24.07.2014

Первая Мировая Война глазами Григория Мелехова

Столетие начала этой трагической исторической вехи некоторые отмечают как некий патриотический праздник, забывая осмыслить зачастую совсем не фанфарный ход сражений, не говоря уж о катастрофе в тылу, в столицах...

А забыть (и превзойти!) поэтичные образы Шолохова невозможно... Его проза запоминается кусками, мощными фрагментами - как стихи. Казачья Илиада начинается накануне войны, в предпоследний мирный год. Последующее десятилетие после мирного 1912-го станет для донского казачества (и, соответственно, для героев романа) катастрофическим. Да, шолоховский роман - это гибель нибелунгов ХХ века по-казачьи. Потому читателю "Тихого Дона" и трудно усомниться в том, что перед нами эпос.

Война подступает, как в сказке или в былине, тревожными приметами. "По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч перелетел на кладбище, стонал над бурыми затравевшими могилами. - Худому быть, - пророчили старики. - Война пристигнет". Сколько споров, пересудов услыхал Дон: быть или не быть войне? Но даже бывалые казаки, ветераны многих походов, не могли представить масштабов бедствия. О войне ХХ века они ничего не знали. Никто не знал!

Шолохов обращает внимание на драматизм первых дней войны: слом мирной жизни, слёзы матерей и будущих вдов. Его интересует именно этот ракурс, именно этот пласт правды. Совсем иначе трактовал начало войны Алексей Толстой, ставший военным корреспондентом. "И весь народ, тот, кто был только что и темным, и сонным, и пьяным, за кого мы всегда опасались, кого с такими трудностями учили уму-разуму, поднялся на беспримерную эту войну, решительно, мужественно и серьезно". Другое настроение, другая интонация. Правда, Толстой писал эти строки во время войны, а Шолохов осмыслял события 1914-го уже и после следующей войны - Гражданской. И всё-таки здесь проявляются всегдашние черты двух писателей, современников, но не единомышленников. Алексей Толстой ни в коей мере не был толстовцем... В нём неизменно проступал державник - даже когда это казалось непоправимо старомодным.

Великая война - в центре донской эпопеи, она объединяет и разъединяет героев, играет судьбами. Шолохов начал работать над романом совсем молодым человеком (да и Л. Н. Толстой написал первый том романа "Война и мир" в 36 лет - сегодня в это трудно поверить). Вроде бы он не бывал в штабах, не сражался в Галиции, не общался с генералами, не мог участвовать в той войне, но в романе голос автора звучит внушительно. Как будто он видел хронику сражений и наяву, и в документальном кино - хотя, когда Россия вышла из Первой мировой, Михаилу Шолохову было двенадцать лет.

Так бывает с большими писателями - и потому неубедительны разговоры о "плагиате" Шолохова, замешанные, в том числе, и на таком аргументе: "Трудно поверить, что молодой человек проник так глубоко в логику истории". Художнику многое подвластно.

Открывая судьбы вымышленных героев, он умеет поглядеть на события и стратегически: "От Балтики смертельным жгутом растягивался фронт. В штабах разрабатывались планы широкого наступления, над картами корпели генералы, мчались, развозя боевые припасы, ординарцы, сотни тысяч солдат шли на смерть". И снова - ощущение бессмысленности войны, бесплодности стараний. Шолохов не сомневается: войны можно было избежать, враг не вторгся бы на территорию России, если бы...

Романисту - особенно русскому и особенно пишущему о войне и мире - трудно не подпасть под влияние Льва Николаевича Толстого. Не только художественное, но и идеологическое. Лев Толстой едва ли не первым постарался поглядеть на сражения глазами мужика, подневольного солдата, для которого война - прежде всего непосильный труд и отрыв от родного крестьянского дома. Не чужд Шолохову и толстовский пацифизм - с народным, крестьянским уклоном. Шолохов к тому же был коммунистом, и к "Первой империалистической" должен был относиться соответствующим образом. "Чудовищная нелепица войны" - как это по-толстовски. Несколько раз Шолохов сравнивает войну с мясорубкой - ещё в эшелоне старый железнодорожник скажет о казаках, направляющихся "на позиции": "Милая ты моя говядинка". Шолохов показывает казаков, направляющихся на войну, как обречённых.

В устах казака такие мысли показались бы странными. Хотя... Никто так не умеет ненавидеть войну, как бывалые воины. Ведь и в 1914-м году не полководцы и не офицеры были инициаторами и виновниками всеевропейской трагедии. Если нужно воевать - приказы не обсуждаются и следует служить, как это было сформулировано ещё в петровские годы, не щадя живота своего. "Война - так по-военному", - так переводится на русский язык популярная французская поговорка.

А Шолохов даже о самых героических эпизодах войны повествует с грустью, с долей скепсиса: "А было так: столкнулись на поле смерти люди, натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбегались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались нравственно искалеченными. Это назвали подвигом".

Тут речь идёт не об абстрактном подвиге, а о знаменитом бое казака Козьмы Крючкова. В детстве - а оно пришлось на годы Первой мировой - Шолохов вместе с другими мальчишками играл "в Козьму Крючкова", но детский восторг не сохранился. "Крючков, любимец командира сотни, по его реляции получил Георгия. Товарищи его остались в тени. Героя отослали в штаб дивизии, где он слонялся до конца войны, получив остальные три креста за то, что из Петрограда и Москвы на него приезжали смотреть влиятельные дамы и господа офицеры. Дамы ахали, дамы угощали донского казака дорогими папиросами и сладостями, а он вначале порол их тысячным матом, а после, под благотворным влиянием штабных подхалимов в офицерских погонах, сделал из этого доходную профессию: рассказывал о "подвиге", сгущая краски до черноты, врал без зазрения совести, и дамы восторгались, с восхищением смотрели на рябоватое разбойницкое лицо казака-героя", - вот таким увидел Крючкова Шолохов.

Об этом самом лихом казаке в годы Великой войны было принято рассказывать в фольклорном (противники скажут: псевдофольклорном) духе. Молодому Шолохову бодрый стиль не нравился. Но к началу Великой Отечественной то ли максимализм ослабнет, то ли острее станет Шолохов воспринимать тему защиты Родины. Его фронтовая публицистика полна восторга перед героями, а "Судьба человека" окажется на той же полке, что и "Рассказы Ивана Сударева" Алексея Толстого... Шолохов поймёт: сражающемуся народу необходим былинный рассказ о подвигах, о героизме, о воинах умелых и несгибаемых - таких, как Козьма Крючков.

Судьба товарищей Козьмы Крючкова - как сюжет из "Донских рассказов" или "Тихого Дона". Братья по оружию оказались по разные стороны линии фронта. Можно ли было избежать братоубийственного раскола? В "Тихом Доне" показаны противоречия, из которых неимоверно трудно выкарабкаться. В истории случайности не водятся.

Григорий Мелехов умел воевать, был смекалистым вожаком и терпеливым бойцом, Шолохов не преуменьшает его доблести. Но любимый герой писателя недоволен собой: "джигитовал казак и чувствовал, что ушла безвозвратно та боль по человеку, которая давила его в первые дни войны. Огрубело сердце, очерствело, и как солончак не впитывает воду, так и сердце Григория не впитывало жалости". Очень скоро он начинает отторгать войну - для него, как для Гамлета, мир раскололся. Быть может, это произошло, когда он встретился взглядом с австрийцем, которого зарубил.

Почему Первую мировую считали войной несправедливой? В России в начале ХХ века "промышленники и банкиры" рвались к власти. Пересматривались традиционные устои купеческого сословия. В прежние века купцы и помыслить не могли о политическом влиянии в масштабах империи: им бы с городничими справиться... А тут - в результате "развития капитализма в России" - они получили возможность открыто наживаться на войне, да ещё и влиять на правительство. Недолго просуществовала в России полуолигархическая система - и в войну она показала неустойчивость. Купеческое высокомерие дорого стоило России: жертвами оказались лучшие, в том числе и в казачьей среде.

Для них "Тихий Дон" звучит как реквием: "Многих недосчитывались казаков, - растеряли их на полях Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии, трупами легли они и истлели под орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавило их дождями, позамело зыбучим снегом... Травой зарастают могилы - давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших - время залижет и кровяную боль, и память тех, кто не дождался, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы..."

Так было. Убитых не вернуть.

Но память всё-таки не умирает, это доказывает нынешнее внимание к судьбам героев и жертв Первой мировой войны.

Источники:

1. stoletie.ru