Работу над романом Шолохов, как известно, начал с историко-хроникального изображения зарождающейся гражданской войны, с резкого столкновения революционных и контрреволюционных сил в России в период между февралем и октябрем 1917 года. Первые страницы романа писались в то время, когда от изображаемых событий писателя отделяло менее десятилетия. Участником этих событий автор "Тихого Дона" еще не мог быть, но он был их современником и, можно сказать уверенно, шел по следам современности, отбирая для художественного осмысления еще горючий ее материал.
Шолохов сразу же обнаруживал себя и как историк, как летописец революционной эпохи. Повествование в "Донщине" строилось на тщательно изученных и отобранных историко-документальных сведениях.
Отодвинув в "Тихом Доне" повествование к событиям, предшествующим первой мировой войне, обратившись к изображению мира народной жизни во всей полноте ее быта, социальных процессов, Шолохов выступал как историк этой жизни во всей ее исторической конкретности и объемности. Автор "Тихого Дона" изображал жизнь и быт народа, в среде которого он родился и который знал с детства. Завидное знание этого жизненного материала сыграло существенную роль в складывании и выработке творческих принципов писателя. Дело не только в том, что молодой писатель получал возможность живописать исторически конкретный и вместе с тем будничный, повседневный труд народа, его обычаи, нравы, обряды, окружающий его героев мир природы, географически точно воспроизводить детали местности верховьев Дона, но и передавать дух изображаемого времени. Через раскрытие психологии народа, его настроений и чаяний во всех почерпнутых из самой жизни, конкретных деталях, в цельных, художественно емких образах людей.
"В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий" (2, 9)*. Так с самого начала повествования герои Шолохова становятся участниками исторических событий. Писатель делает экскурсы в их прошлое, раскрывает родословную некоторых из них (Пантелей Прокофьевич, его родственник Максим Богатырев, дед Гришака, купец Мохов, генерал Листницкий) и вводит в атмосферу того времени, с которым они связаны. Забота о достоверности и точности обусловленных временем биографий каждого персонажа свидетельствует о стремлении писателя к исторически осязаемому изображению действительности и связанной с ней личности.
* (Как историческое повествование воспринимал "Тихий Дон" и читатель. Агроном Н. И. Твердохлеб писал Шолохову: "Меня все время мучает такой вопрос из "Тихого Дона". В первой книге и первой главе вы пишете, что с последней турецкой войны (у Шолохова: "В "предпоследнюю турецкую кампанию...". - В. Г.) с турчанкой вернулся на хутор Татарский казак Мелехов Прокофий. Примерно через год после прихода жена его родила Пантелея Мелехова и т. д. Насколько мне помнится, последняя турецкая война была в 1877-1878 гг. Если тогда вернулся Мелехов Прокофий, то Пантелей Мелехов должен родиться, примерно, в 1879-1880 гг. Следовательно, ему никак не могло быть 50 лет в 1910-1911 гг. и никак не мог он иметь сыновей - Петра и Григория - по 20-25 лет. По-моему, Пантелей должен родиться, примерно, в 1867-1868 гг. Но какая тогда была турецкая война? Это мне не ясно" ("Комсомольская правда", 17 мая 1937 г., № 111, стр. 3).)
Шолохов не был доволен первоначальным замыслом романа еще и потому, что в основе "Донщины" лежал принцип историко-хроникального описания событий и фактов в их последовательно-временной и причинной связи. Писатель искал художественно мотивированного сочетания исторически осознанного времени с раскрытием крупного характера, большой человеческой судьбы, ставшей не только в центре развертывающихся исторических событий, но и творящей историю. Через такой характер только и возможно было передать изображаемое время, самое эпоху. Так складывались творческие принципы Шолохова как художника, особенности историзма "Тихого Дона" как эпического повествования.
Писатель не раб исторических фактов, он их хозяин. Художественный вымысел, опираясь на факты истории, синтетически выражает и тенденции общественного развития, народного движения, "общественный тип" исторического времени, философию эпохи и сущность связанной с ней личности, "тип человека", творящего историю. "Подлинную историю человека", по убеждению М. Горького, "пишет не историк, а художник"*.
* (М. Горький - К. Федину. 20 декабря 1924 г. В кн. "М. Горький и советские писатели. Неизданная переписка". М., Изд-во АН СССР, 1963, стр. 482 ("Лит. наследство", т. 70).)
Без чувства историзма художник-реалист немыслим. Лучшие создания великой русской литературы и реалистов Запада "пронизывает идея развития - представление о действительности и обществе как меняющихся, находящихся в движении, развивающихся объектах художественного изображения. Поэтому их сознанию, их творчеству был свойствен стихийный историзм - качество, утраченное современным буржуазным мышлением"*.
* (Б. Сучков. Исторические судьбы реализма. Размышления о творческом методе. М., "Сов. писатель", 1967, стр. 140-141.)
Великие писатели-реалисты, по словам Б. Сучкова, разгадывали "тайну саморазвития истории", а важнейшей сферой изображения для Л. Толстого становился "объективный ход жизни, ее неотвратимое течение": "...он во всех сферах общественной жизни прозревал неуклонное движение истории, тот "непреложный ход целого", изображение которого Гёте в свое время считал главной задачей реалистического искусства"*.
* (Б. Сучков. Исторические судьбы реализма. Размышления о творческом методе. М., "Сов. писатель", 1967, стр. 196, 201.)
Л. Толстой открывал новый этап в развитии реализма. "Если до Толстого реалистическое искусство исследовало и изображало взаимоотношения личности и общества, структуру общества, судьбу личности, вступающей в столкновение с обществом, то для толстовского реализма, как и для реализма XX века, объектом исследования и изображения стала судьба самого общества... Мысль о неизбежности изменения существующих общественных отношений - главенствующая для толстовского творчества - начинает проникать и в западноевропейский критический реализм"*. Осознание необходимости общественных перемен, особенно после Октябрьской революции, "очень часто становилось исходным пунктом движения от стихийного историзма мышления, от стихийного понимания необходимости общественных перемен, к осознанному историзму, к признанию исторической необходимости идущей в современном обществе смены капиталистического уклада жизни социализмом, что влекло за собой коренное изменение творческого метода реалистического искусства"**.
* (Б. Сучков. Исторические судьбы реализма. Размышления о творческом методе. М., "Сов. писатель", 1967, стр. 208.)
** (Б. Сучков. Исторические судьбы реализма. Размышления о творческом методе. М., "Сов. писатель", 1967, стр. 311.)
Продолжая эту мысль, исследователь методологических проблем советской литературы отмечает в ней новые качества историзма:
"Развитие социалистического реализма в искусстве связано с движением художников от стихийного восприятия общественных событий к признанию их исторической необходимости и закономерности, т. е. к осознанному историзму. Благодаря последнему новый творческий метод открыл возможности синтетического изображения действительности, создал новую концепцию мира и человека, позволил глубже понять исторический смысл взаимоотношений человека и общества, человека и истории.
В творчестве художников социалистического реализма субъективные представления об общественном развитии впервые совпали с объективным ходом истории. Поэтому исторические события изображают они крупно, масштабно, на самых важных изломах, в истинных причинно-следственных связях, раскрывают роль народных масс в этих событиях"*.
* (В. И. Борщуков. История литературы и современность. М., "Наука", 1972, стр. 144.)
Чувство такого историзма обогащает художника, художественная правда в его произведении оказывается в прочном сплаве с правдой исторической. У Шолохова этот сплав выражается во всех компонентах эпического полотна, в самих принципах изображения жизни, ее социальной ломки и динамики развития, выразившейся в эпической полноте и связи судеб народных масс и судеб отдельных личностей. Такой историзм художественного мышления, опиравшийся на толстовский опыт и развивавший его традиции, одним из первых в советской литературе утверждал автор "Тихого Дона".