О книге Константина Приймы

Предлагаемая вниманию читателей книга ростовского журналиста Константина Приймы "Тихий Дон" сражается" - явление уникальное как по форме, так и по содержанию.

Поставив перед собой, на первый взгляд, скромную задачу - проследить политическое восприятие "Тихого Дона" за рубежом, исследователь творчества Шолохова вплотную подвел нас к той несомненной истине, что социальный аспект восприятия творчества писателя подчеркнуто обнажает расстановку классовых сил в современном буржуазном обществе и отношение к русской революции.

Оно и понятно: мировое значение "Тихого Дона" отражает мировое значение Великой Октябрьской социалистической революции. Поистине победоносное шествие книг Шолохова в различных странах мира несло в себе великие идеи Октября, идеи победы Серпа и Молота, идеи нерушимого союза рабочего класса и крестьянства, установившего диктатуру пролетариата.

Вот почему "Тихий Дон", являясь полем ожесточенного боя, в то же время сражается за правду нашей революции, за правду и действенность нашей литературы. Иными словами, борьба "Тихого Дона" переплетается и перерастает на наших глазах в борьбу за "Тихий Дон", за правильное истолкование его смысла и всемирно-исторического значения. Эта борьба идет без братания и перемирия. Ее ведут люди доброй воли всех стран, что и стало предметом исследования Константина Приймы.

Известное положение марксизма-ленинизма гласит: пролетариат ведет борьбу со своими врагами не только политическую и экономическую, но и теоретическую, на чем особенно настаивал Ленин в книге "Что делать?". И совершенно очевидно, что теоретическая форма классовой борьбы включает как свою составную борьбу в области литературы и эстетики, чего разительным примером является напряженная идейная битва вокруг "Тихого Дона". Ее-то и прослеживает вдумчиво, внимательно и, если угодно, педантично автор настоящей книги. Он чутко улавливает в суждениях по вопросам эстетики вопросы политики.

И уже сейчас, при первом знакомстве с книгой "Тихий Дон" сражается", мы видим, как под влиянием объективного, документально подтвержденного анализа рушатся многие фетиши нашего литературоведения. Ушла в невозвратное прошлое, жившая на дотациях, "теория "отщепенства", которая будто бы вдохновила писателя на создание его могучего эпоса; снят вопрос о списании "Тихого Дона" "по ведомству" областническо-хуторской литературы; выведена за пределы полемики личность Григория Мелехова, завоевавшего симпатии народов мира и ставшего рядом, на равных, с вечными образами, которые всегда будут волновать человечество.

В этом большая победа книги "Тихий Дон" сражается". Она превратила непосредственно читательское восприятие, восприятие стойкое, но подчас неосознанное, в документированный политический и эстетический факт - факт, подтвержденный сорокалетней борьбой вокруг "Тихого Дона" на мировой арене. Отныне это не мнение, не суждение того или иного критика, а свидетельство мировой истории, выведенное из огромного и противоречивого материала как его равнодействующая.

Книга "Тихий Дон" сражается" отвечает на многие вопросы не только шолоховедения, но и литературоведения вообще, давая обильный материал для дальнейшего движения науки о литературе и, в частности, для решения важнейшей проблемы о соотношении национального и интернационального.

Все это обязывает нас обратиться к творческой истории книги К. Приймы, которая необычна, а во многом характерна и поучительна.

Автор - в прошлом рабочий завода Ростсельмаш, затем зав. сектором печати Ростовского обкома КПСС, редактор областной молодежной газеты, журналист, ныне создавший подвижническим трудом замечательную зарубежную шолоховиану.

Впервые мы об этом узнали из его статьи "Тихий Дон" сражается", занявшей целую полосу в "Литературной газете" (№ 24, 1967), и были удивлены знанием дела, обилием уникальных документов, свидетельствами зарубежной прессы, поистине открытиями о битвах "Тихого Дона" с реакцией и фашизмом в Германии, Болгарии, Италии и других странах. Поражало то, что эти документы и материалы добывались не в местных и московских архивах, а в Берлине, Токио, Милане, Мадриде и других городах мира.

Общеизвестно, что автор такой острой и боевой темы должен быть политиком, историком, а порой и следователем. К. Прийма проявил все эти качества в своих статьях: "Павел Кудинов - хорунжий из Вешек" ("Литгазета", №89, 1962), "Куда исчезли в Англии 100 страниц "Тихого Дона"?" ("Огонек", 1968, № 38), "Через костры Чан Кай-ши и Мао Цзэ-дуна" (там же, 1969,№17), "Тихий Дон" сражается" ("Огонек", 1970,№21), в сообщениях о том, как высоко ценят творчество Шолохова коммунистические партии Европы, Америки, Азии, а также во многих других своих выступлениях.

Иными словами, книга "Тихий Дон" сражается" написана К. Приймой не вдруг. Путь к ней был долгим, трудным, тернистым. Он начался где-то в 50-е годы очерком "Шолохов в Вешках" ("Советский Казахстан", 1955, №5) и различными публикациями о судьбах героев "Тихого Дона" и "Поднятой целины", в которых автор как бы вживался в предмет исследования, изучая его с различных сторон.

И все же это было продолжением, а не началом. Начало же книги о мировом значении творчества Шолохова относится к 1930 году, когда французский матрос, коммунист Андрэ Марсель, подарил советскому моряку Коста Планиди номер газеты "Юманите" от 25 марта 1930 года с главою из "Тихого Дона" ("Юманите" полностью печатала "Тихий Дон") и на газетном листе оставил свой "автограф". "Именно у вас, - писал Андрэ Марсель, - родился Шолохов, который дал миру "Тихий Дон" - красную "Илиаду"... Я не пророк, но должен сказать, что "Тихий Дон" Шолохова после триумфа в Берлине и Париже еще покорит сердца турок, индийцев, японцев и весь мир! Да здравствует Россия и Шолохов!"

Пророческая запись эта попала затем в дневник Константина Приймы и при стечении еще многих обстоятельств наконец послужила толчком для длительных разысканий.

Так началась эта книга. В ней все знаменательно. И прежде всего то, что о мировом значении русского писателя заговорил не профессионал-литератор, а рядовой коммунист, выражающий мнение масс, мнение миллионов. В нем радует масштабность мышления, восприятия и оценок простого человека. Рядовой читатель "Юманите" увидел в "Тихом Доне" не поэтизацию ветхозаветного, а эпос революции - красную "Илиаду"^*. И там же он сообщает, что в фашистской Италии "Тихий Дон" "уже запретили!" Так мы узнаем, что с первых дней появления шолоховского эпоса о русской революции за рубежом вокруг него закипела острая политическая борьба.

^* (Напомним, чтобы это не показалось выспренним, что Маяковский свои "150.000.000" называл одновременно и "Илиадой" и "Одиссеей".)

Правда, рассказанная писателем о русской революции, способствовала росту революционных настроений в странах, куда "вступал" "Тихий Дон". Национальная история нашего народа становилась фактом духовной политической жизни других народов и стран: там тоже происходят и происходили родственные исторические процессы. Отсюда - неслыханный и несравнимый успех высокопоэтических книг Шолохова о русской революции не только в коммунистическом лагере, но и в самых широких демократических кругах трудящихся и интеллигенции всего мира. Свидетельством этого могут служить миллионные тиражи его книг в ГДР, Японии, Польше и других странах.

Следующие страницы в книгу "Тихий Дон" сражается" (образно говоря) вписали иностранные рабочие Ростсельмаша, коммунисты, интернационалисты, мастера высокой культуры труда, участники баррикадных боев с капиталом, достойно представлявшие на заводах и стройках СССР свои народы и страны. Это - серб Мет Блаич, мадьяр Людвиг Сюч, член Компартии Германии Леон Мареш. По инициативе коммуниста Петра Кузьмина в 1935 году, в клубе иностранных рабочих завода Ростсельмаш, они организовали небольшую выставку "Советский роман за рубежом" и на ее стендах и в клубной стенгазете "Коминтерновец" дали любопытные заметки-комментарии к зарубежным изданиям книг советских писателей. Петр Кузьмин (рабочий, секретарь завкома комсомола, а в годы войны - парторг ЦК ВКП(б) на Ростсельмаше), тоже влюбленный в "Тихий Дон" Шолохова, сумел сохранить эти материалы выставки и письма политэмигрантов о "Тихом Доне", передав их в руки Приймы. Как видим, в верные руки.

Константин Прийма дружил с этими политэмигрантами (Л. Сюч и Л. Мареш работали с ним в инструментальном цехе Ростсельмаша). Он помнил рассказы Людвига Сюча о его встрече с "Тихим Доном" на баррикадах красного Веддинга и помогал ему составлять словарь для перевода "Тихого Дона" на венгерский язык; знал о заветной мечте Мета Бланча - перевести на сербский язык "таинственной силы" книгу - все тот же "Тихий Дон"; "растолмачивал" Леону Марешу трудные слова при его переводе "Поднятой целины" для "Роте фане" в 1932 году.

Что очевидно, борцы-интернационалисты были не только активными строителями социализма в СССР, не только увлеченными читателями произведений Шолохова, они стремились вооружить свои народы этим грозным оружием. Отсюда - их внимание к зарубежным изданиям "Тихого Дона", к полноте перевода и цензурным изъятиям в романе...

Не странно ли - этим занимались не лингвисты, не записные литературоведы, сверявшие в тиши кабинетов "аутентичность" переводов "Тихого Дона". Нет. Простые, рядовые коммунисты-рабочие. Им уже тогда это было нужно более, чем любому служителю в храме искусства. Для них это было и радостью поэзии, и хлебом насущным, и оружием в бою. Не потому ли Людвиг Сюч знал наперечет все изъятия в шведском издании "Тихого Дона"? И он пришел в издательство "Тиден форлаг" и сказал, и потребовал... Не потому ли Мет Блаич еще в 1935 году обнаружил варварскую рубку "Тихого Дона" в Англии? Не потому ли Леон Мареш в 1934 году в Ростове-на-Дону все же издал свои переводы глав из "Поднятой целины"?!

Так относятся только к тому, что тебе необходимо, дорого и священно.

Сейчас, спустя почти четыре десятилетия после всех этих событий, мы обязаны подчеркнуть, что, наряду с известной статьей А. Серафимовича о "Тихом Доне" в "Правде" (апрель, 1928), с интервью А. Луначарского в газете ЦК Компартии Германии "Роте фане" (ноябрь, 1928), с интервью М. Горького в английской газете "Дейли геральд" (апрель, 1934), эти заметки рабочих политэмигрантов из стенгазеты "Коминтерновец", несомненно, лучшее из всего, что родилось в ту пору (и не только) о "Тихом Доне" в нашей стране.

Мы должны здесь отметить и тот факт, что зарубежные коммунисты выявили действенно-революционный характер "Тихого Дона" - книги о пролетарской революции в России, ее роль в борьбе трудящихся всех стран за свое освобождение (как пролетариата, так и крестьянства), определили главного героя книги - народ, разбуженный революцией. И вместе с тем они высоко оценили эпос Шолохова как поэзию любви и величия человеческого чувства, как поэму о красоте человека.

И все это - в фактах, в документах больших исторических обобщений: "Тихий Дон" на баррикадах красного Веддинга... "Тихий Дон" на антивоенной демонстрации в Стокгольме... "Тихий Дон" вместе с речью Георгия Димитрова проникает в болгарскую темницу к политзаключенным... Всего не перечислишь, но все это звучит как легенда.

Важно отметить, что наш автор, обретя эти документы, воспринял их как завещание своих товарищей по Ростсельмашу. Завещание это для него затем стало смыслом жизни на долгие годы. Он считал, что слово рабочих-интернационалистов о значении "Тихого Дона" для международного революционного движения и для мировой культуры должно быть передано грядущим поколениям борцов. Для коммуниста Константина Приймы это стало его интернациональным долгом.

Поставив перед собой задачу - дать политический аспект восприятия "Тихого Дона" за рубежом, автор разыскал (пока еще были живы) первых переводчиков романа и получил от них точные сведения о том, как "вступал" шолоховский роман на земли стран Европы, Азии и Америки. Ему надо было знать все - истории переводов, столкновения с цензурой, тиражи, первые отклики прессы; по возможности, "раздобыть" первые издания, получить правительственные распоряжения о запретах на книги Шолохова, найти уникальные экземпляры "Тихого Дона", которые в подполье вдохновляли борцов против фашизма в Германии, были на баррикадах Веддинга и под Гвадалахарой, вместе с партизанами Болгарии и Югославии сражались за честь, свободу и независимость этих народов, и книги Шолохова, которые сейчас сражаются в Демократической Республике Вьетнам и вдохновляют бойцов Сопротивления на борьбу против американской агрессии. Книги, простреленные пулей и опаленные огнем. Ему надо было видеть переводчиков, слышать бойцов-защитников Мадрида" получить из первых рук документы о борьбе "Тихого Дона" на разных континентах... И Прийма "отправился" в этот длительный, трудный творческий поиск в Берлин и Будапешт, Токио и Прагу, Буэнос-Айрес, Лахор и другие города и веси земные.

Он отправил за рубеж сотни книг "Тихого Дона" и тысячи писем. И в итоге собрал четыреста томов зарубежных изданий книг Шолохова (в том числе уникальные первые издания из 15 стран) и около двух тысяч документов о творчестве советского классика (среди них - письма лидеров компартий Европы, Америки, Азии, отзывы выдающихся писателей, борцов антифашистского подполья, сообщения первых переводчиков, издателей и свыше тысячи статей прессы).

Собрав всю эту громаду бесценной документации по зарубежной шолоховиане, автор принес ее в дар родному городу Ростову-на-Дону и в 1968 году, в связи с 40-летием выхода в свет первых книг знаменитого романа, организовал в Ростовском музее краеведения поистине грандиозную литературно-документальную выставку "Тихий Дон" сражается".

Об этой выставке много писали. Из откликов на нее приведем лишь один, высказанный ростовским писателем и шолоховедом Михаилом Андриасовым: "Выставка, организованная К. Приймой, напоминает мне первый облет Луны! Она показала нам ту сторону борьбы "Тихого Дона", которую мы до сих пор не знали"^*.

^* (Газ. "Комсомолец". Ростов-на-Дону, 1968, 20 декабря, № 248. стр. 3.)

Да, не знали и многие специалисты-шолоховеды.

Но здесь мы должны сделать небольшое отступление.

В конце 20-х годов нашего века в литературе Европы и мира появилось три новых имени, наложивших зримую печать на литературу Запада. Это Эрих Мария Ремарк, Ричард Олдингтон и Эрнест Хемингуэй. Они рассказали об ужасах войны и предали ее проклятию. Они рассказали и о погибших в окопах и о тех погибших, кто остался жив, но перед ужасами войны потерял веру в жизнь и потерял смысл жизни. Так началась литература о "потерянном поколении", которое потеряло все и прежде всего самое себя. Потому-то, поставив грозный вопрос "Кто виноват?" в неисчислимых жертвах мировой бойни, эта литература не смогла на него ответить. Не смогла, видимо, потому, что не давала ответа сама жизнь Запада: на западном фронте было без перемен...

Ответ на вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?" пришел из Советской России, с берегов красного Дона. Он был точен и убедителен, ибо здесь строился мир на новых основах и новых началах. Этот мир и родил писателя, который видел и знал больше, чем его западные собратья по перу. Знал больше, пережил больше и герой Шолохова Григорий Мелехов, которого не отнесешь к "потерянному поколению". При всем грузе прошлого, при всех ошибках и заблуждениях, судорожных метаниях из стороны в сторону - это герой ищущий и нашедший. Он уже знает, что в борьбе миров третьего пути не дано. Его признание Советской власти и участие в битвах на стороне красных не случайность, а, наоборот, исторический результат, итог долгих раздумий, разочарований, падений и взлетов - итог активного поиска нового. Григорий Мелехов очаровывает нас как человек, как личность, чьи возможности движения вперед неисчерпаемы. В этом пафос шолоховского героя. Освобождаясь от груза традиций и предрассудков, он идет навстречу новой власти, зная наперед, что его ожидает суровая кара. Но внутренне преодолено и это: ибо он идет навстречу справедливости, которую искал всю жизнь. Гениальный штрих великого художника, венчающий образ титанической силы, величия и красоты.

Это - приятие нового правопорядка, рождение нового правосознания.

Итак, не "отщепенство", не гибель, не падение героя, а его рост и активный поиск истины - вот что составляет содержание шолоховского эпоса. Идея союза рабочего класса и крестьянства - его святая святых. На исключительном материале (о чем любят говорить авторы "отщепенства"), на изображении жизни и судеб казачества Шолохов ставит и решает общенациональные вопросы, имеющие международное значение, - вопросы о роли крестьянства в пролетарской революции. В том и состоит непреходящий исторический смысл шолоховского анализа, что в казачестве, поставленном в исключительные условия, писатель обнаружил те же самые процессы, которые характерны для русского (и не только русского!) крестьянства в целом. А исключительность условий жизни казачества лишь подчеркивает незыблемость закономерностей развития и сущности крестьянства, открытых Лениным. Отсюда - общенациональное и мировое значение "Тихого Дона". На самом неблагодарном и неблагоприятном материале писатель показал, что диктатура пролетариата побеждает, торжествует идея Серпа и Молота.

Все это очень далеко от произведений Ремарка, Олдингтона, Хемингуэя. Но должно отметить, что в романе "По ком звонит колокол?" Хемингуэй, художественно исследуя причины поражения Испанской республики, в изображении действий экстремистов, оттолкнувших от республики "средние слои", во многом идет по пути Шолохова. Полагаю, это несомненно.

В книге Константина Приймы читатель найдет обильный материал, говорящий о том, чему учит "Тихий Дон", каковы "уроки истории", связанные с ним. Как свидетельствует участник событий тех лет (а после второй мировой войны - первый секретарь ЦК СЕПТ) Вальтер Ульбрихт, коммунисты Германии читали и изучали "Тихий Дон" как "руководство к действию". Почти двадцать окружных коммунистических газет печатали из номера в номер главы шолоховского романа. Магдебургская коммунистическая газета "Трибюне" писала о нем: "...роман учит, как трудящиеся однажды должны будут поступить со своими угнетателями, которые в течение столетий переплавляют их пот и кровь в золото".

Прославленные писатели Запада этому не учили. Их романы - печальная повесть о том, как преступный мир убивает человека и все лучшее в человеке. А эпос Шолохова - сказание о конце преступного мира и о рождении мира нового, былина о рождении Человека...

Все эти, как и многие другие, факты, приведенные в настоящей книге, свидетельствуют о том, что "Тихий Дон" Шолохова уже более сорока лет находится на передовой линии идеологической борьбы двух миров, неся людям идеи социалистического гуманизма и интернационального братства. Не потому ли датская буржуазная газета "Дагенс нюхедер" 23 августа 1934 года с ужасом писала о нем: это "настоящий литературный коммунизм!.."

Неопровержимо!..

Историческая жизнь "Тихого Дона" и сложна и многозначна. И кто только не заигрывал с этим великим произведением искусства, кто только не желал изменить (хотя бы чуть-чуть) русло "Тихого Дона", его глубину, позицию самого автора и его место во всемирной литературе. Их, желающих, было и есть еще много! От ревнителей "теории" "отщепенства" с их тезисом "Григорий Мелехов - отщепенец, бандит" до пекинских хунвэйбинов, которые, подхватив этот тезис, по всему Китаю предали "Тихий Дон" огню. От английского издательства "Путнам" и американского "А. Кнопф", что вырубили свыше 100 страниц из "Тихого Дона" (и до сих пор не хотят их восстановить!), до модерниста Др. Недельковича, который заявил в югославской прессе (1966), что в "Тихом Доне" якобы запечатлен "абсурд жизни, абсурд революции, абсурд и самой любви..."^* От ренегата-перебежчика в ФРГ Рюле, называющего "Тихий Дон" "героической песней о русской Вандее" (1959), до гнусных наветов американского драматурга Артура Миллера (1969) и многих других - несть им числа!

^* (См.: гл. "Югославия".)

Не лишая слова противников "Тихого Дона", давая выговориться им всласть, книга Приймы тем самым раскрывает классовый характер литературных оценок и характеристик, что является краеугольным камнем марксистско-ленинского литературоведения. Это представлено в обнаженности, яркости и ярости, в злобе и ненависти - в беспощадной наготе.

С другой стороны, книга демонстрирует несметное богатство суждений прогрессивного лагеря о "Тихом Доне", восхищение им, преданность и служение ему, равно и глубокое проникновение в самую суть его духовного содержания.

Неоценимую помощь в этом автору книги оказали многие переводчики и издатели, прогрессивные писатели и журналисты, редакции коммунистических газет "Нойес Дойчланд", "Юманите", "Руде право", "Непсабадшаг", "Дейли уоркер" (Лондон) и в особенности лидеры коммунистических партий - Морис Торез и Пальмиро Тольятти, Вальтер Ульбрихт и Этьен Фажон, Долорес Ибаррури и Джон Голлан, Иосип Броз Тито и Янош Кадар, Хесус Фариа и Чандра Рао. Полученные нашим автором от них документы, письма, отзывы о творчестве Шолохова являются золотым фондом книги "Тихий Дон" сражается".

Верный исследовательский партийный такт, побудивший автора книги обратиться к людям, стоящим в авангарде политической борьбы масс, как видим, вполне оправдал себя. Именно ветераны коммунистических партий обобщенно и раскрыли мировое значение творчества Шолохова.

В дни Международного совещания коммунистических и рабочих партий в Москве в 1969 году Константин Прийма берет интервью о "Тихом Доне" у лидеров коммунистических партий американского континента - генерального секретаря ЦК Компартии Бразилии Луиса Карлоса Престеса, у одного из руководителей Компартии Аргентины Родольфо Гиольди, обращается к Национальному председателю Исполкома ЦК Компартии США Генри Уинстону...

И что знаменательно: вопросы о произведении литературы для всех без единого исключения крупнейших деятелей международного коммунистического движения не были неожиданными. Все они говорили о "Тихом Доне", как о "великом произведении нашей эпохи", в котором автор "поведал всему миру, что такое настоящая пролетарская революция", и "как наконец впервые в мире была установлена самая демократическая власть - Советская власть" (Генри Уинстон). "Шолохов не просто всемирно известный писатель... Главное, он художественно ярко и правдиво показал всему миру советскую революцию, рождение нового мира, победу диктатуры пролетариата в России. В этом суть вопроса, почему реакция его боится. "Тихий Дон" "опасен" (Луис Карлос Престес). "Тихий Дон" - это правда очевидца и участника (!) этих событий, правда о русской революции, правда, нашедшая изумительное художественное воплощение" (Родольфо Гиольди).

Но не менее замечательно и то, что книга о русской революции стала фактом национального революционного движения ряда стран - фактом их собственной национальной духовной культуры, фактом их революционно-патриотического сознания.

"Наши коммунисты, как и все патриоты-интернационалисты, с огромной радостью познакомились с романом Шолохова. На меня лично чтение этой замечательной книги произвело глубокое впечатление. "Тихий Дон" всколыхнул во мне воспоминания о многих эпизодах нашей борьбы и трудного марша, который вместе с горсткой патриотов в свое время я осуществил в Бразилии", - говорит Престес. "Книги Шолохова - это наши соратники на передовой линии классовой и идеологической борьбы", - подтверждает Родольфо Гиольди. "Передовые пролетарии и прогрессивная интеллигенция горячо любят Шолохова. Это любимый писатель студенчества, которое активно борется против войны во Вьетнаме, за мир и дружбу с Советским Союзом", - скажет и Генри Уинстон.

Книга "Тихий Дон" сражается" на долгие годы станет первоисточником по изучению влияния советской литературы на мировой историко- литературный процесс. Станет живым документом эпохи, говорящим о том, что подлинное произведение русского искусства о Великой Октябрьской революции - "Тихий Дон" - уже перестает быть только произведением советского искусства и становится фактом большой политики.

Несомненно, найдутся критики, которые скажут, что эта книга перегружена документами прессы, что ее надо было построить по иному плану и что наш автор собрал еще не все зарубежные статьи о Шолохове, что еще есть там-то статья такая-то, а в другой газете - иная.

Но Шолохов и его творчество-это такое величественное явление в мировой литературе, что собрать о нем все, как и объять необъятное, - невозможно. Автор книги "Тихий Дон" сражается" и не ставил перед собою такой задачи. В книге даже очень маленькие главы значительны по своему содержанию (Вьетнам, Дания, Италия, Индия, Норвегия), хотя дотошный критик и может сказать, что в них представлены не все документы прессы. Но в этом нет ничего предосудительного. Сейчас нет, со временем будут.

Материалы книги приведены в систему, проанализированы, все факты, события и документы о великой битве "Тихого Дона" с реакцией всего мира истолкованы и освещены с наших партийных позиций. Важно отметить, что всю эту громаду документов собрал и передает в руки читателей один человек.

Книга К. Приймы "Тихий Дон" сражается" - новаторская по своему существу. Она явила нам новый тип исследования о советской литературе и ее мировом значении. Книга о флагмане нашей литературы в неотразимой силе документальности своей пусть послужит примером другим авторам и подвигнет их на создание других книг о доблестных представителях литературы страны социализма- Горьком и Леонове, Фадееве и Маяковском.

Такой же тип изданий желателен и необходим и о классике нашей. Читатель с радостью и благодарностью прочитает подобную книгу о Пушкине и Лермонтове, Чехове и Толстом...

Книгу "Тихий Дон" сражается" с интересом прочтет наш рабочий, крестьянин, студент. Она явится необходимым подспорьем преподавателям литературы средней школы и вуза. И наш брат, литературовед и историк, всегда найдет в ней ценнейшие материалы, первоисточники, переведенные с двадцати языков, и воздаст должное автору, который заново открыл нам величие, красоту и мудрость гениального творения М. А. Шолохова.

Однако следует сделать еще несколько замечаний.

Не все разыскания Приймы вошли в его книгу. Многое затерялось на страницах изданий десяти - двадцатилетней давности. А среди них есть подлинные, большие находки. Так, его очерк "Шолохов в Вешках" ("Советский Казахстан", 1955, № 5) рисует облик писателя-гражданина, коммуниста, который вовремя "разглядел вражеские действия шайки троцкистов, орудовавших на Северном Кавказе, и смело вступил с ними в борьбу". Волнующий рассказ об этом Константина Приймы прокладывал дорогу исследователям "Тихого Дона" для глубокого понимания идеи романа и трагедии его героя. Позже, в 1962 году, в журнале "Подъем" (№ 5) появятся "Вешенские встречи. К творческой истории шолоховских произведений".

В разысканиях о героях "Тихого Дона" - об Иване Лагутине, например, - документируется богатырский эпос революции, встают люди, кованные из чистой стали, простые казаки, обнаружившие недюжинные способности военачальников и дипломатов, политиков и хлеборобов.

В литературно-теоретическом плане подобный розыск дает возможность определить путь творческой фантазии писателя от правды факта к правде художественного обобщения. Это обогащает теорию вопроса. Не вдаваясь в подробности проблемы (пусть поработают товарищи теоретики- собранного автором материала хватит на всех), уже сейчас мы обязаны сказать, что великий поэт Шолохов является и великим историком. Гармония этого дара и породила "Тихий Дон".

Это доказал, это документировал автор настоящей книги.

Но вопрос имеет и другую сторону. Среди высказываний Шолохова по теории образа есть и глубокие замечания о прототипе в его отношении к творческому замыслу, т. е. к идее произведения, к идее образа. Именно идея как общая истина работает над прототипом и включает его уже как тип в свое русло - делает его своим достоянием. Отсюда-значение наблюдений автора над прототипами "Тихого Дона" и "Поднятой целины". Угол отклонения от прототипа при прочих равных условиях есть поворот к идее, равнение на нее. И в этом смысле наиболее говорящи "расхождения" Григория Мелехова со своим прототипом Харлампием Ермаковым. Прийма подробно рассказал о нем. При всей колоритности фигуры Ермакова и внешнем сходстве с героем "Тихого Дона" (и внутреннем, конечно), Григорий все более и более уходит от Ермакова. Почему? В чем? Да в том, что в Ермакове побеждало индивидуальное. Его трагедия сугубо личная. Это, собственно, и не трагедия. А трагедия Григория - это трагедия народа в определенную пору развития истории. И везде и всюду, "подчеркивая" яркость, талантливость, необыкновенность личности своего героя, писатель неизменно настаивает на том, что Григорий - это народ, его боль - боль миллионов, его трагедия не есть трагедия личной вины, вины "отщепенца", Отсюда - бесконечность обаяния образа.

Сейчас после работ В. Петелина, Ф. Бирюкова, А. Хватова, Л. Ершова и других авторов, а также книги Константина Приймы вопрос об "отщепенстве" Григория решен отрицательно и с точки зрения творческой истории "Тихого Дона".

Еще более волнует сообщение Приймы в той же статье о судьбе "хорунжего из Вешек" Павла Кудинова, героя "Тихого Дона". Очерк первоначально был напечатан в "Литературной газете" (№ 89, 1962). Отсюда мы узнали, что "Тихий Дон" явился решающим актом самосознания для многих и многих сынов Дона, сынов России. Вот что об этом написал из Болгарии Павел Назарьевич Кудинов автору книги:

"Скажу вам, как на духу, - "Тихий Дон" потряс наши души и заставил все передумать заново, и тоска наша по Рорсии стала еще острее, а в головах посветлело. Поверьте, что те казаки, кто читал роман М. Шолохова "Тихий Дон", как откровение Ионна, кто рыдал над его страницами и рвал свои седые волосы (а таких были тысячи!), - эти люди в 1941 году воевать против Советской России не могли и не пошли. И вот за это прозрение на чужбине тысяч темных казаков благодаря "Тихому Дону" и передайте Шолохову мой чистосердечный казачий земной поклон..."

Так велика сила искусства Михаила Шолохова. Она словом правды буквально перерождает людей. О чем политический деятель скажет: сила эта - организующая и мобилизующая человека на правое дело.

В 1910 году В. И. Ленин писал о Толстом: его мировое значение как художника "отражает... мировое значение) русской революции"^*. Отражает настроение крестьянских масс ко времени наступления буржуазной революции в России.

^* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 20. стр. 19.)

Вслед за Толстым явился Горький. Пролетарский художник. Его мировая известность и слава, его влияние на мировой историко-литературный процесс тоже отражали мировое значение русской революции, ее подготовку и вызревание уже как революции пролетарской, хотя произведения Максима Горького основывались на опыте революции 1905 года.

А Ленин мечтал о том, что придет пора, когда русский писатель расскажет всему миру о победоносной пролетарской революции в России как об историческом свершении, как о богатейшем опыте ее, "о движении масс и классов в целом". Но для этого требовалось одно непременное условие - чтобы победоносная пролетарская революция свершилась. Отсюда - совет Горькому: писать "Дело Артамоновых" после революции, потому что "конца-то действительность не дает"^*. Горький по-своему выполнил совет Ленина в последних страницах своего романа. Но в силу ряда условий широкого разворота движения масс, особенно крестьянства, он передать не мог.

^* (Из письма А. М. Горького Н. К. Крупской от 16 мая 1930 г. Сорренто. В сб.: "В. И. Ленин о литературе и искусстве". М., 1957, стр. 563.)

Решение этой грандиозной задачи - показать движение масс в период пролетарской революции, показать победу диктатуры пролетариата как классового союза рабочего класса и крестьянства, - решение этой задачи выпало на долю другого писателя. Таким писателем стал Михаил Шолохов. Он исполнил то, что завещал русскому писателю Ленин. Показал всемирно-историческое значение победоносной Великой Октябрьской социалистической революции. Показал победу союза рабочих и крестьян, выдержавшего самые тяжелые испытания. И все это благодаря гениальному освещению писателя стало поистине шагом в художественном развитии человечества.

Отсюда - мировое значение творчества Михаила Шолохова и его влияние на литературу мира.

Об этом в неопровержимо ярких, исторически значимых документах^* рассказывает книга Константина Приймы.

^* (Из них десятки, если не сотни, впервые становятся предметом литературного анализа.)

Книгу эту начинаешь читать так, как она названа - "Тихий Дон" сражается". Но по мере чтения ее тобою все более и решительнее овладевает мысль: "Тихий Дон" побеждает!"

Таково подлинное название этой книги.

Доктор филологических наук, профессор В. Архипов Москва 16 мая 1971 г.