В хуторе Кружилине

По дороге из Миллерово в Вешенскую, сразу за станицей Каргинской, за опоясанным синей лентой асфальта бугром, справа открывается хутор Кружилин. Отсюда, с бугра, с кромки поля озимой пшеницы, где в ровном коридоре пирамидальных тополей вытянулась дорога в хутор, хорошо видна широкая ложбина с белеющими шиферными крышами жилых застроек, с садами, животноводческими фермами, скирдами соломы и сена.

Сегодня Кружилин - большой благоустроенный хутор. А что видел Миша Шолохов в степном Кружилине начала XX века? Голая ложбина у небольшой речушки Черной. Редко стоящие друг от друга саманные завалюхи под камышом, убогие базы и сараи, чахлые деревца. Клочки земельных наделов. И безмолвная целинная степь на многие версты. До станицы Вешенской на быках ехать почти целый день. До железнодорожной станции - трое - четверо суток. Жизнь казаков замыкалась вокруг куреня и небольшого надела скудной земли.

Хутор Кружилинский - родина М. А. Шолохова

Недвижимой собственности Александр Михайлович Шолохов не имел, денег не было. На первых порах он сеял хлеб на арендованной у Войскового совета казачьей земле, работал наравне с казаками. Тяжелой работой с утра до ночи была занята и Анастасия Даниловна.

Миша рос не один. В доме с Шолоховыми жила многодетная семья родной сестры Александра Михайловича - Ольги Михайловны Сергиной. После смерти ее мужа Александр Михайлович перевез всю семью из Обливской в Кружилин, в свой дом, и взял все заботы на себя. Миша крепко сдружился с двоюродными братьями - Сашей и Володей Сергиными.

М. А. Шолохов (сидит в первом ряду справа) среди учителей и учеников единой трудовой школы второй степени в станице Вешенской. 1927 г. Крайний слева во втором ряду - Георгий Никитович Кружилин, уроженец хутора Кружилинского. Ныне - известный ученый-теплотехник, чл.-кор. АН ССР. Из архива Г. Н. Кружилина. Публикуется впервые

К крестьянскому труду казаки приучали детей смальству. С пяти - шестилетнего возраста ребята всегда были при деле. Их брали с собой на пахоту, на сев, на луговые покосы. Ребята пасли, гоняли на водопой коней. Состояли в погонычах. Ездили посыльными на хутор. Сажали и копали картошку, убирали кукурузу, бахчи. Кормили скотину. Чистили базы. Веяли решетами семенное зерно. К десяти - двенадцати годам любой подросток хорошо разбирался во всех тонкостях крестьянского быта.

А житейского опыта набирались у стариков. Это велось испокон веков: возле стариков всегда дети. Бывальщины и небылицы, родословная хуторян, прозвища, военные истории, случаи на рыбалке и охоте - все, чем богата степная хуторская жизнь, передавалось, рассказывалось стариками. И не просто рассказывалось, а всегда между делом: сидит дед, чинит хомуты, седла, а вокруг детвора очищает кукурузные початки или перебирает картошку. Лясы точить без дела дед не станет.

Работа, повседневный крестьянский труд диктовался необходимостью в каждой семье. Над неумелыми и ленивыми смеялись, их презирали. И не было большего позора, если казака называли белоручкой.

Миша Шолохов, братья Сергины, как и все их хуторские сверстники, были помощниками в хозяйстве родителей. Александр Михайлович брал детей с собой в степь на полевые работы, вместе они ездили на мельницу молоть муку, на ярмарки. Ребята рано научились запрягать лошадь, ухаживать за скотом и птицей, косить сено, рубить дрова.

Хутор Кружилинский - родина М. А. Шолохова

Один из первых литературных учителей и наставников Михаила Шолохова А. С. Серафимович писал:

"С самого рождения маленький Миша дышал чудесным степным воздухом над бескрайним степным простором, и жаркое солнце палило его, суховеи несли громады пыльных облаков и спекали ему губы. И тихий Дон, по которому чернели каюки казаков-рыболовов, неизгладимо отражался в его сердце. И покосы в займище, и тяжелые степные работы пахоты, сева, уборки пшеницы - все клало черту за чертой на облик мальчика..."

Игрушек у детей было тогда мало, ребята мастерили их главным образом сами. Деревянные "пики", "шашки", "кони", "артиллерия". Просторный двор, заросший кудрявым спорышем, иногда превращался в настоящее поле "сражений".

Дом в Кружилинском, где родился М. А. Шолохов

Особенно любили игру в Порт-Артур. Тогда, по свежим следам событий, русские люди тяжело переживали падение Порт-Артура, героическую гибель крейсера "Варяг", гибель командующего дальневосточной эскадрой адмирала Макарова. В доме Шолоховых часто говорили о военных событиях.

- В те времена, после русско-японской войны и героической обороны Порт-Артура, излюбленной игрой хуторских ребятишек, маленьких казачат, было сражение у стен Порт-Артура, - рассказывал позднее Александр Иванович Сергин. - Соберемся, бывало, у Голого Лога, у оврага, на дне которого протекает ручей, и разобьемся на два отряда - по одну и по другую сторону Лога. Одним отрядом, в восемнадцать человек, командовал я, а другим, в двадцать пять человек, - мой брат Володя. Все гарцуют на хворостинах, как на ретивых конях. "Русская кавалерия" билась насмерть с "японской". Перестрелка шла голышами, камешками. Стреляли, пока камешек не угодит кому-нибудь в голову. Тогда начиналась перебранка. В моем отряде был и маленький Миша. Я устраивал ему окопчик, он оттуда кидал голыши не хуже других, да еще с какой воинственностью, боевой яростью!

Старший по возрасту Саша Сергин часто водил своих меньших братьев на речку Черную, где ребята купались, ловили рыбу, раков, оживленно обсуждали хуторские новости. Здесь же купали и поили лошадей.

Дом в Кружилинском, где родился М. А. Шолохов

А когда в хутор наведывался коробейник, тут уж был настоящий праздник для ребят. За старые погнутые самовары и тазы, тряпье, куски кожи он давал глиняные свистки, бусы, копилки в виде зверушек, резиновые мячи, рыболовные крючки. Миша особенно радовался, если удавалось заполучить настоящий, фабричный крючок, с зазубриной. Это была мечта любого рыболова. Редко кто из заядлых рыбаков имел Настоящие крючки - в основном пользовались самодельными, из булавок и иголок. Ребята молча, с восхищением заглядывали в сундук на повозке, откуда коробейник не спеша доставал драгоценный товар...

Однажды отец привез из Вешенской граммофон с пластинками. И взрослые, и детвора окружили стол, на котором стояла загадочная машина с сияющим медным раструбом, похожим на желтый луговой колокольчик. Отец покрутил ручку, опустил никелированный хоботок с иглой на пластинку - и комната наполнилась музыкой. Из трубы зазвенел походный военный марш.

Миша тянулся к песне, к музыке. Прислушивался, когда Анастасия Даниловна напевала украинские песни - долгие, тягучие, печальные. Он чутко схватывал напевы и слова и радовался, как находке, волшебству новой песни.

За майданом жил старик, скрипач-самоучка. Еще в турецкую кампанию привез он с Балкан диковинный для хуторян инструмент, выучился играть. В праздничные дни выходил на улицу, садился на скамейку и, окруженный толпой, часами выводил-выговаривал смычком. Миша Шолохов ходил с ребятами слушать скрипача.

А на пасху и троицу хуторские бабы водили хороводы. Сколько огня, веселья было в казачьих песнях! Игровые под пляс, "сердешные", шуточные. Казаки пели походные, про Стеньку Разина, про разродимую сторонушку, про малую птаху-канареечку. С ранних лет Миша Шолохов учился понимать народную песню. У него был хороший музыкальный слух. Он рано выучился играть на гитаре, позднее - на мандолине, пианино. Великолепно знал Шолохов казачий народный фольклор.

Нередко Александр Михайлович, собираясь по делам в Еланскую или Плешаки, брал Мишу с собой. На обратном пути заворачивали к Дону. В жаркий день хотелось искупаться, вдохнуть речной прохлады. С высоких меловых бугров открывалось широкое Обдонье, пойменные леса левобережья. Спускались к воде. Миша собирал речную гальку, отполированные, в завитушках, раковины, наблюдал за рыбаками. Такие поездки наполняли его радостью, он жадно впитывал в себя все звуки и краски огромного, сияющего под высоким солнцем степного мира.

Миша любил ходить с матерью собирать терн. Анастасия Даниловна одевала Мишу в сатиновую рубашку-косоворотку, приглаживала упрямые завитушки светлых льняных волос на лбу и, взяв за ручонку, вела его за хутор, к отножинам яров, с густыми зарослями дубняка, черноклена, терна, дикой вишни, боярышника, дичков яблонь и груш.

Набегавшись вволю, Миша засыпал на коленях у матери. А она, подстелив кофту, укладывала его поудобнее в тени и с нежностью и тревогой всматривалась в чистое, безмятежное лицо спящего сына. Что его ждет впереди? Какая судьба уготована? Кем он будет? Офицером? Или постепенно обрастет хозяйством, будет, как и все хуторяне, пахать землю? Как заглянешь жизни наперед?..

Многое теснилось и болело в материнском сердце, не давало покоя. Но вместе с тем она чувствовала, знала: нет таких мук и лишений, которые она бы не пережила, не вытерпела бы, чтобы оградить, уберечь своего единственного от житейских невзгод. И небывалую решимость, гордость обретала ее изболевшаяся душа в эти минуты. "Это была настоящая русская женщина, крепкая, стойкая, большой нравственной силы", - вспоминал позднее Шолохов.

Характерную черту маленького Миши отметила его двоюродная сестра Мария Ивановна Бондаренко:

- Я жила в хуторе Кружилине, когда он родился. Рос, как и все детишки. Обыкновенный мальчуган был да и все. Шустрый, как и все мальчики. Но очень самолюбивый. Боже сохрани, чтоб кто-нибудь из чужих его приласкал, - отойдет, нахмурится. Сладостями его не приманишь - неподкупный!

Но с товарищами был искренен, честен, неистощимо изобретателен на выдумки, бесхитростно и горячо радовался маленькими ребячьими радостями. Вот одно из воспоминаний Михаила Александровича о своем раннем детстве:

- ...Ходили мы, мальчуганы, на рождество по дворам, христославили. Мне семь лет было. Заглянули к богатым купцам. Гляжу, на комоде лягушонок резиновый... Мои приятели, мальцы, как и я, поют. Я тоже рот раскрываю, а от лягушонка не могу отвести глаз. Блестящий, зеленый, с желтым пузиком... До чего же очаровал! Хозяева заметили мой восторг, подарили... Выходим из хаты, прячу игрушку под шубейку, прижимаю к сердчишку... И так мне было хорошо, что не заметил хозяйского козла. Тот подобрался сзади и - рогами меня... Я бежать, лягушонка еще крепче прижимаю... Козел проклятый бодает в спину. Отстал он только за воротами. А мне радостно - лягушонок вот здесь, у сердца...