«Мелеховский двор - на самом краю хутора...» Первая фраза самого знаменитого русского романа советских времен. Вот он этот хутор – Базки, как раз через Дон напротив Вешенской. Вот этот двор, буйно заросший сиренью. С трепетом открываем старую скрипучую дверь, проходим в залу и останавливаемся в недоумении: посреди небольшой по нынешним временам комнаты – надгробие. Надпись "Ермаков Харлампий Васильевич. Прототипу главного героя «Тихого Дона». Лихому рубаке и отчаянно храброму человеку. 1891 - 1927 гг. Вечная Вам память". Нашу съемочную группу Ростовской кинохроники – режиссера Романа Розенблита и оператора Виктора Уколова - сопровождает внучка Ермакова. Спрашиваем, почему надгробие и здесь. Милиция сняла. Сказали: нечего белому офицеру памятники ставить.
И Розенблит, и Уколов много раз снимали Михаила Александровича Шолохова, беседовали с ним. Но и они впервые в мелеховском курене. Для меня же все происходящее сродни чуда. За подслеповатыми окнами дома, по половицам которого бегал самый известный в мире донской казак, – май 1990 года. Вся страна готовится отметить юбилей классика, сделавшего его героем романа, и вдруг – милиция запретила.
Накануне поездки в Вешенскую просмотрела прессу. В который раз переливание из пустого в порожнее: кто написал «Тихий Дон»... Но у меня в руках уникальные материалы из архива ростовского КГБ, раскрытого как раз в канун юбилея. Трагедия донского казачества в четырех томах уголовного дела. Среди материалов послужной список Харлампия Васильевича Ермакова, названного в романе Григорием Мелеховым. Уже в ходе прочтения обнаружила удивительное обстоятельство: Шолохов даже не менял номера частей, в которых воевал Ермаков, просто перенес факты из жизни Харлампия Васильевича на страницы романа. Ничего выдумывать не пришлось. Последняя дата, высеченная на памятнике, - 1927 год - была как раз понятна. В третьем томе уголовного дела я обнаружила документ о приведении в исполнение приговора: летом этого года, как раз когда Шолохов повез в Москву первую книгу «Тихого Дона», Григорий Мелехов был расстрелян в Миллеровской тюрьме. С того времени путаюсь: говорю то Мелехов, то Ермаков. Для меня это один и тот же человек. Вот и Михаил Александрович, предвидя этот факт, всю жизнь заметал его следы, рассказывая журналистам и «шолохоедам», - так он называл многочисленных исследователей своего творчества, - о якобы многочисленных прототипах Мелехова. За то, что поставил белого офицера в центр своей казачьей эпопеи, по тем временам можно было поплатиться не только свободой, но и жизнью.
Собственно, всю свою жизнь с молодости он ходил по лезвию бритвы. В его автобиографии есть эпизод о встрече с Нестором Махно. Будущий писатель был захвачен в плен, его допрашивал сам командующий, который вместо расстрела распорядился отпустить юношу, сказав напоследок: «Пусть меня добрым словом вспоминает!» Долгое время эта история считалась выдумкой, однако недавно нашлись документы, которые свидетельствуют, что это событие действительно имело место.
Более известен эпизод, когда Шолохова, написавшего в Москву о беспределе, или, как тогда говорили, о перегибах, творящихся на Дону, приговорили в Ростове к аресту и расстрелу. Писателю удалось тогда оторваться от преследователей и попасть к Сталину. Вот как об этом «Российской газете» говорила дочь писателя Светлана: «Сталин его спас. Не разрешил посадить, расстрелять. Многих выпустили из тюрем в Вешенском районе после заступничества отца».
О третьей попытке убить писателя нашей съемочной группе рассказала уже вдова Михаила Александровича - Мария Петровна Шолохова:
- Позвонил руководитель ОГПУ Генрих Ягода, с которым они были знакомы, и пригласил к себе: «Приезжай, Миша, посидим, выпьем, поговорим». На углу большого стола с откинутой скатертью стояли откупоренная бутылка водки и банка шпрот. Генрих Григорьевич наполнил рюмки, чокнулись. Шолохов выпил, а Ягода и говорит: «Что-то неважно я себя чувствую, пожалуй, не буду пить. Давай в другой раз встретимся, тебя отвезут». Шолохов подцепил вилкой шпротинку, закусил и уехал. В машине ему стало плохо. Резкая боль в желудке... Шофёр же, ни о чём не спрашивая, повёз его в больницу ОГПУ.
Там – сразу же на операционный стол. Собрались врачи, просят подписать согласие на операцию. Шолохов взглянул на врачей и внезапно под одной из белых шапочек увидел выразительные глаза молодой женщины, показывающие: не надо! Он отказался подписать и остался жив.
Но вернемся в майские дни 1990 года. Сижу в архиве КГБ. В руках уголовное дело Харлампия Ермакова, приговоренного к расстрелу за участие в Вешенском восстании. Эта тюремная фотография в фас и профиль последняя, сделанная при жизни. Нигде вы об этом не прочтете, но сгубила Григория слабость к женскому полу. Арестовали его после четвертой женитьбы по доносу третьей, брошенной, жены, Поляковой. Ее донос в материалах дела. Листаю дальше. Прошение на имя председателя Ростовского областного суда Извариной о реабилитации отца Х. В. Ермакова. Подписано – Пелагея Харлампиевна Шевченко, дочь. Она же и получала бумагу о реабилитации. Надо же, Пелагея, Полюшка. Как в романе. Документ датирован 62-м годом. Жива? Кидаюсь к дежурному – есть ли связь с Вешками? Есть. Вешенский дежурный развеивает все сомнения: жива Пелагея Харлампиевна, человек в Вешках уважаемый, заслуженная учительница. Собственно с этого и началась наша командировка в Вешенский район.
Поразительно, но это была единственная съемка Пелагеи Харлампиевны. Черные как смоль волосы с проседью, пронзительные глаза, нос с горбинкой в ермаковскую породу. Ее свидетельства самые ценные. Пелагея Харлампиевна последняя, кто видел Харлампия Васильевича живым. Ей было 17 лет, когда ей позволили проститься с отцом в Миллеровской тюрьме.
После ее рассказа никаких сомнений относительно того, кто и как писал «Тихий Дон», не остается. Она была свидетелем многочасовых бесед отца и Михаила Александровича. Да и в Вешках все знали, что Григорий Мелехов списан с Харлампия. И внешность, и повадки, как и вся жизнь. Зачем тогда весь этот подлый литературоведческий детектив? Зачем все эти виртуальные попытки убить писателя Шолохова? В чем их смысл? Только в том, чтобы доказать, что русский парень не может так писать? Вся эта почти вековая возня никак не сопрягается со здравым смыслом, но странным образом напоминает происходящее в наши дни.