1. Мир Шолохова и современный мир

За полночь, бывало, подъезжаешь к Вёшенской, и еще издалека, со степного бугра в Базках, призывно манит яркий свет в окнах шолоховского кабинета. Днем из этих окон насколько глаз видит - широкое раздолье самобытно и неповторимо воспетых писателем донских степей. Спустишься с обрыва, и вот он - тихий Дон.

С тех пор как на берегах этой великой и тихой реки вспыхнул великий и могучий талант Михаила Шолохова и пламя его обожгло сердца читателей, на призывный свет великой правды потянулись миллионы людей со всего мира. К голосу писателя прислушивались чутко. К нему шли не только жители окрестных хуторов и станиц, в сущности, герои его книг. Пешком и на всех возможных видах транспорта добирались к нему взволнованные его книгами люди из дальних стран и континентов. Со всего мира стекались в Вёшенскую читательские письма.

Шолохов входил в литературу совсем не робко, он вламывался в нее, вторгался в жизнь современников, завладевал их мыслями и чувствами и властно вел за собой. Его книги прочитывались залпом, ожидались с нетерпением, чтение их становилось памятной датой жизни, фактом духовной биографии современников писателя. Первые фельетоны совсем еще молодого начинающего литератора, а затем талантливые "Донские рассказы" печатались в то время, когда Великому Октябрю минуло пять лет. Вторая книга "Тихого Дона" дописывалась в те дни, когда Советская страна отмечала свое первое десятилетие. По горячим следам перемен в деревне создавалась "Поднятая целина". Шолохову выпала доля сказать такие слова о судьбах народа в революции, какие до него никогда и никем еще не были сказаны, и сразу - с такой громадной силой выразительности.

В год появления "Тихого Дона" многие сразу же почувствовали, что роман Шолохова - "целое событие в литературе", что в нее пришел большой художник и "сразу же дал монументальную вещь". И все-таки понадобилось немало времени, чтобы осмыслить то новое, что он принес с собой. Слишком громадными и памятными для всего мира были заслуги русской литературы, чтобы тут же в ряду великих имен поставить имя автора "Тихого Дона". И в этот ряд его все-таки ставили и М. Горький, и А. Луначарский, и А. Серафимович, и А. Толстой...

Не всеми, разумеется, и не сразу был принят и понят Шолохов. Сегодня, с высоты нынешнего опыта, легко опровергнуть и неоправданные упреки, и удивиться наивности иных восторгов. Не забудем, однако, что Шолохов входил в литературу в пору острейших дискуссий о том, какой быть революционной культуре, каким быть новому, революционному художнику. На оценках "Тихого Дона" нередко сказывались и ошибочные, и откровенно тенденциозные взгляды, и даже групповые пристрастия. Но люди истинно проницательные понимали, какой громадный художник появился в Советской России. Серафимович тут же, при публикации первой книги "Тихого Дона", писал о Шолохове как восприемнике лучших традиций русской литературы, как о художнике гуманистической сущности и подлинно эпического склада, ставшем в ряд "с очень крупными писателями". "Тихий Дон" напоминал Луначарскому лучшие явления русской литературы всех времен^*.

^* (В. В. Гура, Ф. А. Абрамов. М. А., Шолохов. Семинарий. Издание 2-е, дополн. Л., Учпедгиз, 1962, стр. 14. Эти и другие оценки см. по этому изданию ("История изучения жизни и творчества").)

Уже в конце двадцатых годов Шолохов воспринимался у нас в стране как "знаменитый писатель нашего времени"^*. Правда, оценка эта стала известна лишь два десятилетия спустя...

^* (См. И. Сталин. Соч., т. 12, стр. 112.)

Почти в это же время Максим Горький обратил внимание, что "с книжками Шолохова толковые люди Европы считаются, как с самой действительностью"^*. Существенная мысль - как с самой действительностью, добавим еще, порожденной революцией действительностью. Горький в это время жил среди этих людей Европы, и его наблюдения о воздействии "Тихого Дона" на читающую зарубежную публику чрезвычайно важны, - "Тихий Дон" достигал цели, как снайперский выстрел большого мастера.

^* (Л. Пасынков. Читатели, Шолохова. "Знамя", 1955, № 5, стр. 154.)

Прошло еще несколько лет, и Шолохова уже как автора "Тихого Дона" и "Поднятой целины" считали самым крупным из современных романистов, "великим писателем России и одним из величайших эпических писателей мира". Непреходящее значение творческой личности Шолохова, воздействие его великого таланта на мировую литературу признавали известнейшие всему миру художники. Первые же книги "Тихого Дона" воспринимались за рубежом как зрелое воплощение эстетических принципов нового социалистического искусства.

Роман Шолохова оценивался в Германии как "эпос революции", повествующий о событиях всемирно-исторического значения. Франц Вейскопф уже тогда, в конце двадцатых годов, отмечал небывалую силу художественного воздействия Шолохова. Несколько позже эти же мысли наряду с огромной познавательной ролью романов Шолохова во всей Европе выражал крупнейший немецкий писатель-антифашист Лион Фейхтвангер: "Тихий Дон"- это художественное полотно большого мастера. В Европе это признают даже враги советской власти".

Сходные суждения и оценки Шолохова высказывали крупнейшие писатели Европы, Азии, Америки... Герберт Уэллс говорил о том особенном впечатлении, какое произвел на него "Тихий Дон", речь шла уже о последних книгах романа. Певца новой социалистической России видел в лице Шолохова Мартин Андерсен-Нексе. Как вышедшего из народа писателя нового времени воспринимали автора "Тихого Дона" Лу Синь и Драйзер. Новаторский характер этого романа как эпического повествования отмечал Р. Роллан и видел в "Тихом Доне" эпопею нового времени.

Книги Шолохова за короткое время стали широко известны не только в Европе (Германия, Англия, Франция, Венгрия, Дания, Испания, Болгария, Чехословакия, Польша, Югославия, Норвегия, Швеция), но и на других континентах. Перевод "Тихого Дона" в Китае осуществлялся при активном участии великого Лу Синя, написавшего к роману восторженное предисловие - своего рода обращение к писателю новой России, вышедшему из народных масс. Многочисленных друзей нашел "Тихий Дон" и в Японии, где роман этот издавался и оценивался как "монументальное произведение эпохи". Книги Шолохова выдержали несколько изданий в Америке.

При всем этом путь советского классика к зарубежному читателю оказался трудным, осложненным нередко искусственными препятствиями. Невозможно забыть ту ожесточенную борьбу, в которой участвовали романы Шолохова и которую они с честью выдержали.

В Германии с приходом к власти Гитлера книги Шолохова жгли на кострах. Роман о народе, охваченном "красной бурей революции", запрещался в фашистской Италии, издание "Тихого Дона" в хортистской Венгрии арестовывают, во Франции грубо фальсифицируется текст "Поднятой целины". В некоторых других странах цензура запрещает или уродует книги Шолохова. В Англии и Америке "Тихий Дон" долгое время издавался с большими, нередко искажающими смысл сокращениями. При этом английского и американского обывателя всеми средствами информации, с откровенной тенденциозностью убеждали еще и в том, что шолоховские герои - "дикари", пугали "ужасами революции", неистовой "жестокостью русских"...

Знакомясь с Шолоховым впервые, тут же, почти во всех странах сравнивали его с Л. Толстым, а "Тихий Дон" с "Войной и миром". Делали это и писатели и у нас, и за рубежом (А. Луначарский, Ф. Вейскопф, Р. Роллан и др.). Пожалуй, только в Америке была сделана единственная в своем роде попытка противопоставить авторов этих произведений (Шолохову, дескать, "не хватает гуманизма Л. Толстого"), но эта явно несправедливая, злая мысль скоро была опровергнута передовой американской критикой.

За рубежом довольно скоро заметили и начали отмечать новаторство Шолохова как художника революции, как певца своего народа, как крупнейшего в современном мире эпического писателя. Чем дальше, тем определеннее эти мысли звучали и в оценках критики. Закономерен и вывод о том глубоком воздействии, которое Шолохов оказал на современную художественную культуру. Применительно к Англии об этом писал Джек Линдсей. Отвергая ложные, тенденциозные суждения, будто "Тихий Дон" обязан во всем старой, темной, безразличной земле и ничем не обязан новой эпохе, Джеймс Олдридж говорил о шолоховской эпопее: "Мы узнали из этой книги не только, что значит революция, но и то, что она сделала с жизнью людей и как невероятное противоречие между старым и новым создало конфликт, который в действительности был настоящей проблемой в первые двадцать лет Советской власти".

Некоторым из нас, советских критиков, одно время стало казаться, что "наиболее заметные писатели XX века молчат о Шолохове". С тем большей радостью взялись мы перечислять этих писателей, добавляя к ним Хемингуэя, Фолкнера, Маркеса, и не особенно вдумываясь в то, что они говорили.

Свидетельств мирового признания Шолохова множество, приводить их можно сколько угодно, - сила правды шолоховского таланта преодолевала всякие препоны на пути к читателям мира, но сколько бы мы ни умножали эти свидетельства и все возраставшей популярности Шолохова за рубежом, и все более углублявшегося понимания его книг, наиболее отчетливо прорисовывается самое существенное: Шолохов всемирно известен прежде всего как великий художник, ушедший глубокими корнями в русскую национальную почву и питавшийся ее живительными соками, как самобытный эпический писатель, реалист и новатор. Своими бессмертными романами он прославлял свой народ, нашу Родину и, будучи в первых рядах самых выдающихся художников слова, завоевывал советской литературе мировое признание.

"...Знаменальное явление нашей литературы - Михаил Шолохов, - говорил Алексей Толстой. - Он целиком рожден Октябрем и создан советской эпохой. Он пришел в литературу с темой рождения нового общества в муках и трагедиях социальной борьбы... "Тихий Дон" по языку, сердечности, человечности, пластичности - произведение общерусское, национальное, народное".

Слова эти произнесены почти полвека назад, но в них, - это можно сказать и сегодня, - самый свежий, самый живой взгляд на Шолохова как художника нашего времени, рожденного Октябрем и созданного советской эпохой, эпохой революционной борьбы за победу социализма. В словах писателя, искавшего, как и Шолохов, пути к эпическому изображению своего времени, хорошо просматриваются и теперь, может быть, пока лишь эмоционально обозначенные ориентиры, по которым определяется вклад автора "Тихого Дона" в художественное развитие человечества...

Весь мир облетела пришедшая из Вёшенской горькая весть - Шолохова не стало... В лютую февральскую метель 1984 года пробившие полночь часы были вскоре остановлены навсегда, погас огонь в окнах кабинета писателя... На крутом обрыве Дона, среди посаженных руками писателя берез и тополей, был предан он родной земле, породившей его и воспетой им на весь мир.

Совсем не часто случается, что еще при жизни писатель безоговорочно признается величайшим художником мира. С Шолоховым именно так и было. Не настала ли теперь пора во весь голос сказать о вкладе автора "Тихого Дона" в мировую культуру и выявить хотя бы основные черты его творческой индивидуальности, художнического облика.