Есть писатели, которые постоянно находятся в "кипучем водовороте жизни, чувствуют себя, как солдаты в бою. Таким мы знаем Михаила Александровича Шолохова.
Книги его полюбились народу как-то сразу - с юношеских, напоенных степным ароматом "Донских рассказов", с могучего эпического запева "Тихого Дона". То, что открыл он читателю, поражает глубоким знанием жизни, величием человеческого духа. Юношей он создал произведения, зрелые по мастерству, ставшие гордостью советской литературы. Раскаленная атмосфера тех дней на Дону как нельзя лучше способствовала росту писателя, созреванию его самобытного таланта. Он принадлежит к поколению людей, встречавших зарю своей жизни в рядах бойцов. "Гонялся за бандами, - писал о себе Шолохов, - и банды гонялись за нами. Все шло, как положено. Приходилось бывать в разных переплетах..."
Начав с малого - "Мелеховский двор - на самом краю хутора", - писатель развернул затем огромное полотно, в котором личный опыт слился с опытом народной жизни. Раскрывая противоречивый мир простого человека, автор убедительно показал, что безграмотная казачка Аксинья Астахова способна любить не менее глубоко и страдать не менее трагично, чем Анна Каренина, что душа Григория Мелехова не менее сложна, чем душа Андрея Болконского, что батрак Мишка Кошевой не менее напряженно мыслит, чем Пьер Безухов. А Наталья с ее душевными муками? А патриарх мелеховского куреня, ревностный и цепкий хранитель казачьей старины Пантелей Прокофьевич?
Для работы над "Тихим Доном", а затем и "Поднятой целиной" Шолохову не нужно было собирать материал в творческих командировках. Непосредственный участник бурных событий, он постоянно жил среди своих будущих героев, любил их. Немного стоил бы талант писателя без любви к людям, родным ему по духу, по крови.
О своих встречах с земляками Михаил Александрович рассказывает увлекательно, пересыпая речь то шуткой, то острым словцом. "Выхожу как-то на рассвете во двор, чтобы подышать свежим воздухом, подумать, - вспоминает писатель, - а тут поджидает казачка-колхозница. Я, говорит, к тебе с нуждой, в сельсовете обидели. Спрашиваю, почему же ты, милая, спозаранку не пошла в райисполком? Казачка недоуменно глянула на меня, отвечает: там же с девяти часов работают, а к тебе можно и пораньше, ты не учреждение..."
Как-то в беседе Михаил Александрович сказал: "Похоронив свою, я сердцем тянусь к любой матери". В его творчестве не случайно сливаются воедино два образа, бесконечно дорогих ему - матери и родной земли. Вот - весеннее: "Дивно закрасовалась под солнцем цветущая, омытая дождями степь! Была она теперь, как молодая, кормящая грудью мать, - необычно красивая, притихшая, немного усталая и вся светящаяся прекрасной, счастливой и чистой улыбкой материнства".
В почте писателя много волнующих материнских писем, просьб. Не каждая просьба выполнима, но каждая мать получила от писателя сердечный ответ.
Доверительная эта почта - своеобразное окно в мир, полный раздумий, ожиданий, надежд. Тут писатель никогда не бывает безучастным, активно вмешивается в судьбы людей.
И в то же время Шолохов не может не испытывать досаду на тех своих корреспондентов, что докучают пустыми просьбами. Он озадаченно пожимает плечами над письмом интеллигентного папаши, заботящегося о том, чтобы его "талантливую дочку" приняли вне конкурса в институт. И откровенно посмеивается над сетованиями ревнивого мужа, требующего убрать из колхоза зоотехника, который "кружит жене голову", - будто не сам муж, а писатель должен "держать за хвост" непутевую бабенку.
...Многие прогрессивные писатели мира под воздействием шолоховского гения поднимаются выше. Многие писатели земли русской учатся у Шолохова нести людям правду жизни, ее радость, ее красоту. И конечно же, особенно близок он нам, донским литераторам. Уже то, что мы живем рядом с взыскательным мастером художественного слова, обязывает нас работать лучше. Его творческий опыт - неоценимая для нас школа. Мы учимся у него мудрому осмыслению жизни, умению показывать героев во всей сложности их судеб.
Много лет Михаил Александрович работает над романом "Они сражались за Родину". Строка за строкой пишет новые страницы, проникнутые волнением, горечью утрат, счастьем побед. Эпические картины зримо встают перед его глазами в любой рабочей обстановке - будь то за столом в кабинете или на берегу реки в палатке.
- Трудно писать трагедийное, - говорит он. - Куда легче даются страницы о рыбалке или охоте. Там все просто, ясно, а тут...
Он прерывает себя на слове и неожиданно предлагает:
- Может, посазаним?
- На Дону?
- Зачем? На Хопре. Там потише, можно и рыбу ловить, и думать. Видно, старческая любовь у меня к тишине.
Верно, Шолохов немолод. Неумолимое время делает свое: серебрит волосы, накладывает морщины на лицо. Но это лишь внешние приметы. Задорно блестят его глаза, неистощим шолоховский юмор.
Спрашиваю Михаила Александровича: есть ли у него средство от мошкары? На Хопре она житья не дает.
- Терпение, - улыбается он. - Другим средством пока не пользуюсь.
В творчестве Шолохова с Хопром связано многое. Он приезжает на полудикие берега этой реки и порыбачить, и поработать в тени дубрав, и побеседовать с рыбаками. Вместе с казаками я нашел его на Хопре и на этот раз. Долго сидели мы у ночного костра, слушая то чуть грустные воспоминания букановского старожила В. И. Ходунова, то веселые рассказы пенсионера А. М. Бондаренкова, которого Михаил Александрович шутя называл "наш вешенский Мюнхгаузен".
- А знаете, отчего все-таки зависит вкус ухи? - спрашивал Бондаренков, и сам же отвечал, хитровато прищурясь: - От улова. Истинно говорю! При большом улове - уха как уха. Когда улов так себе - ушица. Когда же улов вовсе плохой, безвкусная юшка...
Здесь, на крутобережье, сидели люди бывалые, и случались с ними всякие переплеты в жизни, как с Григорием Мелеховым или Макаром Нагульновым. И рассказывали они интересные и поучительные истории - от смешных злоключений вооруженного всадника, которого своенравная кобыленка понесла в атаку против залегшего в окопах полка противника, до горестных судеб земли, поруганной иными нерадивыми хозяевами.
- Это и нам, писателям, урок: наступать надо всей армией, - сказал Михаил Александрович. - Выскочишь в одиночку - можешь оказаться в таком же смешном положении, как Бондаренков. А то и похуже...
Костер то чуть-чуть угасал, то разгорался с новой силой, и в его отсвете лицо Шолохова казалось особенно одухотворенным.
Вечер прошел незаметно, как один час. Не в характере Михаила Александровича скучные, без "острой приправы" разговоры. Рассказы о фронтовой жизни, связанные с романом, чередовались с раздумьями о судьбах Родины, о ее старин, памятники которой, говоря его словами, "беречь куда прогрессивней, чем взрывать их".
...В мае, с приходом "теплой" воды, широко разливается Дон в верховьях, у станицы Вешенской. И кажется тогда, в эту паводковую пору, что так же широко и свободно пролегло на широком поле литературы шолоховское русло, питающее творчество многих писателей мира.
Для писателя Шолохова Дон не просто водный поток, не просто чернозем или бесплодные пески в западинах, а живой организм, плоть и кровь его, люди, сама жизнь - все, что воспел он в полную меру своего могучего таланта.
Будем верить, что полноводной рекой, подобно Дону, потечет народная жизнь в его новых произведениях, которых ждут миллионы читателей. Лишь бы огонь войны не прошел по земле. Лишь бы сбылись надежды на мир всех простых людей, кто возделывает пшеничные нивы и радуется тишине на реке, кто строит дома и пишет книги.
- Литература - это вопрос совести, - говорит Шолохов. - Будущие поколения не простят нам, если мы не поднимем голоса против убийств. Сказать войне "Нет!" должны прежде всего мастера культуры, и сделать это надо раньше, чем кто-либо скажет "Да!" ...Руки пианиста, на кончиках пальцев которых трепещет музыка, и милые руки, врачующие человеческую боль, - голосуют против войны. Умные руки, умеющие создавать величайшие ценности человеческого труда, голосуют против войны, за доброе будущее тех, кто честно зарабатывает хлеб...
Жизнь и творчество выдающегося писателя-гуманиста М. А. Шолохова служат именно этой великой цели - борьбе за народное счастье, за светлую жизнь на земле.