Талант из народных глубин

Великие создания искусства примечательны тем, что они навек входят в душу и ты помнишь, где и когда встретился с ними впервые, приобщился к их живому, полному страстей и чувств миру. Помнишь, когда читал "Войну и мир", "Братьев Карамазовых", увидел картину Репина "Иван Грозный и его сын Иван", был на опере "Евгений Онегин", ходил в раздумье вокруг Медного всадника, повторяя бурные, как невское наводнение, упругие ритмы пушкинской поэмы, познал стихию чарующей лирики Есенина, смотрел кинофильм "Чапаев"... Все это немеркнущее, истинно вдохновенное становится неотъемлемой частью бытия, спутником всей жизни.

"Тихий Дон" я читал в 1934 году. Мы, учителя сельской школы, что называется, набросились на вышедшие к тому времени три книги. Мой друг был с донского хутора. Он часто перечитывал роман и никогда с ним не расставался.

В длинные осенние и зимние вечера мы читали вслух особенно полюбившиеся главы.

- Найди хуторское собрание, Авдеича Бреха, как он у царя в гостях был, - предлагал мне друг. Читая, смеялись, припоминали чудаковатых вралей, украшавших будни деревенской жизни.

И шла страница за страницей. Женитьба Григория. Христоня с отцом ищут клад. Аксинья убегает от мужа. Григорий в лазарете. Могила Валета. Красноармейские цепи в полынных степях, идущие в бой под звуки пролетарского гимна. Мученическая смерть Подтелкова...

А мой друг переносится воображением в родной хутор, вспоминает, какие они - донские пространства, сам батюшка-Дон, люди того края.

Финальная часть романа появилась в 1940 году. Как же мы ждали ее! С тревогой за судьбы полюбившихся героев. С желанием скорее узнать: что там, в конце? И когда писатель рассказал, что Натальи и Аксиньи больше нет, что обрела вечный покой Ильинична, а Григорий все еще цепляется за жизнь, мы ощутили боль. Будто все это случилось с нашими близкими.

Сила художественного впечатления была столь поразительной, иллюзия достоверности захватывала так, что виделось все: и овраг, где Григорий оставил ночью коней, когда, крадучись, пробирался к дому Астаховых, чтобы увезти свою подругу из хутора, и вязовый лесок - там на опушке дневали беглецы. Аксинья тогда сплела венок из полевых цветов. "Он получился нарядный и красивый, Аксинья долго любовалась им, потом воткнула в него несколько цветов шиповника, положила в изголовье Григорию". Думала ли, что это последний дар неразлучной и жертвенной любви, последняя дань земной красоте?

И казалось: вот если поехать на Дон. отыскать хутор Татарский, а в нем крайний мелеховский курень, откуда все и занялось пожаром, - можно найти следы героев и на Гетманском шляхе, и на малых тропинках к Дону и казачьим куреням.

Читая Шолохова, мы познавали жизнь, красоту мира, человеческих чувств, народного слова. Мы стали зорче смотреть на людей, открыли для себя, что они не так просты, как могут показаться, когда видишь их, людей с огрубевшими руками и немногословной речью, за тяжелым трудом, на ветрах, под дождем и палящим солнцем. Нет, они наделены и умом, и красивыми чувствами. Шолохов помог нам еще больше полюбить родной народ.

Создания настоящего искусства примечательны и тем, что к ним возвращаешься через годы, десятилетия, вновь обдумываешь их смысл и про себя держишь: вернуться к "Илиаде", "порыться" в русской древности - от "Слова о полку Игореве" до сожженного за непокорность Аввакума, перечитать Шекспира, Гете, Толстого, Достоевского, Чехова, Лескова, Горького.

Произведения словесного искусства имеют еще одно особое свойство - их охотно перечитывают ради наслаждения красотой слова, заучивают наизусть. Таковы и многие страницы Шолохова.

Книги Шолохова - явление огромное, эпохальное. В них - открытия, равные самым немеркнущим и самым дерзким. Они явились новым шагом в художественном развитии человечества.

В чем состоит это новое? Вспомним, каким представлялось Ф. Энгельсу драматическое произведение. В письме Ф. Лассалю по поводу "Франца фон Зиккингена" он сказал: "Полное слияние большой идейной глубины, осознанного исторического содержания, которые Вы не без основания приписываете немецкой драме, с шекспировской гибкостью и богатством действия будет достигнуто, вероятно, только в будущем, и возможно, что не немцами. Во всяком случае, именно в этом слиянии я вижу будущее драмы. В Вашем Зиккингене взята совершенно правильная установка: главные действующие лица являются действительно представителями определенных классов и направлений, а стало быть, и определенных идей своего времени, и черпают мотивы своих действий не в мелочных индивидуальных прихотях, а в том историческом потоке, который их несет. Но дальнейший шаг вперед, который следовало бы сделать, заключается в том, чтобы эти мотивы более живо, активно и, так сказать, стихийно выдвигались на первый план ходом самого действия, а аргументирующие речи... напротив, становились бы все более излишними..."¹

¹ (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 492)

Шолохов достиг этого полного слияния идейной глубины с шекспировской живостью. Он объективно, исторически, в рельефных картинах и образах, не превращая героев в рупоры времени, не схематизируя, а выдвигая их "на первый план ходом самого действия", показал классы и направления, идеи, мотивы действий, весь исторический поток бурного времени.

Сюжет "Тихого Дона" охватывает период с 1912 года по 1922 год, то есть то время, когда народ через катаклизмы войн и революций шел к обновлению общественного строя. "Донские рассказы" отразили деревню начала двадцатых годов. "Поднятая целина" воссоздает эпоху реконструкции сельского хозяйства. Большое место в творчестве писателя заняла Отечественная война. Недаром Шолохова считают летописцем нашей эпохи, самых сложных, вершинных ее событий - революции, гражданской войны, коллективизации, Отечественной войны, - которые и составляют исторический поток, ни с чем не сравнимый по проявлению народной энергии, силе утверждения и отрицания, битве идей. Пафос, высокий гражданский настрой, эпический размах творчества писателя рождены этим потоком.

"Мой родной народ, - говорил Шолохов в Стокгольме, - на своих исторических путях шел вперед не по торной дороге. Это были пути первооткрывателей, пионеров жизни. Я видел и вижу свою задачу как писателя в том, чтобы всем, что написал и напишу, отдать поклон этому народу-труженику, народу-строителю, народу-герою"¹.

¹ (Шолохов М. По велению души. М., "Молодая гвардия", 1970, с. 315)

Отсюда - значительность идей писателя, масштабность художественных изображений, их непреходящее значение для всего мира, это эпос борьбы, побед и временных поражений, путь восхождения народа - через все страдания и жертвы - на исторические вершины.

"Произведения Шолохова - в особенности "Тихий Дон" - отмечены громадной эпической широтой, - пишет Джек Линдсей. - Это, конечно, обусловлено самим характером исторического материала - великими битвами, в которых рождался Советский Союз и завоевывалось его дальнейшее победоносное развитие; но потребовались силы таланта Шолохова и ясность его художнического зрения, чтобы этот необъятный материал был претворен в произведение искусства"¹.

¹ (Слово о Шолохове. М., изд-во "Правда", 1973, с. 332)

Огромный успех Шолохова как художника определяется тем, что он рос вместе с революцией. Юность общества и юность писателя совпали хронологически. Он постиг диалектику жизни в жесточайшей схватке. "С 1920 года, - вспоминает он, - служил и мыкался по Донской земле. Долго был продработником. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Все шло как положено. Приходилось бывать в разных переплетах..."¹ Однажды попал даже в плен к махновцам, допрошен был самим Махно и спасся случайно. Участвовал в боях с бандой Фомина.

¹ (Шолохов М. Лазоревая степь. М., 1931, с. 13)

Будущий писатель вышел из "низов", он испытал на себе тяжелый труд пахаря, грузчика, каменщика. Служил делопроизводителем, счетоводом. И все время упорно тянулся к знаниям, читал Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Чехова, Горького и много занимался творчеством. Его видели тогда "в захватанной и порыжелой шапке-кубанке, сдвинутой на затылок, в каком-то полувоенном "лапсердаке", тоже изрядно поношенном и заштопанном"¹.

¹ (И. Молчанов в письме к В. Гуре. - В кн.: Гура В., Абрамов Ф. М. Шолохов, семинарий. М., Учпедгиз, 1962, с. 169)

"И писалось трудно, и жилось трудно, но в общем писалось", - вспоминал он¹. Шолохов обнаружил редкую волю, работоспособность, подвижничество. К двадцати годам он становится заметным прозаиком, автором рассказов, а затем и "Тихого Дона", который был воспринят как событие.

¹ ("Известия", 1940, 12 июня)

Чтобы создать такое монументальное произведение, нужен был не только огромный талант, но нужна и высокая цель. Шолохов ее осознавал: хотелось рассказать о времени, событиях, свидетелем и участником которых он был, о людях, среди которых жил.

Для Шолохова народ - это его среда. Он знает людей, их психологию и обычаи, думы и тревоги.

Какой бы эпизод Шолохов ни создавал, для него важна не только событийная сторона, но участие в нем народа, глубинные процессы, происходящие в его жизни и сознании. Он внимательно следит за тем, как в ходе общественных преобразований обновляется главный деятель истории - трудовой народ.

Его познание народной жизни - самое непосредственное, самое заинтересованное и глубокое.

Шолохов отлично разбирается в специфике крестьянского труда, которым заняты его главные герои. Когда в 1935 году он приехал в Данию, там многих удивляло, что "русский Диккенс" интересовался культурой сельского хозяйства, севооборотами, породами скота.

Шолохов высоко ценит опыт труда на земле, умение распоряжаться дарами природы, то есть крестьянскую культуру, которая создавалась веками и крайне важна для каждого времени.

Занятый главным - работой над романами "Тихий Дон" и "Поднятая целина", он всегда находил время для корреспондентских статей о весеннем севе на Дону, о развитии животноводства, о бесхозяйственности в колхозах. Ездил по станицам, колхозным бригадам, следил за тем, как налаживается коллективный труд.

Кажется, все это могло бы привести к чрезмерному эмпиризму, приземленности, суженному кругозору. Такое случалось с некоторыми деревенскими, да и городскими прозаиками. Им не удавалось подняться до уровня общенациональной культуры. Совсем другое у Шолохова. Эмпирические наблюдения составили основу для широких обобщений, которые строились на проверенном материале. Поэтому Шолохова - настолько он эстетически глубок - с интересом читают крестьянин и рабочий, учитель и академик, юноша и старик, русский и человек любой другой национальности.

Шолохов, создавший оригинальный художественный мир, своеобразен и как личность. В нем отражены черты человека из народа. Он предпочитает жить в станице, в обычных деревенских условиях. Очень скромен и прост. Все, кто встречался с ним, рассказывают о том, насколько он мудр, прям и строг в суждениях. Говорит мало. Слово его всегда обдуманно, весомо. Шумиха, пустопорожняя декламация ему чужды.

Какая-нибудь реплика на собрании, в беседе, а как много она значит, как раскрывает его зоркий ум, кипучий темперамент борца, человеческую нежность, юмор. Позволю себе поделиться некоторыми впечатлениями о встрече с Михаилом Александровичем.

...Июнь 1972 года. Еду в Вешенскую. От Москвы до Миллерова - поездом, оттуда - километров сто пятьдесят - на машине.

Неоглядные пространства полей. Смотрю и вспоминаю образы: голубое марево, увалы сумеречных гребней, даль, повитая нежнейшей сиреневой дымкой... По обеим сторонам от шоссе - тучный чернозем. И был бы по всему урожай как урожай, но... Солнце и так палит. Пожелтели посевы, не набравшие и половины роста. Посмотришь, и сжимается сердце. Все, как в "Тихом Доне":

"А днями - зной, духота, мглистое курево. На выцветшей голубени неба - нещадное солнце, бестучье да коричневые полудужья распростертых крыльев коршуна... Степь горяча, но мертва, и все окружающее призрачно-недвижимо... Курган синеет на грани видимого сказочно и невнятно, как во сне..."

Герои Шолохова выросли на этих просторах, открытых всем ветрам, под синим-синим небом, облаками неправдоподобной белизны.

Они ездили по этому так много видавшему тракту при полном военном обмундировании верхом, на повозках с поклажами, на лошадях и волах. Брели пешком. Путь был длинен, с ночевками в Ольховом Рогу, Кошаpax, на хуторах или сбочь дороги под открытым небом, а "над степью наборным казачьим поясом-чеканом лежал нарядно перепоясавший небо Млечный Путь".

Григорий Мелехов, возвращаясь перед войной из Миллерова, в весеннюю распутицу, чуть не утонул около Ольхового Рога в коричневом перекипающем потоке. По этому тракту проедет он потом, во время гражданской войны, раненный в стычке с Чернецовым, на санях, сидя рядом с отцом. Тяжелые раздумья над тем, где же правда, будут неотступно терзать его...

Этот тракт, зиму 1930 года, хутор Нижне-Яблоновский, ночлег в доме старика вспомнит Шолохов в "Слове о Родине".

Вот Базки, известные по "Тихому Дону", а за ними батюшка-Дон Иванович. Пролегла эта эпическая русская река, повитая героическими преданиями, через всю нашу древнюю историю, седую старину. Величественно отражена она в "Слове о полку Игореве", исторических песнях, былинах. И такой уж настрой дает шолоховский художественный мир, что уносит воображение в легендарные времена. Вспоминаешь храбрых воинов Игоря Святославовича, устремившихся к Дону великому, Куликово поле...

Здесь буйствовала вольница. С Дона выходили повстанцы крестьянских войн и вожаки вольнолюбивого народа - Степан Разин, Кондрат Булавин, Емельян Пугачев. Отсюда казаки шли на штурм Азова. Вниз по реке, мимо станиц и хуторов, плыли виселицы с повстанцами в назидание за непокорство, когда при Петре I шло кровавое усмирение казачьих волнений. Историк екатерининского времени Александр Ригельман писал: "Непокоряющиеся и бунтующие с супротивлением станицы, как-то на Дону Старогригорьевскую и при устье Хопра реки Пристановскую, по Донцу начав с Шульгинки и все окольные их места, даже до самой Луганской станицы, все вырублены и до основания истреблены и сожжены. Главных же бунтовщиков и пойманных изменников, а в прочих юртах от девяти десятого вешали, и оных всех на плотах висящих плыть по рекам пущали, чем преужасный страх всему Дону наведен и тем наипаче усмирены".

Как при расправе с Разиным, приказано было "врагам и богоотступникам", "пущим заводчикам" "головы отсечь, а главного бунтовщика, Булавина, тело пятерить и на поставленных к тому с колесами столбах части положить, а головы на колы взоткнуть...".

Пройдут века, и вольный дух мятежников отзовется в сердцах конников Семена Буденного, Филиппа Миронова, Бориса Думенко.

Переезжаешь Дон - и Вешенская, известная всему миру тем, что в ней живет большой художник. По-новому открыл он этот край легенд, исторических курганов, народной поэзии, нежнейших песен, сильных и ярких характеров.

...Михаил Александрович среднего роста. Высокий лоб, тронутые сединой волосы, открытый добрый взгляд, свободная поза... Говорит тихим глуховатым голосом. Есть в этом голосе какие-то очень нежные человечные нотки. Да, действительно: все мудрое величественно и просто...

В нем и теперь много от молодости: твердый шаг, выправка, собранность, легкие движения и - приподнятое настроение.

Беседовать с ним интересно и легко. У него редкая одаренность рассказчика. Увлекательная устная речь - это, я бы сказал, особая культура. Ею обычно владеют люди, много повидавшие на своем веку, наблюдательные, с отличной памятью, чувством юмора. Немало таких рассказчиков встречается среди крестьян.

Михаил Александрович образно развивает мысль: художественные образы, примеры, меткое слово, шутка - и все это щедрой сверкающей россыпью. Запас его жизненных историй неисчерпаем. На любой случай. Просто поразительно: как много он знает, сколько помнит, как ценит все истинно народное - меткое, образное, с лукавинкой, усмешкой, неожиданными поворотами.

Память у него уникальная на события, людей, их лица, манеры, жесты, то есть на все, без чего нет художника-бытописателя. Помнит во всех подробностях случаи полувековой давности, воспроизводит голоса людей той поры. Я спросил о Якове Фомине. Он был фронтовиком, изменил Краснову и привел свою часть в Вешенскую. Управлял станицей. Но потом, не мирясь с продразверсткой, стал главарем той банды, в которую случайно попадает Мелехов.

- Михаил Александрович, неужели он всерьез надеялся свергнуть Советскую власть?

- Яков Фомин? Этот мог надеяться. Я его помню.

И следует рассказ. Такие воспоминания у Шолохова часты. Сам он любит слушать бывалых людей, наблюдать. Отсюда - пластичность его портретов, сцен, густота диалогической речи.

Он всегда с народом. Вместе со всеми думает он о полевых работах, технике для колхозов, рабочей силе, о всех нуждах, неполадках, неустройствах.

К нему приходят со своими бедами: инвалид войны из Крыма не может получить положенную ему легковую машину - просит помочь, работница не поладила с администрацией - просит разобраться. И Шолохов, опираясь на свои депутатские полномочия и личный авторитет, выясняет причины, наводит порядок. Он умеет постоять за правду, за человека, сокрушить бездушие и формализм, бюрократические фокусы.

Наблюдая наплыв посетителей к нему, весь тот круговорот, в котором он - исполнитель долга перед народом - находится, я спросил:

- Тяжело вам, Михаил Александрович... Столько всяких дел. Отнимают время...

- Ничего... Пока терпимо...

Я слышал мнение, что не следовало бы нагружать Шолохова обременительными обязанностями.

Доля правды здесь, по-моему, есть. Но, несомненно, дело в том, что Михаил Александрович не может быть спокоен, если что-то не ладится.

Мучительно переживал он время засухи. Дождей совсем нет. Температура до сорока и выше, гибнут хлеба, сгорели травы. Сохнут огороды, всех измотала поливка. Заметно обмелел Дон. Это было то самое лето, когда горели торфяники, леса. Дымная мгла висела над полями.

Есть у Шолохова, при всей удивительной самобытной талантливости, и еще особый дар - талант сердечности, неравнодушия, преданной и активной любви к человеку. Ни радость, большая или малая, если она касается жизни трудового человека, ни печаль не проходят мимо него.

Горячо говорит о том, как важно сохранить для поколений народные богатства культуры, реликвии старины, музейные и архивные ценности; восхищается народным искусством, красотой русских народных песен, их нежными волнующими мелодиями. Досадует на то, что иногда пение становится говорением, прозой, что часто поют певцы, не имея голоса. И вообще, в искусстве немало всякого кривляния, фокусничества, манерности, языко-ломных штучек...

Особенно дорого ему то, что отражает вековую борьбу народа за свое освобождение. Показываю Шолохову, архивные материалы о гражданской войне. Михаил Александрович, читая их, замечает:

- Очень интересные документы.

Спросил, как он относится к романам о первой мировой войне: "На Западном фронте без перемен" Э. Ремарка, "Смерть героя" Р. Олдингтона, "Прощай, оружие!" Э. Хемингуэя, "Большое стадо" Ж. Жионо. Шолохов отзывается о них хорошо.

Попутно вспоминаем давние мемуары Л. Войтоловского "По следам войны". Разговор заходит о Л. Толстом, Лескове, Чехове, Бунине. Михаил Александрович восхищается их мастерством, стилистическим совершенством. Высоко ставит словесное искусство Горького, А. Толстого, Сергеева-Ценского, Шишкова, Пришвина, Леонова, Фадеева, Сейфуллиной.

Шолохов выступает за прямой, честный, открытый разговор критиков, без групповой суеты, предвзятости, без оглядки на личность и положение. Он часто ставит в пример "неистового Виссариона", который занимался критикой, чтоб поднять эстетическую культуру, просветить народ, отстоять истину.

Шолохов - великий новатор. Открытия его очень значительны. Тема эта - огромна. Возьмем лишь некоторые проблемы: крестьяне в эпосе Шолохова, изображение войн - империалистической, гражданской и Отечественной, Шолохов как художник, стилист. Вполне возможно, что какие-то положения в книге покажутся спорными. Но на то и существует критическая мысль, чтоб размышлять, обмениваться мнениями. К тому же творчество Шолохова по сложности содержания и смелости аналитической мысли возбуждает такие дискуссии, когда сталкиваются разные принципы, исходные положения. Ведь в споре обычно рождается истина.