Александр Суичмезов. Неизменная правда жизни

Воспитанные в станичной школе, где ученикам как-то особенно умело прививалась любовь к родному краю, мы, старшеклассники, часто выражали недовольство тем, что, как нам казалось, Дон мало отражен в художественной прозе. Книги русских писателей знакомили нас с людьми и чудесной природой Средней России, Украины, Урала, Поволжья, с таежными местами Сибири. Мы зачитывались чеховской "Степью", воспевающей приазовскую и примиусскую земли. О наших же донских и донецких краях ничего значительного прочитать не могли. Донские рассказы А. С. Серафимовича, чей "Железный поток" входил в школьную программу, и К. А. Тренева, автора популярной "Любови Яровой", нам еще не были известны.

Помнится, как однажды, поливая на утренней зорьке школьный огород, мы искренне сожалели, что великий Гоголь не видел, как чуден при тихой погоде не только Днепр, но и наш любимый Донец с его прибрежными кручами и вербовыми рощами, что глядятся в розоватую гладь притихшей на рассвете реки.

Можно представить, каким праздником был вскоре для нас выход в свет первой книги "Тихого Дона". Не забыть тот летний вечер, когда, направляясь с друзьями смотреть в кино новую картину, купил я только что полученный номер "Роман-газеты". Читая в ожидании сеанса первые строки "Тихого Дона", не знал еще я, что книга эта на всю жизнь станет одной из любимейших, что буду ее читать и перечитывать, каждый раз неизменно испытывая душевный подъем.

Ни о каком кино в тот вечер уже не могло быть и речи. От книги не отрывался до утра, пока не была перевернута последняя страница. Все годы потом, пока Шолохов писал роман, мы, читатели, жили в нетерпеливом ожидании публикации последующих книг.

Пишу эти строки вполне сознавая, что "Тихий Дон" потряс не только меня и друзей - моих сверстников и не только тех, кто живет на Донщине, описанной в романе, но и повсюду на земле.

Приятно было узнать, что, как мы и предполагали, автор романа - наш земляк и что живет он совсем недалеко от нас, в краю, описанном в "Тихом Доне". Еще более приятной явилась неожиданная встреча с ним. Друзья мои и я считали, что нам в то время везло. Дело в том, что годом раньше мы впервые увидели и даже подружились с "живым" большим писателем Александром Серафимовичем Серафимовичем. Он на лето приехал тогда в наши края и поразил нас своей скромностью, общительностью и привязанностью к молодежи. Теперь предстояло увидеть другого, хотя и молодого, но уже большого писателя, покорившего нас "Тихим Доном" и рассказами из сборника "Лазоревая степь". Да и Серафимович говорил нам о нем много хорошего.

Было это на берегах Северского Донца, в дни, когда там шли натурные съемки немого фильма по первой книге "Тихого Дона", поставленного режиссером О. Преображенской¹. К слову сказать, многие иллюстраторы романа после выпуска этой, с успехом шедшей картины, изображали Григория Мелехова и особенно Аксинью, ориентируясь на внешние черты исполнителей главных ролей в фильме - А. Абрикосова и Э. Цесарской.

¹(В тех же местах снимался впоследствии цветной многосерийный фильм "Тихий Дон", поставленный С. А. Герасимовым.)

Тогда-то мы и увидели впервые Шолохова. Был он молод, но казался еще моложе своих лет. Русый, с проникновенным взглядом серых с голубизной глаз под высоким чистым лбом - таким запомнился он в тот августовский день. Помнится еще, как внимательно оглядывал он берега Донца, похожего в этих местах на Дон под станицей Вешенской. Много позже узнал я, что именно в этих местах, в верховьях, Дон особенно люб писателю.

Товарищи мои и я были лишь случайными свидетелями разговора Шолохова со спутниками своими, приехавшими на съемки картины, и с постановщиками фильма, но мы ловили каждое слово, и хотя в памяти, естественно, не сохранились подробности тех бесед, зато хорошо запомнились мысли молодого писателя о высоком предназначении советской литературы и искусства, о той колоссальной ответственности перед народом, которую должен ощущать каждый литератор, каждый настоящий деятель искусства.

Мысли эти вытекали из конкретных суждений о будущем фильме, о сценарии. Обратили на себя внимание - скромная манера держать себя, внешнее спокойствие, даже в незначительных на первый взгляд деталях угадывались черты человека, близкого людям. Запомнилось, как без тени превосходства, с доброй улыбкой разговаривал он с местными жителями. Среди приехавших на катере к месту съемок людей он оказался единственным, кто даже в горячке острых разговоров не забыл принести мотористам еду, поинтересоваться их самочувствием.

После первой встречи, а точнее сказать, после того, как увидели мы писателя, близкими и дорогими стали уже не только "Тихий Дон", "Донские рассказы", но и их автор с его мыслями и взглядами на советскую литературу и искусство, с его отношением к людям.

Чувства эти с годами усиливались. В статьях и речах, в разговорах во время встреч он всегда оставался и остается непреклонным в своих суждениях о долге и о роли советского писателя. В Кремлевском Дворце съездов мы, ростовские делегаты XXII съезда партии, с волнением слушали выступление своего земляка, сердечно встреченного всеми участниками съезда. Михаил Александрович говорил о необходимости, наряду с идейным, добиваться высокого художественного уровня произведений наших драматургов и прозаиков, о важных проблемах развития нашей литературы и искусства, отмечал творческий рост талантливой литературной молодежи.

И когда слушал я эту речь, и теперь, когда Шолохов говорит или пишет о долге советского писателя, о связи с народом и о внимании к его нуждам и радостям, - мне всегда кажется, что он продолжает разговор, который, будучи 24-летним писателем, вел на берегах Донца.

О той встрече вспомнил я не для того, чтобы повторять или дополнять ранее написанное о ней. Хотелось лишь подчеркнуть, что нынешние черты Шолохова - великого советского писателя свойственны ему были и в начале его большого творческого пути.

Давно признано, что произведения Шолохова любят не только советские читатели. Мне, да и многим, кто побывал за рубежом, не раз приходилось в этом убеждаться. Надо было видеть, как на Международной книжной выставке во Франкфурте-на-Майне посетители осаждали советский павильон и с каким интересом расспрашивали об авторе "Тихого Дона" и "Поднятой целины". В Гамбургском порту и во Франции докеры Сета, парижские рабочие неизменно забрасывали советских людей вопросами о творчестве и о жизни автора их любимых книг Михаила Шолохова. А в датской столице Копенгагене шофер такси, изучающий по радио русский язык, признался, что мечтает, научившись основательно чтению по-русски, обязательно прочитать произведения Шолохова, изданные в Советском Союзе.

А кому неизвестно, как любят шолоховские книги в странах социалистического содружества, где "Поднятая целина" стала настольной книгой не только руководителей, но и рядовых сельских жителей. Мне не забыть овацию, которую устроили работницы крупной фабрики игрушек в польском городе Седльце при одном лишь упоминании имени Шолохова. И в Болгарии, где бы ни приходилось беседовать о литературе, всюду и взрослые и дети с любовью и восхищением говорили о писателе и его книгах.

Шолоховские произведения давно отнесены к шедеврам мировой литературы, они являются, по выражению А. Толстого, общерусскими, национальными. Нам же особенно дорого то, что творец их - наш земляк, что он открыл миру Донщину, сыновью любовь к которой щедро выразил в своих произведениях.

Впервые из уст Михаила Александровича идущие от всего сердца слова о родном крае услышал я на самой первой встрече его с избирателями в дни, когда страна готовилась к первым выборам в Верховный Совет по новой Конституции. Гигантский, многоярусный зал Новочеркасского политехнического института заполнили тогда тысячи жителей города и гостей из Ростова и соседних районов. Я видел седобородых ученых и впервые голосующих юнцов, пожилых рабочих - железнодорожников и домашних хозяек. С восхищением слушали они любимого писателя. А он стоял на трибуне, стройный, в синем костюме, молодой, немного старше тех старшекурсников-студентов, которые на верандах-ярусах, свесившись с перил, ловили каждое его слово.

Он благодарил за доверие и говорил о радостном чувстве, вызванном тем, что будет баллотироваться по одному из донских избирательных округов. Это здесь, в Новочеркасске, сказал тогда Михаил Александрович о своих сокровенных чувствах, о том, что будучи патриотом нашей великой и могущественной Родины, он с гордостью заявляет, что является и патриотом своего родного донского края.

Пламенным призывом в той речи звучали слова о любви к Родине всего многомиллионного населения нашей страны, готового своей кровью защитить границы Отечества. Он говорил о святой обязанности любить страну, которая вспоила и вскормила нас, как родная мать.

Прошло немного лет, и, как известно, Шолохов с фронтов великой войны за Отечество писал, уже о том, как выполняют советские люди свою святую обязанность, каким огнем ненависти к фашистским захватчикам горят их сердца и как своей кровью защищают они Родину.

Вскоре после войны группа земляков писателя передала мне, корреспонденту "Известий", письмо для газеты. В нем говорилось и о вдохновляющей силе шолоховских произведений для советских воинов и о том, что, вернувшись в станицу, фронтовики вспоминают: "...узнают, бывало, бойцы, что мы земляки Шолохова, и начинаются расспросы. Одних интересует хутор Татарский и семья Мелеховых, другие допытываются, пошел ли Давыдов во флот, где сейчас Нагульнов - в казачьем ли корпусе или в партизаны подался. Расспрашивают так, как будто в наших краях жили. Как земляков Шолохова, нас и уважали больше".

Много писалось и говорилось о том, как внимателен Михаил Александрович к литературной молодежи, какое влияние оказывает он и как творчески помогает писателям. Но ведь шолоховская требовательность к художнику слова, его настойчивый призыв к изображению правды жизни, к народности имеют, конечно же, прямой адрес не только к писателям, но и к деятелям искусств, такого, например, как театральное.

Есть немало поводов убедиться в высоком значении, какое придает М. А. Шолохов этому важному виду искусства. Корни его, как известно, уходят в далекие юношеские годы писателя, когда в станице Каргинской был он не только полюбившимся зрителям участником драматического кружка, но и автором пьес.

В довоенные годы Михаил Александрович творчески направлял деятельность созданного по его инициативе Вешенского театра казачьей молодежи. Коллективу молодых артистов он внушал важность овладения мастерством, говорил о том, что надо выбирать для постановок пьесы, сочетающие в себе и высокую идейность и высокий художественный уровень, предупреждал, что под флагом актуальности на сцену протаскиваются плохие произведения. Заботясь о том, чтобы спектакли чаще ставились в самых далеких хуторах, Шолохов предложил то, что и ныне полезно учесть иным театрам. Речь шла о том, чтобы театры сельским труженикам "везли не концерты, не вермишель из плохо подобранных номеров, а цельные, хорошие спектакли". Работникам театра он настойчиво внушал необходимость глубоко знать жизнь, быт, язык людей, о которых идет речь в пьесе.

Мысль эту Михаил Александрович особенно ярко выразил на встрече с коллективом ростовского театра имени А. М. Горького, приступившего в 1963 году к постановке спектакля по второй книге "Поднятой целины". О встрече этой писалось, и мне хотелось остановиться лишь на некоторых, особенно важных, деталях беседы.

Театр - это большое искусство, если идет он от жизни, от правды, подчеркнул тогда Шолохов. С чувством озабоченности говорил он о том, что мешает многим театрам развивать и совершенствовать лучшие традиции нашего театрального искусства. Наиболее серьезным недостатком, по мнению писателя, следует считать заметную в последние годы тенденцию иных театров к отходу от жизни.

Все на сцене, подчеркивал он, должно быть как в жизни. И каждый из нас, участников встречи, понимал, что речь Михаил Александрович ведет не о натуралистическом изображении жизни, а о том, чтобы изобразительные средства театра помогали бы зрителю поверить пьесе и спектаклю, а поверив, сделать необходимые выводы.

В этом разговоре Михаил Александрович привел пример об изменениях в повадках казака-крестьянина. С появлением на селе машин, тракторов, сменивших рабочих лошадей, неторопливых волов иными стали и привычки сельских тружеников, в движении стали они более энергичными, даже походка изменилась, стала более торопливой.

Говоря о воплощении образов героев "Поднятой целины", в том числе и Макара Нагульнова, вспомнив характерные черты вожака гремяченских коммунистов, Шолохов спрашивал:

- А как это будет на сцене? Воплотит ли артист черты Макара? Видит ли артист этого Макара? Знает ли таких людей, как Макар?

Михаил Александрович высказал мысль о том, что если театр всерьез берется за постановку "Поднятой целины", то артистам и режиссеру надо обязательно побывать в казачьих хуторах и станицах.

Встреча с М. А. Шолоховым обогатила творческий опыт актеров и режиссеров, его советы и пожелания выходили за рамки спектакля "Поднятая целина" и положительно сказались впоследствии на их творчестве.

Во время этой встречи М. А. Шолохов говорил не только о тех, кто воплощает пьесы, но и о тех, кто их создает. Нам, пишущим для театра, мысли эти особенно дороги.

Верный принципу партийности в литературе и искусстве, он на конкретных примерах, не обходя иные детали, подчеркивал важность того, чтобы не только каждый работник театра, но и драматург проникся чувством ответственности за свое благородное и нужное народу дело, стремился бы в творчестве своем к показу жизненной правды, к поэтическому выражению житейских явлений.

Драматические произведения, говорил он, требуют напряженной работы над ними автора. Отдавая должное общеизвестному понятию о драматургии, как жанре сложном, трудном, положительно отзываясь о пьесах, написанных талантливо, как произведениях подлинно литературных, он с огорчением говорил о том, что появляется еще много серых, попросту плохих пьес.

Высоко ценя талант (и труд драматурга, предъявляя к нему те же высокие требования, что и к прозаику, Шолохов говорил:

- Не представляю драматурга, который смог бы за месяц написать пьесу.

Не против ли торопливости, граничащей с неуважением к собственному труду писателя-драматурга, торопливости, являющей собой благодатную почву для появления серых и сырых пьес-скороспелок, которые иные из авторов торопятся, часто не безуспешно, навязать театрам, направлено это утверждение Шолохова? Если такая пьеса оказывается еще и "кассовой", умело потакающей подчас сомнительным, но "модным" вкусам, то и навязывать ее, очевидно, не бывает надобности. Некоторые театральные деятели сами "добудут" ее.

На встрече с работниками театра Михаил Александрович не скрывал своего отрицательного отношения к инсценированию и экранизации прозаических произведений, говорил о том, что нередко произведения эти проигрывают. Одну из причин, по-моему, следует искать в присущем настоящему художнику отношении к героям своих произведений, исключающем любую попытку принципиально по-иному трактовать образы, в создание которых автор вложил и свое сердце и свою душу, и вообще под маркой новаторства искажать созданное в результате раздумий писателя, длительного изучения им материала.

Поиски и подлинные находки постановщиков и исполнителей ролей, на мой взгляд, должны идти, главным образом, по линии того, чтобы ярче, предельно приближенно к авторскому замыслу, считаясь, естественно, с законами сцены, раскрывать и образы героев и главную суть всего произведения.

Нередко, к сожалению, "находки" бывают иного сорта, и по существу искажая замысел автора и пренебрегая деталями, которые на первый взгляд кажутся несущественными, приводят к тому, что зритель начинает с недоверием относиться к спектаклю в целом.

В одном солидном театре Давыдова в "Поднятой целине" почему то наделили чертами человека грубоватого, как ни странно, крикливого. В сцене разговора с матерью Варюхи-горюхи он так грубо разговаривал со старой казачкой, что будь это в жизни, она едва ли одобрительно отнеслась бы к его женитьбе на дочери. А дед Щукарь в этом спектакле изо всех сил старался лишь рассмешить зрителей, рассмешить любым способом и в любом, даже в самом неподходящем, случае.

Гости М. А. Шолохова - девушки из Дагестана

В другом, не менее уважаемом театре, видимо, в стремлении добиться большего эффекта гремяченских колхозников нарядили в зимнюю одежду, принятую не на Дону, а в горских аулах да у кубанских и терских казаков.

Нетерпимость к любой фальши в большом и малом, высокая ответственность описателя" вообще творческого работника - это необходимые свойства, учиться которым надо прежде всего у самого Шолохова. Кому неизвестны его взыскательность, высокая требовательность к самому себе, его тщательная работа над своими рукописями. Это особенно хорошо знают те, кому доводилось издавать его произведения, впервые публиковать в газетах и журналах главы из шолоховских романов.

Главы из "Поднятой целины" и "Они сражались за Родину" Михаил Александрович обычно предоставлял для опубликования одновременно и "Правде" и своей областной газете "Молот". До самого пуска печатной машины, до глубокой ночи работники редакций обычно ждали телефонного звонка - автор может еще позвонить о новых поправках.

Дважды довелось мне быть в узком кругу людей, когда Михаил Александрович перед публикацией читал главы из второй .книги "Поднятой целины". Во всех случаях, приходилось убеждаться в том, что Михаил Александрович в процессе работы над романом тщательнейшим образом обдумал в буквальном смысле каждое слово.

Для всех литераторов, людей искусства, искренне стремящихся к совершенствованию, к росту своего мастерства, к тому, чтобы заслужить широкое признание народа, поучителен, на мой взгляд, прежде всего пример творческого пути самого М. А. Шолохова, прочно, неразрывно связанного с народом, неизменно требовательного к себе смелого и правдивого в своих творениях, никогда не отделяющего долг писателя от задач партии и родной Державы, строящих новую жизнь.

Мне особенно запечатлелись вступительное слово его на втором писательском съезде Российской Федерации, слова и мысли, относящиеся к принципам социалистического реализма, ко многим кардинальным задачам писателей, имеющим прямое отношение ко всем деятелям искусства.

Коротким, но чрезвычайно емким было это слово перед многочисленной аудиторией делегатов и гостей съезда, собравшихся в просторном зале Большого Кремлевского дворца.

Верный своим принципам, Шолохов и в этой своей речи подчеркнул, что мнение народа - это то, чем писатели должны дорожить больше всего на свете, дорожить потому, что чем же еще может быть оправдана жизнь и работа каждого литератора, если не доверием народа, не признанием того, что он отдает народу, партии, Родине все свои силы и способности.

О чувстве ответственности перед народом и Родиной, о высоком долге советских писателей говорил Михаил Александрович и на других съездах, на встречах с писателями и читателями. И всякий раз, слушая Шолохова, я думал о большом и славном пути, пройденном советской литературой. И отчетливо вспоминается первая встреча с Михаилом Александровичем на Донце. Вспоминается молодой Шолохов - автор тогда лишь первой книги "Тихого Дона", его убежденные рассуждения о назначении советской литературы, его внимательный взгляд, устремленный на зеленые берега Донца, так похожего здесь на его любимый Дон под родными Вешками.