, казачьих, - писал В. И. Ленин, - привели к сильному росту брожения в разоренных казачьих станицах, усилили "ненадежность" этого войска"^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 13, с. 385.)

Первая мировая война, подъем революционного движения в России, широкое общение казаков в окопах с солдатами всей России, наконец, огромная по своим масштабам работа большевистской партии и ее пропаганда на фронтах и в глубоком тылу привнесли в сознание трудового казачества антивоенные, антицаристские, демократические настроения. И боевые казачьи полки ( в декабре 1916 и январе 1917 гг.), переброшенные с фронтов в Петроград, Гатчину, Царское Село и в Финляндию для защиты царского трона, а затем; и Временного правительства, как известно, не оправдали надежд властей (Керенского и Корнилова), отказались быть, "цепными псами реакции", перешли на сторону большевиков и оказали огромное воздействие на ход исторических событий в Петрограде, а затем и у себя на Дону. Уже с лета 1917 года казачество перестало быть послушным орудием и пугалом в руках реакции. Как отмечал Ленин в сентябре 1917 года: "Даже Каледин... прямо "ездил поднимать Дон", и все же Каледин массового движения никакого не поднял в "своем" крае, в оторванном от общерусской демократии казачьем крае"^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. т. 34, с. 220.)

Октябрьская революция расколола все казачество на два лагеря - большевистский и белогвардейский. Конечно, старые традиции, сословные предрассудки, давление стариков казаков на фронтовиков, ошибки Федора Подтелкова в Каменском военревкоме, нехватка партийных сил на Дону, наступление германских войск в 1918 году на Таганрог-Ростов-Миллерово, политическая отсталость, заблуждения и колебания тысяч казаков-тружеников, яростная атаманско-кулацкая пропаганда и принудительные мобилизации белых - все это создало в донских казачьих станицах исключительно сложную, тяжелую, запутанную обстановку, и тысячи казаков, в начале 1918 года поддерживавших Советскую власть, позже оказались в белом стане.

Но в то же самое время тысячи и тысячи казаков с первых дней Великого Октября честно, с оружием в руках, не щадя своей жизни, служили делу революции. Тому примером могут быть конармейцы Буденного, и конный корпус Думенко, и 23-я дивизия Миронова (на Дону), и Красная Таманская Армия, кавбригада Кочубея (на Кубани), и многие другие.

Неумолимый исторический процесс классового расслоения казачества, весь чрезвычайно сложный, запутанный узел противоречий, рождение в ожесточенной борьбе нового строя и запечатлены Шолоховым в "Тихом Доне".

VIII

В 1957 году М. А. Шолохов в беседе с корреспондентом газеты "Советская Россия" В. Крупиным сказал, что в "Тихом Доне" он хотел поведать миру об "очаровании человека в Григории Мелехове..."^*. И действительно, важнейшими особенностями характера Григория Мелехова являются его личная честность, его постоянное нравственное чувство внутренней свободы и справедливости, неугасимое бесстрашие правдоискателя. При малой образованности Григорий - весьма одаренная личность, он бесхитростен, но умен, выше всего ставит человеческое достоинство, ничего не принимает "на веру", все новое, образно говоря, хочет пощупать руками, не страшится смерти и не терпит диктата и насилия. В этом казаке дышит смелость и говорит пробуждающаяся совесть человека нового времени, хотя поступки его часто находятся в противоречии с тем, к чему он стремится. Таков Григорий Мелехов в "Тихом Доне" у Шолохова.

^* (Крупин В. В гостях у Шолохова. Газ. "Советская Россия", 25.8.1967.)

Верный своему характеру, Григорий Мелехов порывает с бандитами и до амнистии смело идет в хутор, где, конечно же, придется дать ответ народу за все свои прежние деяния и заблуждения. Смелость этого шага говорит о том, что Григорий духовно не сломлен, не раздавлен. Нет! Этот его шаг говорит нам не о бессмысленной гибели Григория (нищие духом бандиты, падшие и раздавленные жерновами истории, на это не способны!), а о смелом, хорошо осмысленном шаге навстречу новой жизни, о начавшемся внутреннем его преображении. Велик был груз его заблуждений и преступлений, но в том-то и сила Григория, что он с открытой душой, разоружившись, идет в родной хутор, чтобы дать людям и новому закону ответ по совести. Григорий всегда молчалив. Самые сильные повороты в душе он ярче всего выражает действием. Высшим актом его преображения и примирения с Советской властью и является его разоружение. Для него оружие стало постылым и проклятым, и он сам по доброй воле сбрасывает его в глубины Дона: он хочет мира и мирной жизни с Советской властью.

Однако А. Курелла утверждает, что "Григорий Мелехов не может найти никакого другого конца", "должен погибнуть", так как "ход истории неумолим, суровы и жестоки законы классовой борьбы, а революции (и социалистическая!) требуют жертв"^*.

^* (Kurella A. Nachwort. 1963, w. o. S. 1015.)

Но подобное истолкование трагедии Григория уже совершенно искажает идейно-художественный замысел "Тихого Дона".

Революция - это великая созидательная сила. И ради созидания она не нуждается в неоправданных жертвах, она устраняет - неумолимо и целесообразно - лишь то, что встает на ее пути.

М. Шолохов неоднократно разъяснял свое понимание трагической судьбы главного героя "Тихого Дона". "Люди типа Григория Мелехова, - говорил Шолохов в Болгарии, - к Советской власти шли очень извилистым путем. Некоторые из них пришли к окончательному разрыву с Советской властью. Большинство же сблизилось с Советской властью, принимало участие в строительстве и укреплении нашего государства, участвовало в Великой Отечественной войне, находясь в Красной Армии"^*.

^* ("Литературен фронт" (София). 12.7.1951.)

М. А. Шолохову принадлежит в истории нашей и мировой литературы заслуга в том, что он, как художник, открыл новые возможности решения трагедийных проблем в революционную эпоху.

"Новаторство М. Шолохова в разрешении трагического конфликта, - правильно подчеркнул В. Петелин, - заключается в том, что он не показывает трагической развязки для героя, неизбежной для всех трагедий прошлых времен. В "Тихом Доне" нет ни духовной гибели героя, ни физической его смерти. Мелехов мужественно идет в родной хутор до амнистии, и это дает возможность утверждать, что в нем сохранились нравственные условия для дальнейшей жизни в новой, социалистической стране, дружественной человеку труда"^*.

^* (Петелин В. Гуманизм Шолохова, М., "Советский писатель", 1965, с. 323-324.)