Петр Чукарин. Страницы жизни

Поседели и стали редкими когда-то густые с завитушками волосы. Будто припорошенная инеем щеточка усов прикрывает по-прежнему добрую, но порою с грустинкой улыбку. В его ласковых светло-серых глазах - отблески голубой донской волны, зеленоватые тени склонившихся над водой дубов и осокорей, дрожащее марево весенней лазоревой степи...

Ему исполнилось семьдесят лет. Он - писатель-академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской, Государственной, Нобелевской премий, награжден четырьмя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции и многими другими наградами - советскими и зарубежными. Он - почетный доктор старейших университетов Европы.

Обыкновенный парнишка из обыкновенного казачьего хутора Кружилина, что на речке Черной, стал всемирно известным писателем.

Кружилин... Это сейчас он - центральная усадьба крупнейшего на Верхнем Дону совхоза с мастерскими, Домом культуры, средней школой, детским садом, больницей, с электричеством и асфальтированной центральной улицей. А тогда, когда появился на свет Шолохов, в хуторе было всего восемьдесят четыре двора. Память писателя сохранила, однако, не только то, что было в хуторе, но и вокруг: жирный, плодородный чернозем, буйное разнотравье по брюхо коню, где гнездились стрепеты и табунками бродили дудаки. Зимой, в глухую пору, по степи стаями шастали волки, наплодившиеся в буерачных лесах, жировали лисы, гоняя зайцев по пороше и выискивая куропаток в снеговых наметках. А весной сквозь пожухлую траву-старицу дерзко пробивалась зелень. В конце апреля - начале мая она покрывала степь изумрудным ковром, а на ковре том, покуда глаз хватал, ярко-красный лазоревый цвет молодости и по-стариковски пушистые вихры седого ковыля.

Между хуторами Кружилиным и Чукариным, в стороне от шляха, в неглубокой Ясеневой балке, была помещичья усадьба - "большой двор, обнесенный кирпичной облупленной оградой, нескладно, в беспорядке разбросанные дворовые постройки... В саду - большой старый господский дом, огороженный со стороны двора палисадником. За домом - тополя стеной и вербы у круглого в камышах и чакане пруда, к середине лета сплошь покрытого зеленой ряской". В балке по суходолу - неказистый поселок черниговских крестьян, бывших крепостных помещика Попова. Здесь в девичестве жила мать писателя - Анастасия Даниловна Черникова. Давно уже нет в живых Анастасии Даниловны, убита она осколком фашистской бомбы в июле 1942-го. А вот вспоминается иногда, как провожала она своего единственного сына из станицы Карт инокой на учебу в Богучарскую гимназию.

...Поцеловала его, стойко поборола слезы и отворила ворота. Отец с сыном поехали.

Много раз потом провожала и встречала мать сына, но глаза ее оставались сухими. А жизнь у него с юных лет складывалась беспокойной...

Шестнадцатилетним он вместе с продотрядом гонялся за бандами, кулаки не раз стреляли в него из ружей и обрезов. Чудом он ушел из рук бандитов Нестора Махно. В Букановской, куда его ревком направил продинспектором, кулак Макар Дугин чуть не убил его железным крюком, каким дергают из стога сено для быков и коров.

Но вот Советская власть установилась и на Дону. Юный Шолохов едет в Москву и оказывается там в положении одного из героев Артема Веселого, который пришел после окончания гражданской войны регистрироваться на биржу труда. "Какая у вас профессия?" - спросили его. "Пулеметчик", - отвечает он. Но профессия пулеметчика уже не была нужна. Михаил Шолохов зарегистрировался продовольственным инспектором, хотя и эта профессия тоже была не нужна.

Определился в каменщики. С такими же горемыками, как и сам, весь Столешников переулок выложил булыжником, а перебивался с хлеба на воду. Только устроившись счетоводом в жилищном товариществе на Красной Пресне, занялся писанием рассказов.

Первой на молодого литератора обратила внимание "Юношеская правда". Редакции понравился фельетон на злобу дня "Испытание". Но рассказы не печатали. Советовали работать терпеливее, упорнее, не спешить.

Терпения и упорства Михаилу Шолохову было не занимать. Писал он сжато, коротко. Но эта сжатость, как вскоре отметил писатель-большевик Серафимович, "полна жизни, напряжения и правды". Пожалуй, никто, кроме самого Шолохова, не мог тогда понять, что' юношеские рассказы были для него лишь разбегом, пробой сил перед тем, как взяться за создание задуманного им огромного эпического полотна.

В памятный 1940 год закончился четырнадцатилетний титанический труд над романом "Тихий Дон".

...В этот день в столовой уже собрались к обеду Мария Петровна, литературный редактор Юрий Борисович Лукин и давнишний друг Шолохова Василий Михайлович Кудашов. Ждали Михаила Александровича, а он все не выходил из своего любимого кабинета в мезонине. Мария Петровна поднялась к нему. Михаил Александрович стоял у окна и смотрел на Дон. Он обернулся, и Мария Петровна увидела на глазах слезы...

- Что с тобой?

- Закончил... - тихо, сдавленно проговорил он и указал на исписанные листы бумаги, собранные в стопку на столе.

- Так радоваться надо, а ты!..

- А ты думаешь, мне их не жалко? Расставаться-то с ними...

Он говорил о героях своего романа, с которыми сжился, сроднился за четырнадцать лет напряженного труда.

И вот Михаил Александрович читает своим друзьям последнюю главу, последний абзац, последние строки романа. Читает глухо, медленно, до боли выразительно:

"Что ж, вот и сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына...

Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром".

Все молчали в каком-то немом оцепенении. Василий Кудашов, до этого с требовательным нетерпением спрашивавший Шолохова, когда же он напишет конец романа, услышав этот конец, вскочил, сделал над головой непонятный жест рукой, чмокнул Михаила Александровича в щеку и... ничего не сказал.

Только утром следующего дня подошел к нему, присмотрелся, будто увидел его впервые, и сказал:

- Ну и силен же ты!

...Невольно вспоминается письмо одного автора, пробующего свои силы в литературе, к М. А. Шолохову: "Я начинаю писать, и как будто все идет хорошо, - бодро начинает он и тут же сетует: - Но в середине у меня появляется желание поскорее закончить. Посоветуйте, как быть?"

Да, в настоящем писателе, видимо, должно быть заложено и настоящее терпение. А ведь Шолохов одновременно с "Тихим Доном" по горячим следам событий писал и другой роман - остросюжетный и такой нужный в социалистическом переустройстве деревни - "Поднятая целина".

Первоначальное название романа - "С потом и кровью" - было, конечно, не случайным и отвечало действительности. Не один Кондрат Майданников "со слезами и с кровью рвал пуповину, соединяющую его с собственностью, с быками, с родным паем земли", а потом, мучительно морща лоб, писал заявление в колхоз: "Прошу допустить меня к новой жизни, так как я с ней вполне согласный". А новая жизнь давалась нелегко, даже таким ударникам колхозного труда, как Кондрат.

В одну из поездок по району секретарь Вешенского райкома партии Петр Кузьмич Луговой рассказал Шолохову (это было в голодном 1933 году) о тяжелом положении, какое сложилось в районе в результате неправильных действий некоторых уполномоченных краевых организаций.

Шолохов и сам видел, как голодают люди. И вот он пишет письмо И. В. Сталину - горькое, но правдивое. Ответ был скорый и деловой: разберемся и сделаем все, что требуется. Советское правительство выделило Вешенскому району сорок тысяч пудов хлеба. Потом еще вешенцам было отпущено восемьдесят тысяч пудов и соседнему Верхне-Донскому району сорок тысяч пудов зерна. На Верхний Дон прибыла правительственная комиссия для расследования перегибов в деле коллективизации. Она-то и расследовала все по-настоящему.

Трудовой народ Верхнего Дона никогда не забудет того, что сделал для него писатель Шолохов.

Михаил Александрович в годы Отечественной войны

...Грянула война. В конце августа 1941 года Михаил Александрович Шолохов вместе с Александром Фадеевым и Евгением Петровым в качестве корреспондента "Правды" и "Красной Звезды" был уже на Западном фронте, на смоленском направлении, где развертывались тяжелые бои.

М. А. Шолохов наблюдает за ходом боя

На участке, где находился Шолохов, кипел ожесточенный бой. Израненные и обессиленные артиллеристы били по фашистским танкам прямой наводкой.

Когда поступила команда отходить, отходить было уже почти некому. На пути к городу - высокая кладбищенская стена. Шолохов с ходу перемахнул через нее, припав на колено, торопливо стал вставлять в автомат новый диск. Оторвал глаза от оружия и увидел почти перед собой пролом в стене чуть ли не в человеческий рост - впопыхах он его не заметил. "И откуда такая прыть взялась? - подумал про себя. - Вез тренировки двухметровой высоты препятствие преодолел?"

К пролому тащил станковый пулемет красноармеец с искривленным злостью лицом.

- Пусти, дружок, меня в эту дырку, - попросил он Шолохова. - Я им еще разок всыплю. А ты меня из автомата чуток прикрой...

У пулеметчика осталась всего лишь одна лента с патронами, долго ему здесь задерживаться не придется. И Шолохов с удивлением отметил, как по-хозяйски, с какой старательностью примащивается красноармеец к своему "станкачу", не спуская глаз с фрицев в прорези щитка, вдалбливает носки ботинок в суглинистый, спекшийся от жары грунт.

- Ну, теперь можно и полоснуть, - сказал он наконец.

И "полоснул" длинной очередью по поднявшейся в рост немецкой пехоте... Отходили вдвоем, отстреливаясь уже из пистолетов.

...В начале сорок второго судьба свела Шолохова в прифронтовой землянке с Петром Павленко. Шолохов сидел над срочным заданием редакции - двадцатистрочной информацией. Павленко расспросил, о чем надо писать, уточнил фамилии отличившихся бойцов и командиров и через пять минут сам написал заметку. Шолохову сказал:

- Тебе, Михаил, давать такие задания, все равно что поручать пятитонным молотом выковать швейную иголку. Неразумно. Мой совет тебе - займись более серьезной работой, фундаментальной. А информации, корреспонденции для газет и без тебя есть кому писать...

Годовщину со дня начала войны Михаил Шолохов отметил рассказом "Наука ненависти". Потом состоялся разговор со Сталиным.

- "Мать" Горького была своевременная и нужная для революции книга. Владимир Ильич так ее оценил, - сказал Сталин. Сделав небольшую паузу, пыхнув трубкой, продолжил: - Я прочитал ваш рассказ "Наука ненависти". Своевременный и очень нужный в условиях фашистского нашествия на нашу Родину рассказ. Вы очень правильно выразили мысль: нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души!

Потом И. В. Сталин спросил у М. А. Шолохова:

- Когда вышел роман Ремарка "На Западном фронте без перемен"?

Шолохов ответил. Сталин сказал:

- Лев Толстой взялся за свой роман "Война и мир" через пятьдесят лет после разгрома Наполеона. Эрих Ремарк - конечно, далеко не Толстой - откликнулся на события империалистической войны быстрее. Роман о нынешней войне надо писать уже теперь. Роман о войне священной, народной, освободительной. - Помедлив немного: - После разгрома немцев под Москвой положение на фронтах остается тяжелым. В какой-то момент оно может стать даже критическим. Когда Гитлер бросит ва-банк все свои силы. Но мы выдюжим! Я верю в наш народ. Будет и на нашей улице праздник!

На фронте в сорок третьем Михаил Шолохов начал писать роман о войне. Взявшись за осуществление задуманного, он исходил прежде всего из того, что о русском солдате, о его доблести, о его суворовских качествах известно всему миру. Но эта война - Великая. Священная - показала нашего солдата в новом свете, в ином качестве советского воина, воина-освободителя. Вот это, что так возвысило советского солдата над всеми другими, и решил раскрыть Шолохов в своем новом произведении.

Первые написанные главы печатали "Правда" и "Красная Звезда", "Воениздат" выпустил их отдельными книжечками. Их с увлечением читали и на фронте и в тылу. Но это были лишь отдельные главы из романа, без начала и конца.

За окончательное формирование романа "Они сражались за Родину" Шолохов взялся после войны. И то не сразу, не в первые же годы. Сказав себе гетевское "Надо, чтобы люди знали, сколько выстрадал человек", он написал рассказ "Судьба человека", взбудораживший весь мир.

Рассказ он посвятил незабвенной Евгении Григорьевне Левицкой, которой всю жизнь благодарен за внимание, проявленное к нему, тогда еще совсем молодому писателю, начавшему работать над "Тихим Доном".

Оторвавшись на время от военной тематики, написал вторую книгу "Поднятой целины". Ленинскую премию за этот роман отдал на строительство средней школы в станице Каргинской, где он провел свое детство, где начал учиться грамоте.

Но надо было продолжать роман "Они сражались за Родину". Люди ждали его, бывшие фронтовики - самые нетерпеливые читатели - требовали книгу о себе.

Писать о войне, казалось, не так уж трудно: сам участник боев, масса фронтовых наблюдений... Куда труднее давались главы о предвоенных годах, о кануне войны. Работа над романом замедлилась. Немало затрат времени, усилий потребовали также изучение военных архивных материалов, многочисленные встречи, долгие беседы с бывалыми людьми, с фронтовиками, командующими армиями и фронтами. Обилие фактического материала о войне заставляет писателя и до сего дня вновь и вновь возвращаться к уже написанному, дополнять, обогащать его...

Всемирное признание пришло к Михаилу Шолохову значительно раньше, чем об этом официально объявил всему миру 15 октября 1965 года Нобелевский комитет.

Весть о присуждении Михаилу Александровичу Нобелевской премии облетела все утолки планеты. В Вешенскую посыпались телеграммы, открытки, письма. Во всей корреспонденции этих дней Шолохову - слова душевного привета, признательность всех добрых людей земли за художественную силу и честность писателя, создавшего великолепные произведения об исторических судьбах русского народа.

Михаилу Александровичу семьдесят лет. Годы, конечно, беру г свое, здоровья поубавилось. Но не ослабевает его связь с народом. Он - член Центрального Комитета ленинской партии, бессменный депутат Верховного Совета СССР всех созывов. Ежедневно он встречается с партийными, советскими работниками, руководителями колхозов и совхозов, со своими избирателями. В его адрес приходят сотни писем из всех уголков нашей страны и из-за границы.

Если "писатели - инженеры человеческих душ", то вот это письмо-исповедь - ярчайшее тому подтверждение:

"В 1920 году я оторвался от Родины. С 1928 года оторвался совсем от русской среды, русской книги, перестал говорить по-русски. В 1938 году в Белград приехал из Чехословакии русский студент. Он глубоко возмутился этим и дал мне для прочтения "Тихий Дон" со словами: "Эта книга произведет в тебе большой переворот".

Прочтя от корки до корки весь роман, я тотчас начал читать его снова, но уже более вдумчиво. Я никогда не видел казаков, не знал их быта и их специфического языка, но художественный почерк автора убедил меня, что именно так они должны жить, говорить и поступать.

После такой встряски я снова вернулся к родному языку, осознал себя русским и потянулся к своей Родине.

Вот именно это Ваше произведение совершило во мне коренной перелом, и в 1946 году я получил советское гражданство и вернулся на Родину.

Евгений Турковец".

А вот письмо от казахского писателя X. Евсенжанова:

Хотя мне и не приходилось встречаться с Вами и приобрести право личного знакомства, "Тихий Дон" сделал нечто большее, чем личное знакомство. В чем состоит это "большее", я сейчас не могу определить. Одно лишь скажу: переводя на казахский язык первую и четвертую книги романа, я учился и совершенствовал свое небольшое искусство писать, и, может быть, я целиком обязан Вам тем, что написал двухтомный роман "Яик - светлая река". Ведь существует истина: великое произведение искусства всегда и везде ознаменует собою появление множества больших и малых, совершенных и ученических вещей..."

Нельзя без волнения читать письмо матери - Акулины Андреевны Требущенко из города Бельцы (Молдавия):

"В своей книге "Поднятая целина" .Вы описали почти жизнь моего мужа. Помню, сын принес эту книгу из школы, ее дал ему учитель, сказав, что наш отец был такой, как Давыдов. Сын был неразлучен с Вашей книгой. С ней он пошел в армию, с ней и погиб в 1944 году".

Заведующая сельской библиотекой с Черниговщины передает в своем письме воображаемый разговор с любимым писателем:

"Михаил Александрович, мне очень легко с Вами работать. Мне не приходится Вас "пропагандировать, популяризировать..." Ваши книги не стоят праздно на полках, не покрываются пылью, они всегда в деле: выходят из библиотеки новенькие, бодрые, возвращаются (не скоро!) усталые, поношенные. Это значит, они поработали на полную мощь!"

...Диковинно красиво на Верхнем Дону в мае - месяце рождения Михаила Александровича Шолохова. Утопают в благоухании цветущих садов хутора, гигантским ярко-зеленым ковром расстилаются пошедшие в рост озимые, в логах и балках бродят стада коров. Дон, погуляв как следует по лугам и прибрежным лесам с началом весны, собирает свои воды в русло, оголяет редкой белизны пляж напротив Вешенской. С базковского бугра хорошо видно станицу и на многие версты вокруг нее. Кажется, о каждой березке, о каждом песчаном буруне, о каждом обитателе этих мест ты знаешь давным-давно из книг того, чей дом стоит у самого берега реки. И хочется низко поклониться автору чудесных творений и от всей души сказать: "Века Вам долгого и неувядаемой славы!".